Загадка из нулевых годов Who is m-r Putin, кажется, окончательно разгадана нынешней весной, но это не значит, что к самому мистеру не осталось вопросов. Напротив. Поняв, кто он такой, мир заметно растревожился и задается новыми вопросами. Причем все больше экзистенциального характера. К примеру, политиков и простых людей интересует, собирается Путин вводить регулярные войска на Украину или не собирается. И если да, то готов ли он к Третьей, заключительной мировой войне.
Вопросы не праздные. Оттого так велик интерес ко всем выступлениям Владимира Владимировича и к его личности. Недавно мировым хитом стала публикация в Newsweek, где рассказывалось о распорядке дня, привычках, пристрастиях и об одиночестве вождя. Портрет вышел довольно зловещий, и мир зябко передернулся.
Одиночество – это плохо. Общительный, окруженный друзьями и подругами человек с ядерной бомбой смотрится как-то позитивней, не правда ли? Речи Путина и события, их сопровождающие, тоже производят мрачноватое впечатление. Вот, например, недели две назад президент вдруг появился на телеэкранах с экстренным телеобращением, и у многих, наверное, пока он не начал говорить, болезненно сжалось сердце. Однако в итоге выступавший сообщил лишь о том, что трагедии "Боинга" не случилось бы, если бы на Украине не было войны – но это мы знали и без Путина. Потом пресс-служба Кремля пообещала заседание Совбеза Российской Федерации, посвященное "вопросам суверенитета и территориальной целостности" государства, и тут интрига затянулась на много томительных часов. Пока национальный лидер не вышел к собравшимся и не объявил, что суверенитету России сегодня, оказывается, ничто не угрожает.
Оставалось лишь гадать о том, что это было. Передумал воевать за ночь? Просто решил пугануть мировую общественность, чтобы держать в тонусе Обаму, Меркель и прочих оппонентов? Или, может, самые главные слова были произнесены потом, когда заседание продолжилось за закрытыми дверями? А какие слова? Это осталось тайной.
Выступление президента России на Поклонной горе, посвященное павшим героям Первой мировой войны, породило свежие вопросы. В особенности один абзац из его речи, о победе, которая была "украдена у страны. Украдена теми, кто призывал к поражению своего Отечества, своей армии, сеял распри внутри России, рвался к власти, предавая национальные интересы". Что это значило? Есть общепризнанный взгляд на эту войну как одну из величайших трагедий, постигших человечество. Страшней была только Вторая мировая, а затмить ее может лишь Третья. И есть точка зрения Путина, о которой мы теперь узнали – про украденную победу, что, в общем, не удивляет. Считает же он величайшей геополитической катастрофой ХХ века распад СССР – одно из самых счастливых событий для народов Восточной Европы и Прибалтики за все годы их существования.
Владимир Владимирович – человек абсолютно советский, что он не устает доказывать своими словами и делами, в относительно мирные времена и на войне
Такой уж он человек, оценивающий вселенские беды по единому образцу: кто победил? Если мы, то слава России. А если они, то позор национал-предателям. Любопытен и психологический подтекст президентских сетований об украденной победе. Все-таки Владимир Владимирович – человек абсолютно советский, что он не устает доказывать своими словами и делами, в относительно мирные времена и на войне. А следствием разгрома царской империи и революций 1917 года стал приход к власти большевиков, типичных, к слову, национал-предателей, и "вооруженного отряда партии" – той самой организации, из недр которой Путин вышел. Десятилетиями неустанно уничтожавшей всех, кто напоминал о России прежней, "белогвардейской": священников, дворян, кулаков, интеллигенцию.
Вероятно, с высоты президентского трона Путин не замечает тотальной несовместимости этих двух государств: России погибшей и возрождающегося "совка" с пародийными орлами, ряжеными казаками и полоумными реконструкторами. И это не только его проблема. Это проблема общероссийская. Еще важнее понять, почему Путин сегодня говорит про украденную победу. Ясно, что в эти дни президент неотступно думает о холодной войне, которую спровоцировал своим украинским походом, о санкциях и о том, как ему выходить из тупика, куда он загнал и себя, и свою страну.
И тут опять возникают вопросы. "Сливать" Новороссию – это для него равнозначно унижению и поражению? Вводить войска в Донбасс, а то и в Киев – это синоним победы? Или, с учетом нынешних обстоятельств, виктория – это бесконечное сидение Стрелкова-Гиркина на востоке Украины, многолетняя, смертельно опасная для российской экономики и украинской государственности война с подвозом бронетехники и патронов и вечными заклинаниями о том, что Россия не является стороной конфликта? И до какой черты он способен отступать, если вообще способен? Донецк? Крым? А до какой черты наступать? Рассматривает ли Путин, в частности, как меру крайнюю, но приемлемую реальную войну с Западом? Ну, чтобы не чувствовать себя обокраденным на одну победу.
Шарада из счастливых нулевых годов разгадана, но мир так устроен, что вслед за разоблаченными подсовывает новые загадки. Характерно, впрочем, что в последние наши годы они связаны преимущественно с одним человеком. С его поступками и речами, военными акциями, экстренными обращениями, историческими оценками, комплексами, повадками, страхами, убеждениями, ностальгией, тоской... Страшно даже подумать о том, как скучно мы бы все жили, если бы его не было совсем.
Илья Мильштейн, политический комментатор и публицист
Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции
