С националистами всегда трудно говорить об СССР. В первую очередь, трудно им самим. Потому что с одной стороны – «империя зла» и «тюрьма народов», а с другой – «ликбез» и «социальные лифты». С одной стороны – депортации и цензура, а с другой – оперные театры и университеты в национальных республиках. По одну сторону баррикад – борьба с национализмом, а по другую – массовое книгоиздание на языках союзных республик.
В восьмидесятые годы в Крыму трудно было достать книгу на русском языке, зато украиноязычной литературы было вдосталь. Программ по ликвидации дагестанских, грузинских или казахских селений не было, а утилизация «неперспективных» русских деревень существовала. Вообще, великорусская деревня Центральной России как фактор общенациональной жизни перестала существовать именно тогда, об этом – вся советская «деревенская проза» – те же Белов, Распутин и Астафьев.
Можно, конечно, сказать, что национальное строительство в Союзе было условным, что это был фасад, что главной его задачей было выбить почву из-под ног у национального движения. Тоже верно, но сути это не отменяет – в рамках той матрицы национальные республики должны были служить витриной межнациональной дружбы и культурного прогресса. Иначе придется назвать упразднение в 2001 году Туркменского театра оперы и балета (как «не соответствующего традициям национальной культуры») ничем иным как борьбой с наследием советской деспотии.
Москва будет доказывать всем, что она – куда более заботливая хозяйка для национальных меньшинств полуострова, чем был Киев
Все это я пишу для тех, кто переживает за судьбу украинской и крымскотатарской культур в Крыму. Можете быть уверены – никакой катастрофы не будет. Скорее наоборот – национальные театры отремонтируют и будут вывозить на гастроли, книгоиздание поддержат, памятники обновят. Москва будет доказывать всем, что она – куда более заботливая хозяйка для национальных меньшинств полуострова, чем был Киев.
Собственно, это уже началось. В Бахчисарайском историко-культурном заповеднике «ушли» директора Валерия Науменко – чтобы назначить на его место замглавы местной райгосадминистрации Эльмиру Аблялимову. Отсутствие у нее исторического образования компенсируется тем, что она – протеже местного меджлиса. Он археолог, она экономист. Он кандидат наук, она чиновник. Он профильный специалист, она, быть может, хороший человек, добрая мама и замечательная жена. Но это не профессия.
Бахчисарайский заповедник – это не только Бахчисарайский дворец. Это 138 объектов культурного наследия, полторы тысячи квадратных километров, полторы сотни сотрудников, золотая кладовая, четыре международных конференции и шесть археологических экспедиций в год. Самый поликультурный заповедник – на его территории памятники от палеолита до Второй мировой. Историки уже не раз предлагали выделить из состава заповедника крымскотатарские памятники в отдельный автономный комплекс, чтобы остальной заповедник перестал быть разменной монетой в торгах. Но их не услышали. История в очередной раз стала заложницей политики – сколь бы местечковой та ни была.
Вся эта ситуация – лучшее доказательство того, что никакой маргинализации нацменьшинств ждать в Крыму не стоит. Потому что когда Россия сегодня смотрит в зеркало, то в зеркале отражается Советский Союз. Присоединение Крыма – это, с точки зрения российской повестки, восстановление исторической справедливости и возврат к империи. А у российской империи есть одна-единственная матрица существования – континентальная.
Островная модель империи строится на экономической логике. Колония – нечто вроде сырьевого придатка, поставщики ресурсов, они нужны до тех пор, пока выгоды от их удержания выше издержек. Так было с Британской, Португальской, Испанской и Французской империями. А российская имперскость последних трехсот лет это всегда приоритет идеологии – будь-то торжество православия, либо строительство коммунизма. В такой концепции любую новую территорию надо «обустраивать», «облагораживать», «цивилизовывать».
Когда Россия пытается быть империей, она пытается копировать ту самую модель, в формате которой существовала несколько столетий. У нее просто нет иной исторической памяти – разве что теперь в роли сверхидеи будут выступать пресловутые «традиционные ценности». Россия как главная ревнительница консервативного, Россия как главный барьер на пути «бесполой толерантности», Россия как новый катехон – бастион добра на пути тотальной энтропии.
Присоединение Крыма усилит изоляцию Россию, а изоляция усилит спрос на имперскость
Присоединение Крыма усилит изоляцию Россию, а изоляция усилит спрос на имперскость (должна же быть сверхцель у самоограничений). А имперский дискурс в России – это обязательное прогрессорство любой ценой, пусть даже и за счет своих собственных территорий. Если даже считать присоединение Крыма игрой в СССР, то Россия в этот самый Советский Союз образца середины 70-х с удовольствием будет играть.
А в рамках этого подхода национальные меньшинства, скорее всего, будут чувствовать себя довольно уверенно. Культура тех же крымских татар станет новым экспонатом в музее имперских достижений. Если ради создания витрины надо заменить во главе заповедника археолога на политика, то почему бы этого не сделать? В конце концов, кому какое дело до науки в эпоху политических целесообразностей?
Павел Казарин, крымский обозреватель
Мнения, высказанные в рубрике «Мнение», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
