В 2014 году украинцы и россияне начали жить по новым правилам взаимоотношений. Это отметил даже премьер-министр России Дмитрий Медведев, который написал большую статью на эту тему. Ее содержание, по мнению комментаторов, сводится к тому, что «Крым – наш», российский, а во всех других бедах виноват Запад. Данные социологов говорят о том, что и сами россияне уже готовы жить с украинцами по новым правилам, где нет места «братским отношениям», а соседские должны строиться на основе экономических интересов. Однако, еще и до нынешнего кризиса в отношениях большинство россиян хорошо осознавали, что украинцы живут в другом государстве. Поэтому можно ли говорить, что окончательный разрыв наступил именно сейчас? Об этом говорим с известным публицистом, который делит свое время между киевскими, крымскими и московскими изданиями, Павлом Казариным.
– Думаю, что окончательный разрыв произошел именно сейчас. Потому что значительная часть российских граждан не воспринимали Украину как суверенное государство с собственной внутренней и внешней политикой, которая может принимать решения о тесных отношениях с Россией, а может пойти в Европу. В этом и была проблема.
Знаете, в 1968 году, когда советская армия оккупировала Прагу, чешские военные не открывали огонь. Можно, конечно, говорить, что они не получили приказа, но мне кажется, что главная причина была не в этом. Тогда с момента окончания Второй мировой войны прошло всего 23 года. И в Чехословакии была еще жива память о советском солдате-освободителе. Мне кажется, что дальнейшие события 1968 года этот тумблер в голове чехов переключили.
Думаю, что нечто подобное происходило и в Украине в 2014 году, потому что также украинская армия не открыла огонь, когда российские военные вошли на ее территорию. Да, можно сказать, что не было приказа, и военные не действуют по своему усмотрению. Но главная причина, как мне кажется, заключается в том, что на тот момент российские солдаты воспринимались в Украине, как солдаты братского дружественного государства.
В Крыму и на Донбассе весь запас «братского и дружественного» был растраченПавел Казарин
Но теперь мы понимаем, что сейчас, если бы российские солдаты появились где-то в другом месте в Украине, украинские солдаты уже бы открыли огонь. И это было бы именно потому, что в Крыму и на Донбассе весь запас «братского и дружественного» был растрачен. Сейчас украинские граждане очень скептически относятся к попыткам рассуждать о «братских народах» и «братских странах».
И если мы возьмем данные социологов, ВЦИОМ, то мы увидим, что 56% россиян не воспринимают Центральную и Западную Украину, как часть «русского мира». И в этом списке регионов, не относящихся к «русскому миру», вслед за Украиной, есть Балтийский регион, а именно этот регион в России называют самым антироссийским. Это ментальное изменение во взаимных отношениях в основном произошло в 2014 году после событий в Крыму и на Донбассе.
– Украинцы и русские не имеют опыта соседских отношений. Они всегда были асимметричными. По вашему мнению, украинцы готовы выйти из парадигмы отношения к русским, как к определенному образцу, когда культурные модели, политические, государственные, были заимствованы из Москвы?
– Я согласен с тем, что отношения Украины и России всегда были асимметричными. Но мы сейчас живем в момент схода лавины. Когда она сойдет, мы увидим совсем другой ландшафт. Но какой он будет, об этом мы можем только догадываться.
Поэтому нам очень сложно говорить о том, как будет жить Украина, потеряв эту ментальную зависимость от России. Ибо мы не знаем, что произойдет с самой Россией.
Современная Россия воспринимает себя как единственную наследницу и Советского Союза, и всего культурного наследия, которое осталось с тех времен. Однако, мне кажется, что это очень условное явление. Мы, например, знаем, что Бразилия говорит на португальском языке и большинство населения там исповедует католицизм. Но на основании этого факта никто не говорит о каком-то «лузофонном мире». Так же, я думаю, что Украина будет использовать русский язык, вероятно, что появится украинская форма русского языка, как существует региональная форма английского языка. Вполне возможно, что часть культурного контекста, которая была накоплена в советские времена или во времена Российской империи, будет использоваться в Украине. Возможно, в России Николая Гоголя будут считать русским писателем, а в Украине – украинским.
– Опыт прошлых примирений и выстраивания новых отношений между народами в Европе свидетельствует о том, что, кроме экономического сотрудничества, важную роль сыграли представители гуманитарной сферы. Но трудно представить себе представителей Русской православной церкви, которые бы вышли с формулой «Прощаем и просим прощения». Не станет совместная история главным камнем преткновения на пути к примирению? Ведь ее трактовка соседями будет восприниматься как искажение?
Проблема России заключается в том, что она стала империей до того, как стала национальным государством. Именно поэтому в России не сформировалась политическая нацияПавел Казарин
– Проблема России заключается в том, что она стала империей до того, как стала национальным государством. Именно поэтому в России не сформировалась политическая нация.
Думаю, что в результате всех событий, происходящих в этом году, и тех, которые состоятся в течение следующих лет, Россию ждет очень серьезная трансформация. Не исключено, что через несколько лет мы увидим на ее месте какое-то совсем другое государственное образование с совершенно другими ценностными установками.
Я думаю, что в 1987 году очень мало людей могло предсказать, что произойдет в 1991 году. И что непоколебимая машина Советского Союза разлетится на много национальных квартир.
Я думаю, что и Россия, которую мы пытаемся увидеть, заглядывая в будущее, будет совсем другой. Она может быть более миролюбивой или более воинственной, чем нынешняя. Она может быть такой же по размеру, а может быть другой, а может их будет несколько. Но в любом случае, она будет другой и будет действовать по другой логике, в рамках какой-либо другой матрицы.
Поэтому мне трудно говорить о том, как будет вести себя Россия, или ее элита через пять или десять лет. Мое глубокое убеждение, что России придется пройти путем глубинных трансформаций, даже если она сейчас этого не осознает.