Праздник, как любовь, не подается насилию. Его трудно прогнать, еще труднее насадить. Но иногда он приживается сам по себе, как это вышло с Хэллоуином. Он говорит нам что-то настолько важное, что мы готовы терпеть все бесчинства в ночь накануне Дня всех святых. Когда треть века назад я приехал в Америку, этот праздник меня удивил, напугал и очаровал в равной мере. Но теперь ночь чертовщины превратилась из детского карнавала в привычный уже всем универсальный фестиваль альтернативной реальности. Только этим, решусь предположить, можно объяснить тот непреложный факт, что Хэллоуин с такой легкостью перешагнул границы своего традиционного кельтского ареала и завоевал другие народы и страны, включая, во всяком случае, до недавних пор, и Россию.
Заслуга Хэллоуина в том, что он учит карнавальному обращению с последними тайнами бытия. Смерть в нем спустилась с трагических вершин в обитель гротеска, пародии, черного юмора. В своем древнем шутовском обличии она, хихикая и кривляясь, осваивает новую – современную – действительность. Каскад искусственных кошмаров, которые обрушиваются на нас каждый Хэллоуин, служит инициацией, во время которой мы проходим испытание страхом. Только научившись его преодолевать в игре со смертью, мы готовы вступить на равных правах не в потустороннюю, а во взрослую жизнь. И это делает Хэллоуин уникальным. Это – праздник-исключение. Единственный день в году, когда мы отдаем должное именно и только ночной стороне жизни. Так, смеясь и играя, Хэллоуин маскирует страх перед потусторонними тайнами, который всех нас делает пугливыми детьми, вглядывающимися в тень под кроватью.
О том, насколько универсальны эти предрассудки, говорят данные специального исследования. Согласно опросам авторитетного в США социологического центра, каждый пятый американец считает, что встречался с привидениями, каждый седьмой консультировался с экстрасенсом, трое из четверых верят в парапсихологические явления.
Чтобы объяснить долговечность и повсеместность веры в потустороннюю активность, ученые обратились к эволюции, которая может объяснить природу этой веры нашим внутренним устройством. Так, антрополог Паскаль Бойер считает страх перед инфернальным важным защитным механизмом, внедренным в психику человека на самой ранней стадии его развития. Находясь в постоянной опасности быть съеденным хищником или убитым соперником, наши предки интерпретировали любой знак как сигнал опасности. Вечно живя настороже, они пугались внезапного звука, движения, вспышки света. Обычно это были безобидные явления природы, вроде ветра или грозы, но осторожные выживали чаще беспечных, а значит, и передавали потомству вместе со своими генами страх перед необъяснимым. Закрепленный в тысячах поколениях навык стал называться «интуицией». Это и есть тот расплывчатый термин, который мы употребляем (и которым охотно злоупотребляем), когда говорим о своих отношениях с потусторонним.
Интересно, что такая гипотеза происхождения религиозных эмоций одинаково удобна и для ее автора, убежденного атеиста, и для его верующих сторонников, которые считают, что Бог, управляя эволюцией, передал нам таким образом способность открыть Свое присутствие в этом мире.
В этой перспективе Хэллоуин, несмотря на всю коммерциализацию праздника, сохраняется осколком первобытного мироощущения. Прививка от неизбежного страха перед потусторонним, он заслуживает уважения уже потому, что помог нам выжить и стать людьми.
