Дело о «православном шпионе»

Передавал секретную информацию пресс-службам США – так ошибочно вначале сообщило агентство «Интерфакс». Потом с «пресс-службами» агентство поправилось: «Лефортовский суд Москвы продлил до апреля срок ареста гражданину Российской Федерации Евгению Петрину, обвиняемому в госизмене. По данным СМИ, Е. Петрин является сотрудником Московского патриархата и передавал секретную информацию спецслужбам США».

Путаница продолжилась и после. Первые сообщения вызвали недоумение: что такого мог передать США сотрудник Русской православной церкви, которого все поначалу сочли священником. Появлявшиеся детали не слишком проясняли ситуацию. Вот как ее описал ​LifeNews: «Как рассказывают родные, Евгений родился в Иркутской области, затем перебрался на работу в Москву, а позднее его перевели в отдел внешних церковных связей в Киеве. В обязанности сотрудника отдела внешних церковных связей Московского патриархата входило и общение с иностранцами. Как полагает следствие, в процессе своей деятельности мужчина вышел на агентов, которых заподозрил в шпионаже в пользу США. Чтобы вызвать у них доверие, Петрин начал «сливать» им информацию о деятельности Русской православной церкви. По словам самого Евгения, все данные он брал из открытых источников и вреда России они нанести не могли. Но у сотрудников ФСБ есть доказательства обратного. По версии следствия, Евгений Петрин работал на американскую разведку и передавал секретную информацию».

Однако, как выясняется, Петрин не был священником, а еще недавно служил в ФСБ. Он был задержан летом прошлого года, после чего, как утверждается, оговорил себя под давлением, а затем пытался связаться с правозащитниками. Кроме того, существуют разногласия – сам ли он ушел из ФСБ и устроился на работу в РПЦ, и в каком чине он был.

Ольга Романова, глава организации «Русь сидящая», пишет в Facebook, что к ней Петрин, которого она называет майором, обращался неоднократно:

«Не так давно я рассказывала о молодом майоре ФСБ Евгении Петрине, которого переводом отправили служить в РПЦ, потом от РПЦ командировали в Украину, отозвали этим летом в Москву и арестовали, обвинив в измене Родине. Майор дал признательные показания, сидит в Лефортове и забрасывает меня оттуда телеграммами. При этом дело его засекречено, никаких документов раздобыть невозможно, о чем мы с завидной регулярностью сообщаем ему и его родственникам, а без документов мы не можем. Кто ж нам допуск-то даст? Сегодня еще круче письмо пришло: «... Еще за год до своего незаконного задержания я сообщал в ФСБ об иностранных лицах, действовавших в интересах США и их агентурной сети, внедренной в аппарат управления Церкви и государства с целью совершения того разрушения, которое сейчас произошло на Украине благодаря аналогично внедренной спецслужбами США агентурной сети в структуры Церкви и государства»​. Так вот оно что! В руководство нашего государства и РПЦ внедрены американцы! Я знала, я знала! Вот почему они обзывают нас пятой колонной и агентами Госдепа: кто так обзывается, тот сам так называется. (честно говоря, не представляю себе линию защиты(((, а вот портрет геройского майора в штатском Евгения Петрина, который совершенно свободно, будучи засекреченным в тюрьме ФСБ Лефортово, шлет нам телеграммы прямо из спецчасти».

Неделю назад Петрина посетила в тюрьме журналистка «Московского комсомольца» и заместитель председателя Общественной наблюдательной комиссии Москвы Ева Меркачева, которая пришла туда по делу обвиненной в госизмене многодетной матери из Вязьмы Светланы Давыдовой (кстати, защищает Петрина адвокат Андрей Стебенев, тот же, что поначалу был назначен защищать Давыдову).

