Весь прошлый год Кремль оставался неизменным в своём отношении к полуострову как к ключевому элементу «возрождения великой страны». Всем известная формула сакральности Крыма, обнародованная Владимиром Путиным в декабрьском послании к парламенту, окончательно установила золотой стандарт риторики для неофитов российской государственности.
В конце года нашим восточным соседям раз и навсегда объяснили, где идеологически правильно ставить запятую во фразе «любить нельзя критиковать». И это тут же загнало разговоры о смысле присоединения Крыма куда-то глубоко в кухонные дебри.
Но реальность намного сложнее постановлений партийных съездов. В действительности и Россия, и режим Владимира Путина относятся к полуострову по-разному.
Для одних Крым превратился в нежеланного «ребенка», который надолго лишил «семью» экономических перспектив.
Другие считают аннексию автономии вынужденным шагом Москвы в борьбе за сферы влияния, обозначенными ещё в период «холодной войны».
Для третьих (особо сочувствующих) полуостров остаётся символом бесстрашия российского президента и мощи России, противостоящей мировому империализму.
Первых, конечно, прибывает, но с восприятием Крыма всё же стоит разобраться подробнее.
«Крым» для Путина
В конце 2014 года стало ясно, что Кремль воспринимает полуостров не как внутренний регион, а как культурно-военный центр, имеющий довольно чёткие очертания, проходящие точно по серпантинной дороге из Севастополя в Ялту.
За минувший год Владимир Путин приезжал в Крым дважды. Впервые – 9 мая, когда автономия уже полностью контролировалась российскими властями. Этот визит Путин посвятил полностью Севастополю. Во второй раз, 13-14 августа, российский гарант успел заехать в ещё одно место силы – Ялту. Там Владимир Путин выступил перед представителями парламентских фракций, спешно имитирующих «насыщенный политический сезон» – первые местные выборы в новоиспечённой российской республике.
Оба эти визита объединяет один любопытный факт: и в первый, и во второй раз хозяин Кремля проигнорировал столицу автономии – Симферополь. Что довольно странно, ведь именно здесь проходили основные события так называемой «крымской весны» и принимались судьбоносные решения парламента.
В сознании российской власти ментальная карта полуострова строится на трёх китах: милитаристской сущности «края партизанской славы», Севастополе как сакральной прародине всего «русского мира» и вежливом игнорировании большей части автономии
Объяснений этому может быть всего два: либо для путинского режима Севастополь является собирательным образом полуострова как великодержавной жемчужины, отправной точкой, открывающей южное побережье для российских чиновников, либо Симферополь просто попал в немилость.
Скорее всего, дело в том, что крымская столица – единственный город автономии, где существовало более-менее заметное движение Евромайдана. Здесь же произошло февральское противостояние под стенами местного парламента, которое доказало, что на полуострове живёт не одна тысяча проукраински настроенных людей.
Очевидное наличие разных лагерей в городе, боязнь возможных провокаций и отсутствие интереса общественности к точной хронологии перехода Крыма в состав России сослужили Симферополю плохую службу, подчеркнув важность сверхлояльного Севастополя.
Таким образом, в сознании российской власти ментальная карта полуострова строится на трёх китах: милитаристской сущности «края партизанской славы», Севастополе как сакральной прародине всего «русского мира» и вежливом игнорировании большей части автономии.
«Крым» для россиян
Вроде как курорт, вроде как история, вроде как проблема… Очевидно, что за 2014 год восприятие Крыма россиянами претерпело существенные изменения. Первоначальный энтузиазм и действительно мощный военно-патриотический подъём, старательно подпитываемый государственными СМИ, постепенно утихают из-за санкций и валютного кризиса.
Конечно, нынешние финансовые проблемы Российской Федарации нельзя сводить исключительно к крымскому вопросу (и войне на юго-востоке Украины как одному из его следствий). Но причины недавней валютной лихорадки и общего экономического спада, конечно, ясны. Их всего две: падение мировых цен на нефть (независящая от позиции России переменная) и санкции, наложенные за наплевательское отношение к нормам международного права.
В первые несколько месяцев после аннексии Крыма российская валюта не менялась. Поэтому не так сильно бросалось в глаза начавшееся бегство капитала, а значит, не было серьёзных предпосылок для сомнений в правильности государственного курса.
В то время россияне упивались величием своей страны и восстановлением исторической справедливости. Тогда Крым массово воспринимался как заново открытый регион. Об этом свидетельствовали и огромные автомобильные очереди на паромной переправе в высокий сезон, и пик электорального рейтинга Владимира Путина, который установил абсолютный рекорд в августе (87% поддержки среди тех, кто определился с выбором).
Однако «медовый месяц» длился только до начавшегося осенью кризиса: одно дело гордиться иллюзорными геополитическими перспективами страны, а вот отдавать за эти грёзы каждый второй рубль из своего кармана – совсем другое.
Реальное обеднение отрезвило россиян. Пришло ясное (хоть и болезненное) понимание того, что без последствий вопрос Крыма замять не удастся.
Долгая жизнь в режиме двоемыслия рано или поздно заканчивается, потому уже в ближайшее время (год-два) следует ждать кардинального изменения отношения к Крыму
Если в конце года даже олигархи, приближенные к Владимиру Путину (тот же Геннадий Тимченко), официально отказывались от участия в развитии инфраструктуры полуострова и реализации проекта Керченского моста, мотивируя это «неоправданными рисками» (отсутствием денег, которые можно вложить в заведомо не окупаемый и технически труднореализуемый проект), то что уж говорить о рядовых россиянах?
Пока этот вопрос упоминается вскользь, учитывая, насколько важным «место крещения князя Владимира» является для Путина. Но долгая жизнь в режиме двоемыслия рано или поздно заканчивается, потому уже в ближайшее время (год-два) следует ждать кардинального изменения отношения к Крыму.
Иначе говоря, из национального достояния и объекта народной гордости автономия превращается в зудящую проблему площадью 27 тысяк квадратных километров, несущую бедность, дестабилизацию и неуверенность в завтрашнем дне.
«Крым», собственно, не для крымчан
И в сложившейся ситуации тяжелее всего придется самому Крыму, оказавшемуся в состоянии «внешней» блокады со стороны Украины и на пороге «внутренней» блокады в России, которая пока не может решить вопрос сухопутного соединения с полуостровом.
Если ничего не изменится, регион тихим сапом превратится в одну большую военную базу под вывеской «санитарно-курортной» здравницы, живущей на дотации профсоюзов, государственных предприятий и прямых бюджетных вливаний.
Как скоро Россия признается самой себе, что именно таким она и видит Крым?
Андрей Самброс, крымский политолог
Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции
