Министр иностранных дел Латвии Эдгар Ринкевич снискал внимание российской прессы, в основном, тем, что запретил Иосифу Кобзону и Валерии приехать на "Новую волну", а потом добавил к списку невъездных российских артистов Ивана Охлобыстина и Михаила Пореченкова. Совсем недавно интернет взорвало его признание в "Твиттере" в нетрадиционной сексуальной ориентации.
Между тем, 41-летний политик – профессионал, магистр политических наук и международных отношений. Он занимает свой пост с 2011 года на протяжении уже второго парламентского созыва и усидел в своем кресле в прошлом ноябре, когда после обрушения крыши рижского супермаркета кабинет министров был отправлен в отставку.
– Господин Ринкевич, ровно год прошел с вашего последнего визита в Москву. В прошлом ноябре вы встречались с Ольгой Голодец, с Сергеем Лавровым. Хочется спросить: ничто не предвещало?
– Да, вы правы, год назад я был в Москве, встречался с министром иностранных дел, с вице-премьером, с министром транспорта. Мы проводили заседание Латвийско-российской комиссии по сотрудничеству в экономике и гуманитарной сфере. У нас состоялись довольно продолжительные переговоры с господином Лавровым по ситуации на Украине. Это была та неделя, когда президент Янукович решил отложить подписание договора между Евросоюзом и Украиной об ассоциации и свободной торговле. Мы обсуждали этот вопрос, а также возможное сотрудничество между Россией и Латвией на двустороннем и многостороннем уровне, особенно во время нашего председательства в Евросоюзе. Говорили о том, что надо налаживать все же диалог, искать пути, где у нас интересы более совпадают, чем расходятся. Говорили также о сотрудничестве со странами Центральной Азии и тому подобном.
Мы считаем аннексию Крыма абсолютно незаконной, считаем Крым частью Украины
Тогда, год назад, ничто не предвещало аннексию Крыма и того, что события на Юго-Востоке Украины пойдут таким трагическим путем. И, к сожалению, многое из того, чего мы намеревались достичь с Россией, заморожено. Потому что, вы знаете принципиальную позицию Евросоюза, в том числе и Латвии: мы считаем аннексию Крыма абсолютно незаконной, считаем Крым частью Украины. Мы озабочены и, это слово многие люди произносят с большой иронией…
– "Выражаем беспокойство"?
– Да, вы знаете всю эту лексику, которую иногда используют дипломаты, министры иностранных дел, чтобы как-то выразить свое отношение. Но мы не видим прогресса в выполнении минских соглашений, мы опять видим военную технику, которая, по всем данным, принадлежит Российской Федерации, а сепаратисты в Луганске и Донецке пользуются поддержкой российской стороны. Это завело отношения между Латвией и Россией, между Евросоюзом и Россией в ситуацию, которую я бы назвал не второй "холодной войной", но которую мы можем считать явлением "ледникового" порядка. И это не то, что мы хотели видеть год назад. Мы хотели бы, чтобы Российская Федерация решала проблему, а не была бы ее частью.
– Вы на всем протяжении конфликта поддерживали санкции: первым высказали идею наложить санкции на лидеров правительства Януковича, поддерживали их в отношении России. Как вы думаете, они возымеют политический эффект?
– Во-первых, будем точны по поводу санкций против Януковича и его окружения: это было решение Евросоюза, и вводилось оно в индивидуальном порядке. Но да, я их поддерживал после кровавого разворота событий в Киеве в феврале этого года. И я считаю, что надо было назначить независимое международное расследование и осудить виновных в нарушении прав человека, в убийствах со всех сторон – со всех сторон! – и экстремистов, и правительства, и представителей силовых структур. Но, к сожалению, мы видим, что господин Янукович живет с некоторыми своими приближенными мирно где-то в России.
Мы опять видим военную технику, которая, по всем данным, принадлежит Российской Федерации
Латвия всегда выступала и выступает за политическое решение вопроса. Мы поддерживали Женевский процесс, считали, что есть хороший шанс найти приемлемую формулу между Россией, Украиной, Соединенными Штатами, чтобы урегулировать конфликт на востоке Украины, который возник, как мы считаем, с прямым участием России. Но мы также не должны забывать, что Россия в марте практически за две недели аннексировала Крым, что является серьезнейшим нарушением международного права. Я думаю, что резолюция Генеральной ассамблеи ООН, которую поддержали 100 стран, – довольно весомый аргумент. Мы видим, что были нарушены многие соглашения, в том числе и Будапештский меморандум. И мы считали, что Евросоюз должен был вести политику непризнания Крыма не только политически, но и запретом на инвестиции в Крыму. И визы в Евросоюз должны выдаваться посольствами, которые находятся в Киеве, а не в Москве. Пока единое решение по этому вопросу не принято, но Латвия его выполняет.