В интервью Радио Свобода Меркачева рассказала о своих впечатлениях от встречи с Петриным, которого она называет капитаном ФСБ:

– Об этом человеке мне рассказали правозащитники, которым он посылал телеграммы. В какой-то момент он посылал телеграммы куда только можно. Я знала, что он посылал, в частности, Ольге Романовой, которая возглавляет «Русь сидящую», затем уполномоченному по правам человека Элле Памфиловой, еще в несколько организаций. Видимо, какие-то из них дошли. Меня попросили узнать, существует ли такой человек, потому что у всех было сомнение в реальности этой фигуры. Говорили, что, скорее всего, это фейк или какой-то подставной персонаж. Своими телеграммами он дискредитирует правозащитников. Когда я пришла, то хотела убедиться, что он живой, что он существует. Оказалось – так и есть. Мы нашли его на том же этаже, на котором сидела Светлана Давыдова. При первой же встрече Петрин произвел впечатление вполне адекватного человека, хотя из всех телеграмм, которые он посылал, было непонятно – здоров он психически или нет. Оказалось, что Петрин даже прошел психиатрическую экспертизу, которая подтвердила: он совершенно вменяем. Когда с ним общаешься, сразу понятно, что это человек не просто нормальный, но он еще юридически очень подкован, очень грамотный.

​– В интервью «Эху Москвы»​ вы говорили, цитата: «выглядит он очень неадекватно».

– Вначале создалось впечатление, скорее, оно даже было из того текста телеграмм, которые он писал, что он неадекватный. Но чем больше я с ним разговаривала, тем больше убеждалась, что он нормальный. Он вообще не ожидал, что кто-то к нему придет из правозащитников, не верил в подобное. А потом, когда мы стали с ним говорить, я поняла, что это человек нормальный, адекватный. Потом мне сказали, что он окончил юридический вуз с красным дипломом. Я разговаривала с его родственниками, близкими и знакомыми. Они говорят, что он очень верующий человек, патриотично настроенный верующий человек. По его словам, обвинили его в том, чего он не совершал, и признательные показания, которые он дал на первоначальном этапе, были из него выбиты.

​– Ваша беседа когда происходила?

– Примерно неделю назад. Мы поговорили, но поскольку дело совершенно секретное, детали прояснить не могли. Мы договорились, что он напишет мне письмо, официальное обращение, которое стало бы отправной точкой, чтобы мы могли попытаться защитить его права, если он действительно невиновен. Он написал, сегодня такое письмо мне передали. В этом письме Петрин просит взять его дело под общественный контроль, рассказывает, что в 2013 году был уволен из органов. Затем устроился на работу в Отдел внешнецерковных связей Московского патриархата, и в какой-то момент его заподозрили в госизмене. В июне 2014-го его арестовали. Он говорит, что в ночь с 4 на 5 июня он дал признательные показания под давлением, что самооговор был вынужденным. Сейчас он просит, чтобы этому делу было придано как можно больше максимальной огласки, поскольку он готов пройти полиграф, готов на любые экспертизы и на очные ставки, настаивает на этих очных ставках с сотрудниками, которые его задерживали, и с сотрудниками, которые потом его избивали. Самое странное, что, действительно, на все его обращения не было никакого ответа. Это подтверждает его адвокат. Какое-то время, считает Петрин, его письма не выходили из СИЗО, но потом информационная блокада была прорвана. Как раз его телеграммы попали правозащитникам. Очень странная история. Его близкие не верят в то, что он мог быть госизменником. Они подчеркивают особенности его характера. На самом деле, мы понимаем, что ситуация могла быть совершенно любой. Мы ничего не знаем о деталях этого дела. Это все составляет гостайну, и вряд ли нам кто-то сейчас скажет. Мы знаем только, что он 9 месяцев находится в СИЗО, что только сейчас о нем стало известно – и то только потому, что он добился того, что телеграммы его стали выходить из изолятора.

​– Странная картина. Кто-то считает, что он священнослужитель, но при этом он не священнослужитель. Он бывший сотрудник ФСБ. Он говорил о том, чем он занимался, какой у него чин?

– Он говорил только, что он был в чине капитана.

– Капитан ФСБ?

– Да. Он говорил, что ушел оттуда и пришел на работу в Отдел внешнецерковных связей Московского патриархата. Но это не означает, что он священник. Он просто верующий.

– Пишут, что он в Киеве работал, был задержан в Киеве. Ничего такого он не рассказывал?

– Он говорил, что курировал Украину. И говорит, что нашел каких-то иностранных агентов влияния на церковь и пытался об этом сообщить. Но вместо этого почему-то задержали его, а не других людей. Все остальное, я так понимаю, под грифом «Секретно».

– Какое он на вас произвел впечатление? В каком он физическом состоянии?

