Ранним субботним утром 26 ноября 1994 года свыше трех тысяч «ополченцев» вошли в Грозный с нескольких направлений при поддержке то ли сорока, то ли даже пятидесяти танков. Экипажи большей части танков были полностью укомплектованы военнослужащими российской армии.
Считается, что первая чеченская война стартовала 11 декабря 1994 года – в день, когда колонны российских войск вошли в Чечню. Однако спусковой крючок «большой войны» нажали все же 26 ноября 1994 года, когда танки так называемой «военной оппозиции» ворвались в Грозный во второй раз. (Подробнее про то, кто и как создавал антидудаевскую оппозицию, и про ее фальстарт 15 октября 1994 г. см. «Штурм, которого не было»).
Сразу после позорного провала штурма 15 октября 1994 года и бегства из Грозного лидеров «оппозиции» заместитель директора Федеральной службы контрразведки (ФСК) России – начальник УФСК по Москве и Московской области Евгений Савостьянов провел в Моздоке «разбор полетов». Как утверждал приглашенный на это совещание Руслан Хасбулатов, Автурханов и Гантамиров, отчитавшись перед Савостьяновым за провал предыдущего дня, «запросили дополнительное оружие, в том числе танки» (Хасбулатов Р. Взорванная жизнь. Кремль и российско-чеченская война. М., 2002. С. 238). По версии Хасбулатова, «недели через две после позорного бегства Автурханова и Гантамирова из Грозного <…> Моздок прекратил поставки оружия этим деятелям». Правда, сам Руслан Имранович уверял, что Москва тогда, мол, «поставила условие: оружие оппозиции будет поставляться лишь в том случае, если Хасбулатов выедет из Чечни» (Там же. С. 263).
Очевидно, имела место оперативная пауза: Москве надо было разобраться в причинах поражения, выработать новые подходы, определив, что делать дальше и на кого ставить. Что вовсе не означало ни прекращения финансирования пресловутой «оппозиции», ни прекращения вооружения и оснащения ее боевиков. Порой вооружение передавали боевикам не напрямую от военных, а через промежуточную «инстанцию» в виде внутренних войск МВД.
Правда, командующего внутренними войсками генерала Анатолия Куликова смущали доклады, «что у оппозиционеров нет людей, умеющих применять огнеметы, станковые гранатометы или групповое оружие…» (Куликов А. Тяжелые звезды. М., 2002. С. 238). Впрочем, проблему специальной подготовки чеченских боевиков решили быстро: ее организацию поручили армейцам. Как открытым текстом признал Ахмед Келиматов, назначенный тогда командующим «оппозиционным ополчением
Выполнял приказ, но душа моя была не на месте. Понимал, что достаточно дуновения политического ветерка, чтобы часть оппозиции, до этого демонстрировавшая союзнические чувства, либо струсит, либо – в лучшем случае – продаст оружие на базареКомандующий внутренними войсками генерал Анатолий Куликов
Притеречья и заместителем Главкома Автурханова», в октябре 1994 года «отряд чеченской оппозиции из 120 человек под руководством офицеров 33-го мотострелкового полка проходит месячные курсы подготовки на полигоне «Прудбой» 8-го Волгоградского армейского корпуса Российской армии» (Келиматов А. Чечня в когтях дьявола или на пути к самоуничтожению. М., 2003. С. 357). Здесь господин Келиматов «слегка» лукавит: на том полигоне – его еще именовали тогда учебным центром «Прудбой» 33-го полка 20-й мотострелковой дивизии – подготовку прошли не 120 боевиков «оппозиции», много больше. Да и натаскивали там чеченских боевиков – обычно партиями по 150 человек – по крайней мере, с лета 1994 года. Обычно практиковались двухнедельные курсы.
