Московский фотограф Виктория Ивлева отправилась в Славянск помогать его жителям – как представитель благотворительного фонда "Предание". С помощью своих друзей из "Фейсбука" она собрала деньги на продовольствие, медикаменты и другую помощь жителям Славянска. Несколько недель она прожила в городе, который находился под властью ДНР, а затем был освобожден украинскими войсками. О том, как жил Славянск в эти страшные дни, Виктория Ивлева рассказала Радио Свобода.
– Гуманитарная миссия оказалась удачной?
– Я думаю, что ее можно назвать удачной хотя бы для меня лично. Потому что Славянск стал частью моей жизни, которая никогда от меня не уйдет. То, что я пережила вместе с жителями Славянска, прошлось по мне очень здорово. Какие-то важные житейские вещи во мне укрепились и утвердились. Такая для меня это школа была. И я хочу сказать, что моя миссия была бы невозможна без не знакомых мне лично людей из "Фейсбука", которые поверили мне, отозвались на мой призыв о том, что я еду в Славянск, высоким слогом говоря, искупать российскую вину. Конечно, я поехала сюда с бесконечным чувством вины за свою страну. Люди мне поверили, до сих пор переводят деньги, на эти деньги я покупаю лекарства, покупаю хлеб, я вывозила людей на эти деньги. Я хочу всем, кто в этом участвовал, сказать огромное спасибо.
– Те, кто судят о ситуации в Славянске по репортажам российских телеканалов, уверены, что город полностью разрушен – разумеется, украинскими войсками. Так ли это?
Я поехала сюда с бесконечным чувством вины за свою страну
– Нет. Если подойти к делу формально, то, наверное, можно сказать, что военная операция прошла успешно, потому что разрушения и жертвы минимальные. Если смотреть с точки зрения одной семьи, у которой кто-то погиб, то это все ужасающе. В последние дни были обстрелы в районе, где жила я, – это район Артем. В одном пятиэтажном доме снаряд полностью разрушил пролет, все пять этажей рухнули. Около подъезда на скамейке сидели три бабушки, они никуда уйти не успели.
Но если военная операция прошла успешно, то гуманитарной операции попросту и не было. Почему так получилось, я не знаю. Украина – это нежная и ласковая страна; чем больше я здесь бываю, тем больше я в этом убеждаюсь. Все, что здесь происходило, – это страшно далеко от Чечни, в которой никто никого не жалел и каждый выбирался как мог, сам или с помощью мелких гуманитарных организаций. Почему приблизительно то же самое повторилось в отношении жителей Славянска, мне не очень понятно. Я понимаю, что те, кто мог, те, кто имел голову на плечах и деньги, из города уехали или ушли. Остались те, кто как раз наиболее нуждался в помощи: пожилые люди, многодетные семьи, и они были оставлены на произвол судьбы, потому что денег не платили, еду не завозили, из города никого не вывозили, кроме группы неравнодушных горожан, которые работали под руководством протестантского пастора Петра Анатольевича Дудника. Они вывезли более трех с половиной тысяч человек на машинах бесплатно до Святогорска, где уже не стреляли. Я вывезла 45 человек. Это немного, я не хвастаюсь этим, а просто думаю, что если мы, обычные люди, смогли вывезти столько, то, наверное, у государства было больше возможностей помочь. Понятно, что сюда не могли войти регулярные части МЧС. ДНР бы никого не пустило, но организовать волонтеров, которые бы как-то стали помогать, это можно и нужно было сделать, но этого, к сожалению, сделано не было, и это весьма и весьма печально.
– Мэр Славянска Нелли Штепа, которая находилась в качестве привилегированного пленного у сепаратистов, сейчас задержана по обвинению в сотрудничестве с ними. Кто управляет городом?
– Каждый день в исполкоме проходят совещания. На днях я была на таком совещании, его вел один из вице-губернаторов Донецкой области. Есть какой-то штаб, который всем этим руководит. Но я не очень за этим слежу. Для тех, кто прожил здесь самое страшное время, вся шелуха ушла, и осталось главное – желание жить и выжить, все силы потратить на это, а не на глупые разговоры.
– Как жители Славянска вспоминают месяцы правления Стрелкова и его товарищей?
