Глава латвийского Центра исследований восточно-европейской политики, историк Айнарс Лерхис считает, что Россия готовила события в Украине долго и кропотливо и что делалось это по той же схеме, по которой Москва уже два десятилетия оказывает непрямое политическое влияние на другие страны бывшего СССР.
По заказу базирующегося в Риге Центра стратегических коммуникаций НАТО организация Лерхиса исследовала развитие российской информационной кампании против Украины, начиная с Вильнюсского саммита в ноябре 2013 года до Крымского референдума. Осенью публике был представлен коллективный сборник «Публичная дипломатия России в Латвии: СМИ и неправительственный сектор». Айнарс Лерхис рассказал Радио Свобода, как Россия играет словами на чужом информационном поле.
– Информационное воздействие тесно связано с терминологией. Иногда политологи и специалисты по коммуникациям называют ее по-английски wording. Это особые слова, которые используются при разъяснении ситуации обществу.
Когда идет идеологическая борьба, стороны стараются употреблять термины, которые могли бы остаться в памяти людей как позитивные формулировки
Некоторые теперешние формулировки начали использоваться в пропаганде еще в советское время, другие возникли в постсоветский период. Эта лексика имеет два пласта. Первый обслуживает более широкий контекст, в котором представители российских СМИ, или, как многие сейчас уже говорят, представители средств массовой пропаганды, говорят о политике в связке с культурой, историей, образованием, языком. Это основные направления отношений России с бывшими советскими республиками, а ныне независимыми государствами. Практически везде для России важен вопрос о статусе русского языка, о русской культурной жизни, существует интерпретация исторических событий, отличная от господствующей в этой стране.
Назовем это большой политикой. Второй пласт более тонкий – производство новых терминов. Некоторые появились, к примеру, в 2014 году в связи с Украиной: «вежливые люди», «принуждение к миру» и прочие словечки и фразы, призванные сформировать позитивное отношение к действиям России. Они не только сопровождают политику, но и выполняют самостоятельную задачу. Когда происходит информационная конфронтация или идет идеологическая борьба, стороны стараются употреблять какие-то термины, которые могли бы остаться в памяти людей как позитивные формулировки. Их производство – работа для психологов, специалистов по воздействию на умы. Но некоторые формулировки подбрасывает и сама жизнь.
– Какие каналы используются для того, чтобы доносить всю эту продукцию до людей в разных странах?
– Во-первых, средства массовой информации, которые играют важную роль вообще на территории бывшего Советского Союза, а особенно там, где есть два информационных пространства, как в Латвии. Во-вторых, официальная информация, отражающая мнение правительства и главы государства, в случае России говорят «позицию Кремля». В известной степени каналом распространения являются НПО. Некоторая часть так называемых неправительственных организаций при этом все же отражает мнение правительства, и иногда возникают сомнения в их самостоятельности. Наверняка, некоторые из них финансируются государством: это так называемые GONGO – правительственные неправительственные организации (A government organized non-governmental organization). В последнее время на некоторых заседаниях Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе высказывались сомнения в статусе этих негосударственных учреждений, и, наверное, в будущем нас ждут дискуссии о том, что делать с такими организациями, поскольку их представители приглашаются в качестве экспертов на различные совещания.
– В Латвии есть такие НПО?
– Есть ряд организаций, деятельность которых, судя по названию, должна охватывать обширную сферу, но отражает преимущественно интересы русскоязычного населения. Например, Латвийский комитет по правам человека занимается в основном проблемами русского языка и гражданства. Иногда организации, которые представляют интересы русскоязычного населения, пытаются говорить от имени всех меньшинств, проживающих в Латвии: поляков, литовцев, эстонцев. Но им не давали на это разрешения. Эти организации координируют свои действия с Советом общественных организаций при посольстве России. Почему-то они сотрудничают с посольством только одной страны. Мы видим, что представители этих организаций бывают в России на съездах соотечественников, на которых кроме представителей НПО присутствуют члены правительства и парламента, других официальных государственных учреждений России. И некоторые идеи этих организаций программного характера звучат из уст государственных руководителей России.
– Как, по-вашему, могут ли сейчас организации, которые хотят выступать от имени русских, защищать права русскоязычного населения, дистанцироваться от политики России?
– Дистанцироваться можно, но трудно. Есть важный момент: почти вся информационная среда, охваченная местными СМИ на русском языке, отражает в основном позицию России, и очень немногие материалы содержат критический анализ процессов, происходящих в России. Мы знаем, что есть люди, которые не разделяют эту позицию, но почему-то мы это мало наблюдаем в газетах, телепередачах в Латвии.
– Все описанные вами механизмы в рамках политики «мягкой силы» используются многими государствами. Эти учреждения за рубежом создаются, и, в общем-то, мало кому приходит в голову протестовать против их использования. В какой момент все это перестает быть «мягкой силой» и превращается в агрессию? Совпал ли этот момент с началом украинского конфликта?