Несмотря на это, иллюзий на предмет высокой боеспособности боевиков, пусть и прошедших подготовку на «Прудбое», не питали ни сами «полководцы», ни их московские кураторы. Тот же Куликов отмечал, что «выполнял приказ, но душа моя была не на месте. Понимал, что достаточно дуновения политического ветерка, чтобы часть оппозиции, до этого демонстрировавшая союзнические чувства, либо струсит, либо – в лучшем случае – продаст оружие на базаре» (Куликов А. Указ. соч. С. 238). Принципиальная неспособность к самостоятельным мало-мальски эффективным действиям стала наиболее очевидна после позорного фиаско с налетом на Грозный 15 октября 1994 года. Судя по всему, именно тогда и родилась идея ликвидировать нехватку военных специалистов в рядах «оппозиции» за счет командированных туда профессионалов.
По версии Куликова, впервые с этой идеей выступил на одном из совещаний Евгений Савостьянов, курировавший чеченскую проблему по линии ФСК, и «некоторым эта мысль показалась весьма остроумной: с одной стороны, репутация официальной России при любом исходе оставалась вроде бы безупречной, с другой – сладкой музыкой в ушах некоторых генералов еще звучали обещания, которые вдували им Автурханов с Гантамировым: мол, дайте нам пару десятков танков, дайте нам экипажи, которые умеют стрелять, а остальное решится само собой…» (Куликов А. Указ. соч. С. 238-239).
Администрация президента Ельцина видела задачу антидудаевских формирований предельно конкретно и одноразово: они должны были обеспечить повод для масштабного ввода войск в Чечню. Скажем, взяв центр, если и не весь Грозный, на пару дней или даже часов, без разницы! Нужно было создать иллюзию вспыхнувшей в Чечне гражданской войны, не оставившей Кремлю иного выбора, кроме прямого военного вмешательства – для защиты мирного населения, разумеется…
Смерть по тарифу
1 ноября 1994 года появилась директива Генерального штаба Вооруженных сил РФ № 312/1/0130ш, согласно которой Северо-Кавказский военный округ должен был предоставить «оппозиции» 40 танков Т-72. Еще раньше, в октябре, согласно указаниям президента Ельцина, министр обороны России генерал армии Павел Грачев распорядился организовать в Главном оперативном управлении (ГОУ) Генштаба оперативную группу по Чечне, в задачу которой входила разработка сценария различных вариантов использования силовых методов в отношении Чечни, включая непосредственный ввод войск и боевые действия. Помимо этого на пресловутую оперативную группу возлагалось обеспечение координации действий собственно армии, частей МВД, пограничных войск и спецслужб при планировании и подготовке операции вторжения, сбор и анализ информации о численности, дислокации и вооружении чеченских формирований. Эту группу возглавили первый заместитель начальника ГОУ Генштаба генерал-лейтенант Анатолий Квашнин и заместитель начальника ГОУ генерал-лейтенант Леонтий Шевцов.
3 ноября 1994 года сотрудники Управления военной контрразведки ФСК приступили к вербовке танкистов-«добровольцев» в частях Московского военного округа – во 2-й гвардейской Таманской мотострелковой дивизии, 4-й гвардейской Кантемировской танковой дивизии, 18-й отдельной мотострелковой бригаде и на Высших офицерских курсах «Выстрел». Всего чекистами было навербовано 82 танкиста: большей частью офицеры – в звании от лейтенанта до майора, несколько прапорщиков и солдат срочной службы. Все это делалось по приказу и с санкции руководства министра обороны (Павел Грачев), начальника Генштаба (Михаил Колесников), командования Московского военного округа (Леонтий Кузнецов), ФСК (Сергей Степашин), Управления военной контрразведки ФСК (генерал-полковник Алексей Моляков).
Согласно признаниям танкистов, попавших в плен, с ними от имени ФСК заключался письменный контракт, согласно которому им авансом выплачивался один миллион рублей (324 доллара США по курсу ЦБ РФ на 2 ноября 1994 года), еще не менее трех миллионов рублей (972 доллара) было обещано выплатить по завершении операции – по крайней мере, так говорил после своего пленения старший прапорщик гвардейской Кантемировской танковой дивизии Николай Потехин, с которым мне довелось общаться в Грозном. Формально это была контрактная плата лишь за «перегон» танковой техники из Моздока в Чечню.