– В основном стараются не вспоминать. Все говорят о том, что никогда не хотели бы пережить что-то подобное. В последние дни было совершенно не важно – кто, а важно – только бы это закончилось. 1 июля я сидела в магазине у знакомых в Славянске, там есть интернет, я писала пост, и мне осталось нажать на кнопку "отправить", в этот момент раздался страшный грохот, взрыв, и свет погас. Это был последний момент света в Славянске, почти на 10 дней город погрузился в полный мрак, мы оказались в каменном веке. Моим любимым предметом в домашней жизни была свечка, а все остальное стало абсолютно бесполезно: компьютер, айпад, фотоаппарат, телефон почти бесполезен, потому что сигнал не проходил. Но слава богу, рядом с моим домом находится водокачка, на которую все ходили за водой. Водокачка работала от генератора, и дяденьки протянули от этого генератора какие-то провода, можно было стоять часами в очереди, а потом заряжать мобильник и компьютер. Вот этим дяденькам низкий поклон, они нашу жизнь скрасили.
– Опасно сейчас в городе? Столкновения, перестрелки продолжаются?
Я никогда в жизни не забуду, как люди бежали за хлебом и как они его целовали
– У меня разное чувство опасности с жителями Славянска, я все-таки человек, за плечами которого много разных опасностей было. А это замечательная, тихая, пасторальная, идиллическая украинская провинция с огромным количеством цветов на улицах, с деревьями прямо под окнами. Вот я протягиваю руку и срываю абрикос с дерева. Здесь, конечно, у людей порог ужаса гораздо ниже, чем у меня. Иногда где-то постреливают, сегодня что-то грохотало, какие-то слухи по городу ходят. Но в общем стало гораздо тише. 5 июля было очень интересно: я на водокачке заряжала телефон, это был шестой час вечера, тихая погода, тени такие длинные. Вдруг из-за угла выворачивает машина, почти беззвучно приближается, военная, типа уазика. На ней украинский флаг. И все замерли. Машина подъехала, высунулся военный, сказал: "Бог в помощь". Улыбнулся и поехал дальше. Тут все как-то зашевелились и поняли, что в город вошла украинская армия. Дальше стали ждать, что будет. Надо сказать, что практически сразу появилась какая-то гуманитарная помощь. Конечно, маленькая, конечно, недостаточная, но в тот же вечер я и люди Дудника из протестантской церкви раздавали первый горячий хлеб. Я никогда в жизни не забуду, как люди бежали за хлебом и как они его целовали. Люди, которые целуют хлеб, что можно сказать? Досталось им здорово.
– Соседние районы остаются под контролем сепаратистов. Туда гуманитарная помощь доставляется?
– Ничего не могу сказать. Здесь информационный вакуум, только два дня назад стало работать телевидение, радио в городе нет, никакого оповещения нет. Все эти дни никто ничего не знал. Могла за это время начаться и кончиться Третья мировая война, мы бы здесь в Славянске об этом не узнали. Сейчас есть только центральное украинское телевидение, нет местного канала, который говорил бы о новостях в городе, где что открыли, какой троллейбус пустили, что работает. Запущены все городские маршруты транспорта, они работают, просто большие перерывы в движении. Но люди об этом узнают с великим трудом, нет никакого оповещения, и это проблема.
– В чем в первую очередь нуждаются жители города?
Если бы даже нам привезли воду из грязной лужи, мы бы ее пили с наслаждением
– У нас так и нет воды, мы ходим на станцию. Стали возвращаться люди: как только перестали стрелять, довольно много людей вернулось, на улицах появились машины. Раньше все сидели по домам, выползали на секунду за водой, с кем-то поговорить и обратно, а сейчас жизнь более нормальная. На водокачке стало больше народу. И вот одна женщина спрашивает: а можно ли пить эту воду? Для нас, кто все это пережил, был такой странный вопрос, потому что, я думаю, если бы даже нам привезли воду из грязной лужи, мы бы ее пили с наслаждением. Вопрос, можно ли пить эту воду, никогда для нас не стоял. Теперь те, кто вернулся на машинах, приезжают на водокачку с кучей баклажек. Там дикие очереди. Старые ветераны славянской осады со своими двумя баклажками очень недовольны. С водой действительно большая проблема: видимо, много было всяких прорывов, что-то заминировано, должны саперы сначала пройти. Несколько аптек в городе открылось. Открылись магазины, как только появился свет, начались выплаты пенсий, хотя и очереди стоят. Но все-таки какое-то пошло движение – это почувствовалось сразу.
– Вы сказали, что о временах правления Стрелкова предпочитают не вспоминать. А на чьей стороне симпатии людей? По-прежнему любят Путина?