– Этот момент наступил намного раньше. Политика «мягкой силы» подразумевает использование позитивных примеров, положительное влияние на общество, получение одобрения своей политики не только в своем государстве, но и среди населения других государств. Россия здесь, конечно, не пионер. Поэтому весьма трудно эту границу провести. Наверное, превращение происходит тогда, когда движение становится односторонним, когда оппонентам не дают высказаться. Технически, я думаю, информационная война начинается, когда пропаганда перестает объяснять и оправдывать политику и начинает воздействовать на общество напрямую.
Фактически были изменены границы сопредельного государства, и в других соседствующих с Россией государствах это не могло не вызвать тревоги
– Мы то и дело слышим о риске возгорания этнического конфликта в эстонской Нарве или российской спецоперации в латвийском Даугавпилсе. Когда и с чьей подачи российско-украинская история стала накладываться на отношения России и стран Балтии?
– В тот момент, когда произошла аннексия Крыма. Фактически были изменены границы сопредельного государства, и в других соседствующих с Россией государствах это не могло не вызвать тревоги. Просто по аналогии. Второе: в марте и апреле прошлого года мы наблюдали различные активности в некоторых республиках. В Риге, к примеру, состоялся митинг под лозунгом «Язык до Севастополя доведет» и прочими, которые частично или косвенно подразумевали связь, разъясняли латвийскую ситуацию, соединяя ее с Крымом.
– Это тот самый wording?
– Да, это он и есть. Проводятся параллели с использованием существующей озабоченности положением русского языка в Латвии и, наверное, в Украине тоже, невзирая на то что там с русским языком дело обстоит по-другому. И, наконец, с марта-апреля 2014 года в информационном пространстве России появилось множество публикаций о том, что нужно возвратить земли бывшего Советского Союза или даже Российской империи, распространялась идея расширения так называемого «Русского мира». Доходило до того, что надо вернуть Финляндию, Аляску и Калифорнию. Это породило тревогу в тех странах, которые когда-то были частью Российской империи или Советского Союза.
– Как изменились акценты пропаганды в отношении Прибалтики за прошедший год?
– Для начала надо проследить стратегические цели информационной политики России в отношении прибалтийских государств. Уже в предыдущие годы мы наблюдали противодействие формированию позитивного имиджа стран Балтии в мире и в Европе. Людям внушают, что они создают проблемы для Евросоюза, что это ненадежные государства, что они не могут служить примером, достойным подражания, для остальных постсоветских государств.
Другой немаловажный канал влияния – это поп-культура. Трудно понять, где заканчивается культура и начинается политика
Тактические цели также носят политический характер. Напрямую Россия на латвийскую политику влиять не может. В частности, представителей парламентской партии «Центр согласия» не берут в правительство в большой степени из-за того, что она заключила соглашение с путинской «Единой Россией». Но воздействовать на политическую элиту можно через представителей бизнеса. В Латвии интересы бизнеса, в основном посредством массмедиа, заметно влияют на общество. Информационное воздействие оказывается и на молодежь – через школы, через конкретных учителей, может быть. Московская мэрия в свое время посылала в Латвию учебники по истории. Но в них отражено понимание истории Латвии, прямо противоположное тому, которое разделяет большая часть латвийской общественности! Другой немаловажный канал влияния – это поп-культура. Я уже сказал, что трудно понять, где заканчивается культура и начинается политика. Но в произведения поп-культуры можно вмонтировать некоторые повествования, нарративы. Мы, например, знаем песню Олега Газманова о том, что он родился в СССР. По некоторым косвенным подтверждениям я могу сделать вывод, что в современной России изучили причины развала СССР, проанализировали ошибки, недоработки и используют этот материал сейчас против некоторых суверенных государств. На «Новой волне», в КВН и так далее мы можем заметить вкрапления некоторых таких нарративов. Они совсем небольшие, если соразмерить их со всей информацией музыкальной, может быть, это высказывания между песнями, ирония по отношению к политике каких-то государств или деятелей, вроде бы юмор.
– Вы считаете, что это не стихийно возникшие настроения творческих личностей, а технологии, которые внедряются специально?
Многие формулировки, всплывшие во время нынешней информационной конфронтации, родились задолго до Майдана
– Конечно, есть и стихийные настроения. Но я могу допустить и применение технологий. Что я хочу подчеркнуть. Производятся некие нарративы, и через некоторое время уже они сами используются как предлог для анализа. Многие формулировки, всплывшие во время нынешней информационной конфронтации, родились задолго до Майдана. Многие из них используются со времен крушения Советского Союза и образования на его территории суверенных государств. Отчасти они возникли стихийно, но кто-то, наверное, поощрял их распространение. В гибридной войне информационная составляющая очень важна. Военным действиям, если до них доходит, предшествует информационное обеспечение. Если ситуация в регионе обостряется и доходит до военного конфликта, пропагандисты говорят: мы же давно предупреждали, что эти, другие, плохие! Но это результат предварительно вложенной работы, которая велась долгие годы в конкретном направлении, – считает латвийский историк Айнарс Лерхис.