Помимо этого, по отдельной графе шла оплата за участие в боевых действиях и за уничтожение техники противника. Легкое ранение оценивалось в 25 миллионов рублей (8103 доллара), среднее – в 50 миллионов рублей (16 207 долларов), тяжелое – в 75 миллионов рублей (24 311 долларов), смерть военнослужащего – в 150 миллионов рублей (48 622 доллара). По линии правительства доставкой «добровольцев» в Моздок с подмосковного военного аэродрома Чкаловский занимался заместитель министра по делам национальностей и региональной политики, бывший армейский политработник генерал-майор (позже – генерал-лейтенант) Александр Котенков.
10 ноября 1994 года лидеры «оппозиции» получили информацию из Моздока: принято окончательное решение о вводе войск в Чечню, но, по выражению Келиматова, «процедура ввода» будет определена в субботу 12 ноября 1994 года (Келиматов А. Указ. соч. С. 358). В тот же день было создано так называемое «правительство Чеченской Республики при Временном совете», которое возглавил Саламбек Хаджиев, бывший министр нефтехимической промышленности СССР.
Далее все по плану. В Моздок прибыли завербованные «волонтеры», начали готовить танки к переброске в Чечню. 17 ноября 1994 года перегнали первые 12 танков Т-72 и две фуры с оружием из Моздока в Знаменское. В тот же день в Моздок из Москвы прибыла большая группа генералов и офицеров во главе с начальником Генерального штаба генерал-полковников (позже – генерал армии) Михаилом Колесниковым. Непосредственное руководство операцией было возложено на заместителя командира 8-го армейского корпуса генерал-майора Геннадия Жукова, хотя на деле все реальные нити управления сосредоточились в руках генерала Котенкова.
Тем временем руководство «оппозиции» активно работало над организацией предлога для обоснования ввода войск. Поскольку никакой гражданской войны в Чечне не было, учинили ее имитацию: при поддержке российской авиации провели операцию по захвату села Братское. Как еще 15 ноября 1994 года заявил Ахмеду Келиматову его босс, Умар Автурханов, «пора нам ездить в Моздок прямо через Братское» (Там же). «Командарму Притеречья« была обещана помощь российских вертолетчиков. Вертолеты ударили по позициям дудаевских сил в Братском 18 ноября в 15:30, потом ударили минометчики и артиллеристы – те самые, которых готовили на полигоне «Прудбой», уже под ночь поспела и танковая колонна. Такая вот была репетиция, как раз и давшая затем Сергею Филатову, тогдашнему главе администрации президента, основание отписать в своих мемуарах: «…разрасталась гражданская война в Чечне» (Филатов С. Совершенно несекретно. М., 2000. С. 253).
Четыре тысячи вязаных шапочек
Финальный военный совет о выступлении на Грозный состоялся в Моздоке 22 ноября 1994 года. Руководителей «оппозиции» доставили туда из Знаменской на вертолетах Ми-8 российской армии. Совещание вели генералы Котенков и Жуков. План был таков: в штурме Грозного участвуют 40 танков Т-72 (по другой версии, танков было 50) с российскими и смешанными российско-чеченскими экипажами, 26 бронетранспортеров и не менее 46 автомобилей ГАЗ-66 с боевиками «оппозиции» на борту. Связь с командным пунктом в Моздоке и между подразделениями должны были обеспечить 80 радиостанций Р-105М и четыре командно-штабные машины связи (КШМ), одну из которых сразу же передали Хасбулатову (Келиматов А. Указ. соч. С. 362). На случай выхода раций из строя в качестве резервных средств связи Котенков предложил использовать …сигнальные ракеты и трассирующие пули.
Общая численность наступавшей на Грозный «оппозиционной» группировки должна была составить 3,5-4 тысячи человек. По крайней мере, в канун выступления было выдано именно столько одноцветных вязаных шапочек, специально заказанных для опознания своих. Наступление на Грозный планировалось с двух сторон – с шестнадцати исходных позиций с севера, из Притеречья – под командованием Келиматова и с двух позиций со стороны Урус-Мартана, с юго-запада – под командованием Гантамирова. По 20-25 танков в каждой из основных колонн. Еще 18 штурмовых групп должны были находиться в резерве.