Большую роль в славянской истории сыграла мадам Пышняк с историей распятого мальчика
– Я думаю, что очень большую роль в славянской истории сыграла мадам Пышняк с историей распятого мальчика. Потому что Славянск просто негодовал. Я думаю, что это очень многих людей отрезвило. В отношении Путина: все равно есть люди, которые продолжают его нежно любить и хорошо относиться. Конечно, есть люди, которые продолжают нежно относиться к идее ДНР, которые считают, что таким образом можно взять и построить демократическую республику. Я встречала стариков в домах, куда носила гуманитарную помощь, которые говорили, что им приносят пайки от ДНР, и они очень благодарны, все будет хорошо и они построят новую счастливую жизнь. То есть палитра очень разная. Люди все немножко хамелеоны, поэтому понятно, что сейчас пришла украинская армия, конечно, будут склоняться в эту сторону, во всяком случае внешне. И потом все настолько устали, все настолько обалдели от этого страха, от этого бесконечного сидения в подвалах... Я же вытаскивала людей из подвалов, вытаскивала парализованного человека, который несколько дней прожил с отцом в подвале, увозила отсюда. Понятно: всё, что угодно, за кого угодно, только чтобы этого не было. Вообще весь город – это большая психическая травма. Я думаю, что больше всего здесь нужны психологи и клоуны, которые могли бы хоть немножко славянских детей развеселить.
– Сталкивались ли вы с каким-то предубеждением или недоверием? Возможно, какие-то конфликты возникали?
Злость на Россию увеличивается, непонимание российской жестокости
– Удивительно, пока я возила людей через блокпосты, на которых стояли и мои соотечественники (я встретила троих человек из Москвы на блокпостах ДНР), но все посты – и ДНР, и украинской армии – ко мне лично относились абсолютно нормально. Посты ДНР менялись, а на постах украинской армии стояли одни и те же солдаты, которые, конечно, через несколько дней меня узнавали, но все равно проверяли документы, в чем были абсолютно правы. Мы разговаривали на разные темы, ничего лично против меня с их стороны я никогда не почувствовала. Один раз у меня была не очень приятная стычка с человеком, с которым мы развозили хлеб, который посчитал, что я отвечаю за Владимира Владимировича и его политику, он начал меня в этом упрекать. Меня это здорово взбесило. А самая удивительная история произошла в роддоме. Мало того что из него вылетели все стекла и он работать не может, там разграбили аппаратуру на огромную сумму, несколько сот тысяч гривен. Кому она нужна – это другой вопрос, но неважно. Я к ним пришла и сказала: "Здравствуйте, я из фонда, мы могли бы помочь в приобретении аппаратуры. Скажите, пожалуйста, что вам нужно". И человек, дававший когда-то клятву Гиппократа, сказал: "Уйдите отсюда, вы нам уже помогли, нам больше ничего от вас не надо". Я попыталась его остановить во дворе, он чуть не наехал на меня на своей машине, потом вышел из машины, сказал охраннику, чтобы тот меня арестовал. Охранник поморгал ресницами, ничего не поняв. Я сказала: "Вы не волнуйтесь, доктор очень устал". Просто такой посттравматический синдром. Меня, конечно, это очень удручило, потому что печально, когда во враче побеждает злоба, а не клятва Гиппократа. Вот это было, пожалуй, самым удручающим. А со стороны обычных людей, которым я раздавала хлеб, которых я отсюда вывозила, я не видела ничего. Нам тогда было не до того, мы все очень хотели жить, нам это было гораздо важнее. Я пришла к ним как человек, который протянул им руку помощи в трудный момент, они взяли эту помощь с благодарностью, и я им благодарна за то, что они эту помощь приняли. Я очень боялась, думала, что, может быть, я как-то давила на людей, что давайте уезжайте, здесь страшно, здесь опасно. Но сейчас уже встретила две семьи, которые я вывозила, оказалось, что они мне признательны. Я очень рада, что я их встретила, потому что они подтвердили, что я все сделала правильно, конечно, нужно было уехать и хоть сколько-то времени побыть без этого кошмара.
– Вы только что были в Харькове. Что говорят на востоке Украины о новой трагедии, катастрофе "Боинга"?
– Я была в Харькове среди своих друзей на открытии выставки "УПА: Hände hoch". Это очень забавная выставка прекрасных художников из группы ШИЛО – Влада Краснощека, Сергея Лебединского и Вадима Трикоза. Выставка о том, как из игры в войнушку при умелой пропаганде можно привести народ к самой настоящей войне и смерти. Поскольку там все были за единую Украину, ясно, какие велись разговоры на эту тему. Конечно, жуткая злость на Россию. И злость на Россию увеличивается. Непонимание российской жестокости. Хотя все говорят, что неизвестно, кто это сделал, растет ощущение черной дыры, черной беды.