По поводу экономических санкций наша позиция была всегда довольно уравновешенной. Мы не считаем, что санкции – самоцель, они должны вводиться только тогда, когда весь комплекс политического, дипломатического урегулирования не дает результата. К сожалению, мы это видели. У нас был женевский формат, у нас был формат Нормандии, много говорили, но мало что делалось. И когда в июле случилась величайшая трагедия, самолет "Малайзийских авиалиний" был сбит, то мы выступили за введение экономических санкций, как и все страны Евросоюза. Мы считали, что они должны вводиться в первую очередь по новым технологиям, по военным контрактам. Для нас абсолютно неприемлемо, что некоторые страны Евросоюза собирались поставлять военную технику или корабли, "Мистрали", стране, которая нарушает международное право, угрожает миру и стабильности. Я думаю, что это было бы довольно необычно, – и я здесь очень дипломатичен, это было бы просто позором для всего Евросоюза – если бы корабль под названием "Севастополь" вошел в Севастопольскую бухту и при этом построен он был бы на территории Евросоюза.
Вместе с тем мы считаем, что если будут положительные сдвиги на востоке Украины, санкции должны смягчаться и отменяться. Так что делать из нас ужасных "ястребов", как это иногда происходит, тоже не надо. Да, у нас есть принципиальная позиция. У нас есть горький исторический опыт 40-х годов, когда Латвия потеряла независимость, так же как Литва и Эстония. Сценарий событий в Крыму и на Востоке Украины нам его напомнил, и мы не можем молчать.
Но, вместе с тем, мы должны вести политический диалог с Россией, даже если он очень труден. И большую роль должна играть европейская дипломатия. Высокие представители по иностранным делам и европейские дипломаты должны участвовать во всех встречах. Мы готовы в случае улучшения ситуации санкции отменить, как это случилось в ситуации с Ираном, когда начались переговоры по ядерной программе, а только что и с Белоруссией.
– Но достигают ли они политического результата?
– Мы, люди, смотрим на некоторые вещи как, знаете, в кино: есть фильм на два часа, час с половиной у нас плохие побеждают, а потом за последние 30 минут все становится на свои места. Но мы же все понимаем, что санкции не дают скорого результата. Я уверен, они способствовали тому, что ситуация в Украине слишком сильно не обострилась. Захвата коридора до Крыма, похода на Киев и тому подобного – к чему, кстати, мы до сих пор слышим призывы некоторых особенно радикально настроенных людей в России, – не случилось.
Когда цены будут расти, в обществе произойдет отрезвление. Людям нравится активная, даже агрессивная внешняя политика, но этому есть своя цена
Вместе с тем, такой эффект, который серьезно почувствовали бы все, достигается не за месяц и даже не за год, а за несколько лет. И санкции, и падение курса рубля, цен на нефть, и серьезный отток капитала из России – и люди тоже уезжают, – показывает российской власти, что все же надо искать иное решение. Я надеюсь, что наши партнеры в Москве это поймут. Да, я знаю, что большинство российских граждан думают: мы справимся. Но, думаю, когда цены будут расти, нужно будет резать многие программы, в обществе произойдет некоторое осмысление и отрезвление. Людям нравится активная, даже агрессивная внешняя политика, но этому есть своя цена.
– А российские артисты почему под горячую руку попались? Еще в апреле вы говорили, что на артистах отыгрываться не надо, что не будете включать их в "черный список".
– Да, и мы увидели, что за три-четыре месяца ситуация кардинально изменилась. Некоторые из них, например господин Кобзон, ведут очень активную политику, которую я бы назвал частью информационной войны.
– А, вот, вы сказали это. Они – агенты Кремля?