Штурмовые группы, по представленному Котенковым на моздокском совещании плану, должны были выглядеть так: «Впереди пойдут 8-12 человек – группа обнаружения и разведки. Их задача обнаружить скрытые огневые точки противника для нанесения удара основными силами группы. За ними, на определенном расстоянии, следуют два танка, чуть позади – БТР связи, за ней – пехота от 40 до 60 человек, как прикрытие брони, следом – автотранспорт и машина скорой медицинской помощи. Замыкает штурмовую группу второй БТР связи. Водители боевых машин поддерживают связь как между собой, так и между командирами групп и штабом» (Там же. С. 363).
Дабы не перепутать свои танки с дудаевскими, Котенков приказал Келиматову покрасить башни танков в один цвет, но сделать это лишь за 30 минут до выхода на марш: «Для этого мы выдадим танкистам баночки с нитрокраской, которая будет выдана в положенный срок командирам танков. Цвет краски пока не оглашается» (Там же. С. 363-364).
Командирам штурмовых групп и танков было предписано, переодевшись в рабочую спецовку, за день-два до операции пешком пройти свои маршруты от въезда в Грозный до дворца Дудаева. Как выяснилось впоследствии, практически никто этого не сделал. Как утверждал Келиматов, этот план разрабатывался только российскими спецами, до полевых командиров «военной оппозиции» его лишь довели: «Котенков изложил нам «заготовленный» (!) план захвата президентского дворца и взятия под контроль силами оппозиции города Грозного» (Там же. С. 361). На резонный вопрос, кто непосредственно входит в штаб и где он разместится, Котенков отрезал: «Штаб будет постоянно находиться в воздухе! А руководить операцией буду лично» (Там же. С. 362).
По версии Хасбулатова, помимо Котенкова, операцию разрабатывала в Моздоке группа генералов во главе с начальником штаба – первым заместителем командующего ВВ МВД Анатолием Шкирко, а политическое решение о военном вторжении под флагом оппозиции за несколько дней до того было принято на уровне президента (Хасбулатов Р. Указ. соч. С. 309).
В общем, отряды «оппозиции», усиленные российской бронетехникой с российскими же экипажами, должны были ворваться в Грозный, затем, как признавал Хасбулатов, «марионеточное правительство «национального возрождения» Чечни специальным декретом легализует ввод регулярных войск России. <…> Что же касается Д. Дудаева, то он должен был повторить судьбу Хафизуллы Амина, расстрелянного при штурме президентского дворца в Кабуле, – это так планировалось стороной, готовящей очевидную агрессию» (Там же. С. 311).
Никаких выборов, никаких съездов народа Москва не потерпит. Не для того мне дали танки, чтобы вручить власть народу или его избранникам, кем бы они ни были…Саламбек Хаджиев
Группировка Келиматова выступала на Грозный из села Толстой-Юрт – штаб-квартиры хасбулатовской «Миротворческой группы» – там «военная оппозиция» на ночь разместила свой временный штаб. По версии Хасбулатова, он тогда пытался отговорить Автурханова и Хаджиева от похода на Грозный: «Все было бесполезно. Собеседники признались, что решение в Моздоке о взятии Грозного окончательно принято, и они ничего не могут сделать» (Там же. С. 271). Еще Хасбулатов упоминает разговор с Хаджиевым 24 ноября: Хаджиев, сославшись на «московское руководство», резко выступил против готовившегося тогда Хасбулатовым чрезвычайного съезда народных представителей: «Никаких выборов, никаких съездов народа Москва не потерпит. Не для того мне дали танки, чтобы вручить власть народу или его избранникам, кем бы они ни были…» (Хасбулатов Р. Чечня: мне не дали остановить войну. Записки миротворца. М., 1995. С. 41).
По разработанному в Моздоке плану ударные группы должны были выдвинуться на Грозный 26 ноября 1994 года в 4:30 и за два часа до рассвета, в 6:00, уже взять в кольцо президентский дворец Дудаева – здание бывшего Чечено-Ингушского обкома КПСС (или, как его тогда называли, Реском). Помимо этого, планировалось взять под контроль телецентр. Наземным группам была обещана поддержка с воздуха – ударными вертолетами и штурмовиками.