Высказывания Охлобыстина были такого порядка, что министру внутренних дел России нужно интерес проявлять и следователям
– Нет, я этого не сказал. Я сказал, что они пропагандируют агрессивную имперскую политику. Мы решили подать жесткий политический сигнал о том, что Латвия как страна Евросоюза не будет той платформой, с которой можно вести такую пропаганду. И я думаю, я был прав: посмотрите, что случилось в конце октября, на эти выступления в Луганске и Донецке, на то, что сделал другой герой, который стрелял в Донецком аэропорту, – он говорит, по мишени, – в каске с надписью "Пресса". Мы знаем, что господин Охлобыстин иногда вытворяет. Даже если он говорит, как он любит украинцев, его высказывания и записи в "Твиттере" были такого порядка, что не министру иностранных дел, а министру внутренних дел Российской Федерации нужно интерес проявлять и следователям – по некоторым статьям уголовного кодекса, которые существуют в каждой стране. Это разжигание этнической розни, это неприемлемо.
Мы не будем запрещать въезд каждому, кто выступает с поддержкой президента Путина и правительства России. Только когда увидим, что черта пересечена
Не забудьте, что решение <о запрете на въезд в Латвию Иосифу Кобзону, Валерии и Олегу Газманову> было принято после того, как был сбит малайзийский авиалайнер. Я счел, что мы должны выразить политическую позицию. С другой стороны, культура, музыка, артисты, если они делают свое дело – это одно, никому не запрещается выступать со своими политическими убеждениями, но когда это становится частью информационно-пропагандистской кампании, Латвия сохраняет за собой право отвечать адекватными мерами. Многие думают, что это было необдуманно, что не надо артистов ущемлять, но я каждое решение очень долго обдумываю. Знаете, у нас тут есть много людей, которые считают, что еще пачками надо вносить. Нет, мы не будем запрещать въезд в нашу страну каждому, кто выступает с поддержкой президента Путина и правительства России. Только когда увидим, что черта пересечена.
– Давайте вернемся к ситуации в латвийском обществе в связи с вашим заявлением в "Твиттере". Судя по реакции, общество у нас гораздо более консервативно настроено, чем ваши коллеги в правительстве.
– Не думаю. И общество, и мои коллеги по политическому цеху восприняли это заявление абсолютно нормально. Как везде, у нас высказываются разные взгляды. Было много поддержки, много критики, заявлений, что это неприемлемо. Но я думаю, что в целом это уже больше не новость, это факт, и общество будет судить обо мне по моей работе больше, чем по тому, что я делаю в своей личной жизни.
Вместе с тем, это решение не было легким, я очень долго думал, и я не считаю это смелостью. Думаю, что надо было сказать правду. И это в некоторой степени будет сигналом для других людей, живущих не так, как большинство, о том, что можно работать, жить и делать хорошую карьеру и в политической, и в экономической, и в культурной областях. И это не является каким-то особым грехом. Думаю, через неделю-две все забудется, и мы будем говорить о приоритетах и работе по председательству Латвии в Евросоюзе, о вопросах, которыми занимается МИД. Я не хотел бы делать из этого сенсацию и скандал, как попытались некоторые, особенно российские, средства массовой информации.
– Ваше заявление было связано в "Твиттере" с законом о партнерстве.
– Да, я считаю, что мы должны начать эту дискуссию. Такого закона пока еще нет, но были предложения от некоторых неправительственных организаций в 2011 году. Я не говорю здесь об однополых браках, которые противоречили бы конституции. Здесь тоже недопонимание иногда возникает. Я говорю о том, что мы должны в цивилизованном порядке обсудить вопросы, которые касаются не только однополых союзов, но и когда мужчина и женщина живут вместе в незарегистрированных отношениях. Проблемы тогда возникают не только в отношении гражданского кодекса. Например, если кто-то из партнеров болеет, то врач не в праве предоставлять о нем информацию официально не зарегистрированному мужу или жене. То же самое по уголовному праву, и есть еще много подобных вопросов.
Пока мы говорим не об однополом партнерстве и тем более не о браке, а о другой юридической форме
Но я не хочу вызвать истерическую реакцию. Пока еще нет поддержки этого закона, в том числе парламентским большинством. Я рассчитываю, что это будет довольно долгий процесс. Если общество к этому не готово, то надо цивилизованно, спокойно объяснять, и не стоит спешить. Иногда аргументами можно убедить и большинство. Я не считаю, что такой закон будет принят в следующем году или даже через 2-3 года. И я уже слышал некоторые предложения: возможно, не нужен особый закон, мы можем принять поправки к тому или другому уже существующему. Но когда с партнером происходит нештатная ситуация, люди проходят тяжкий юридический путь, и суд иногда принимает решение по одному сценарию, а иногда по другому. Поэтому, думаю, есть необходимость в некоторой кодификации юридической практики. Однако пока мы говорим не об однополом партнерстве и тем более не о браке, а о несколько другой юридической форме.