Танки в поисках солярки
План посыпался с самого начала. Когда «командарм Притеречья» Келиматов в 3:00 собрал комбатов и командиров штурмовых групп, выяснилось, что боевики к выступлению не готовы. «Нерешенными оказались именно те проблемы, за которые отвечал Автурханов: это и нехватка транспорта под людей, и севшие аккумуляторные батареи в радиостанциях, и отсутствие горючего в танках. Все это обнаруживается именно в тот момент, когда должны выступать» (Келиматов А. Указ. соч. С. 372). В общем, одни двинулись на транспорте, другие – пешим порядком, «а танки в поисках соляры начали метаться от одной заправки к другой. Связь с командирами и колонной практически отсутствует» (Там же).
Так что восход солнца застал ударную группировку Келиматова не возле дворца Дудаева, как это должно было быть по плану, а еще на Терском хребте. В Грозном уже шел бой. Лишь около 9 часов утра колонна миновала консервный завод, но к тому времени уже было обезглавлено командование ударного батальона: убит его командир, Яхья Гериханов, тяжело ранены начальник штаба и командир одной из рот. Как оказалось, батальон Гериханова, первым прорвавшийся к президентскому дворцу, оказался там в огненном мешке: «Противник выставил засаду повсеместно по всему жилому сектору» (Келиматов А. Указ. соч. С. 373). Еще бы, при такой организации похода на Грозный было бы удивительно, если бы о нем в деталях не знали те, против кого он был нацелен. Как можно было об этом не знать, когда через всю республику из Моздока колоннами гонят танки, бронетранспортеры, а 3-4 тысячи вооруженных людей вдруг одновременно собираются в нескольких опорных пунктах?! Не говоря уж о том, что работала разведка, самые сокровенные сведения продавались-покупались за гроши, да и просто утекали.
За все время нашего нахождения в Грозном к нам не присоединился ни один доброволец из числа городского ополченияАхмед Келиматов
Тем паче что никаких внятных и четких планов у «оппозиции», на самом деле, и не было. Дойдя до Дома печати, Автурханов продвижение остановил, развернул там свой штаб, связался с Моздоком и доложил кураторам о достигнутом. Вместо того, чтобы руководить своими штурмовыми группами, там же завис и Гантамиров, утративший связь со своими подразделениями. Как выяснилось, его формирования, застряв в районе Черноречья, так и провели там все время. Еще два батальона, подчиненные уже Келиматову, по его словам, вообще словно «провалились под землю». В общем, полный хаос, никакой связи, никакого управления, никто не знает, что делать. Танки, тем временем, мечутся по улицам незнакомого города без пехотного прикрытия, из засад, из подворотен их расстреливают из гранатометов. Деморализация бойцов «оппозиции» полная, когда Автурханов вышел к своим людям, его уже никто не слушал и не понимал, «потому что не появились обещанные им и Котенковым самолеты и вертолеты, <…> потому что не обеспечил бойцов транспортом и связью, подвел танкистов, предал их веру и надежду» (Келиматов А. Указ. соч. С. 377).
Полевые командиры «оппозиции» сами поначалу особо не суетились, потому как помнили: согласно моздокскому плану, сразу вслед за «военной оппозицией» обещан был ввод российских войск – для установления «конституционного порядка», они-то и должны были добить «дудаевские отряды». Но штаб Котенкова молчал весь день. Что же касается местных жителей, то, как сокрушался все тот же Келиматов, «за все время нашего нахождения в Грозном к нам не присоединился ни один доброволец из числа городского ополчения» (Там же. С. 373).
«Больше всего потряс цинизм»
Тем временем в Москве, как позже напишет Сергей Филатов, уже «подготовили проект указа о введении в Чечне чрезвычайного положения. Требовалось ввести туда внутренние войска, чтобы помочь Временному Совету сохранить власть в Грозном» (Филатов С. Указ. соч. С. 254). По версии тогдашнего руководителя президентской администрации, всему помешал министр внутренних дел Виктор Ерин, заявивший президенту, что все происходящее в Чечне требует серьезной проверки, так что лучше хотя бы несколько дней понаблюдать за развитием событий. Как примечательно обмолвился Филатов, оперативные данные были у ФСК, но «Ерин традиционно не поверил им» (Там же). Хотя, как на голубом глазу утверждал Филатов, дворец Дудаева во второй половине дня… «был захвачен отрядом Лабазанова» (Там же)!
Мало того что этого не было, поскольку люди Лабазанова в то время по традиции занимались мародерством и грабежами ларьков, так господин Филатов отписал, что отряды оппозиции предприняли штурм Грозного «после массированного артобстрела», хотя никакой артиллерии у «оппозиции» во время того штурма не было и в помине. Это лишь к вопросу о том, насколько глава администрации президента – один из главных организаторов той авантюры – владел реальной информацией о ситуации в Чечне!
Уже в 16 часов дня 26 ноября «бледный, заискивающий Хаджиев прибыл в Толстой-Юрт, в мою штаб-квартиру», – вспоминал Хасбулатов. Тщетно пытался связаться с Моздоком, Москвой. Около 22 часов ночи туда же примчался и Автурханов, бросивший в Грозном своих бойцов. К вечеру 26 ноября все и было кончено: поражение «ополченцев» было сокрушительным. Как писал впоследствии генерал армии Анатолий Куликов, «мне рассказывали, что Автурханов в Доме печати чуть ли не коньяк уже разливал по стаканам, празднуя победу, когда боевики начали расстреливать танки на улицах города. Их экипажи, укомплектованные в основном российскими военнослужащими, ввязались в бой, но не были поддержаны отрядами оппозиции и частью погибли, а частью сдались в плен. То, что затевалось как авантюра, было просто обречено на поражение» (Куликов А. Указ. соч. С. 240).
Если бы воевала российская армия, то, по крайней мере, одним парашютно-десантным полком можно было бы в течение двух часов решить все вопросыМинистр обороны Павел Грачев
По одним данным, «оппозиция» потеряла в тот день в Грозном 22 танка, по другим – 36, по третьим – все до единого. Сколько российских военнослужащих погибли тогда, достоверно неведомо, но известно, что в плен попал 21 российский танкист: семь солдат и сержантов срочной службы, один старший прапорщик, семь лейтенантов и старших лейтенантов, пять капитанов и один майор.
Вечером 27 ноября 1994 года телеканалы впервые сообщили, что в подбитых и захваченных на улицах Грозного танках были российские танкисты. Но министр обороны Павел Грачев с изумлением на лице все отрицал, утверждая, что понятия не имеет, что за наемники штурмовали Грозный, да и вообще, мол, «только безграмотные командиры могут воевать танками в городе», а «если бы воевала российская армия, то, по крайней мере, одним парашютно-десантным полком можно было бы в течение двух часов решить все вопросы» (Радио России, 1994, 28 ноября, 11:00).
Даже генерал Анатолий Куликов, пусть и годы спустя, написал, что во всей этой истории его «больше всего потряс цинизм, с которым от своих военнослужащих сразу же отбоярились именно те чиновники и военачальники, на которых лежала ответственность за провальное наступление оппозиции. Думаю, не только у меня сжималось сердце, когда эти пленные и эти сгоревшие в бою танкисты вдруг стали именоваться «наемниками» без роду и племени. Не знаю, какие золотые горы были обещаны этим бойцам перед отправкой в Чечню, но вот проданы они были – живые и мертвые – с такой суетливой поспешностью и бесстыдством <…> ничем иным, кроме как предательством собственных солдат, нельзя назвать эти неуклюжие попытки чиновников сделать вид, что пленные и погибшие «добровольцы» попали в Чечню неизвестно откуда и воевали исключительно за деньги» (Куликов А. Указ. соч. С. 240-241).
Тем не менее, может, именно это и было реальной задачей московских кураторов той чеченской «оппозиции»: так запалить, чтобы уже никуда деться было нельзя – кроме как ввести армию…