– Все заключенные в изоляторе выглядят примерно одинаково – спортивная одежда, обвисшие коленки. Все они немножко взбудоражены. Их судьба никому неведома. Они сами не знают, что их ждет. Встрече с волей они всегда рады. Он не больной. Каких-то серьезных жалоб по здоровью у него не было.

– Вы со слов его родных говорите, что он патриотически настроен?

– Да. Он говорил, что невиновен и никогда бы не смог предать родину, что называется. В частности, его брат Алексей говорил о том, что он верующий человек и глубоко патриотичный. К сожалению, мы не знаем, какие доказательства есть у следствия, чем оно обладает. Потому что следствие по его поводу молчит.

– Вы собираетесь следить за его делом?

– Он попросил взять это дело под общественный контроль, что, собственно, мы и делаем. Нам бы хотелось, чтобы на его жалобы был дан хоть какой-то ответ, – сказала Ева Меркачева.

За последние недели в России стало известно сразу о нескольких делах по статье о государственной измене. Самое громкое – дело Светланы Давыдовой, которую арестовали после того, как она сообщила в украинское посольство об услышанном в общественном транспорте разговоре, из которого сделала вывод, что российских солдат отправляют воевать на Украину. Еще одно дело – ученого Владимира Голубева, есть и другие.

Комментируя дело Петрина, автор нескольких книг о российских спецслужбах Андрей Солдатов, замечает, что самая большая проблема – оценить, каким образом обвиняемый из ФСБ перешел в Отдел внешних связей РПЦ:

– Одна ситуация – если он действительно уволился и потом сам нашел путь в Отдел внешних связей, понравился там и остался. Другая история, если он был туда прикомандирован. Эту возможность исключить невозможно, потому что мы ничего не знаем, в каком именно подразделении ФСБ он служил, что он делал. Эти два варианта, к сожалению, предполагают абсолютно диаметрально противоположные истории. Совершенно непонятно, какой из них следовать. Но даже если мы будем исходить из варианта, что Петрин на самом деле покинул ФСБ, порвал все связи и оказался в Отделе внешнецерковных связей, а потом был отправлен в Киев, то говорить о том, что он обвиняется в госизмене, – более чем странно. Даже по новой квалификации статьи о госизмене, которая появилась в 2012 году и предполагает крайне расширительное толкование, там уже нет понятия «государственных секретов, переданных шпионом». Теперь уже необязательно передавать секреты, чтобы оказаться обвиненным в госизмене. Достаточно передать информацию, которая может считаться опасной и наносящей ущерб РФ. Но даже в этом случае – допустим, если мы представим ситуацию, что он передал какую-то информацию РПЦ на Украине, – у нас вроде бы церковь от государства отделена. Каким образом передача секретов РПЦ может помешать российскому государству – совсем не понимаю.

​– Мы за последние недели видим целый букет дел, связанных с госизменой. С чем вы это связываете? Такие дела все время есть, но мы узнали об этом только сейчас? Или государство что-то пытается сказать гражданам, обществу?

– Это не может являться случайностью, потому что такие истории, как с Давыдовой, стали возможны только с конца 2012 года. Прежде невозможно было задержать человека на улице и сказать: он кому-то что-то пересказал из того, что слышал в автобусе, и обвинить на этом основании в госизмене. Никакой суд, даже российский, такое обвинительное заключение не принял бы в силу того, что прежняя статья о госизмене предполагает передачу госсекретов не просто кому бы то ни было, а шпионской разведывательной организации другой страны. В конце 2012 года эта статья была сильно расширена.

В принципе, все эти месяцы и годы, которые прошли с декабря 2012 года, эксперты ждали, когда же появится прецедент. Когда же ФСБ все-таки воспользуется этими расширенными полномочиями? И Давыдова – первый громкий прецедент. Теперь мы можем точно сказать, что ФСБ в 2012 году расширила полномочия и сейчас ими воспользовалась. Вопрос заключается в том – почему ждали 2 года, почему именно сейчас? Здесь приходит на ум, что эти дела как-то связаны с Украиной. Есть ощущение, что почему-то, по каким-то причинам ФСБ, которая ведет оба эти дела, понадобилось продемонстрировать свою активность на фронте борьбы со шпионажем. В принципе, определенное оживление со стороны ФСБ началось еще осенью прошлого года. Сначала по делу эстонского шпиона, где любопытно было даже не то, что они задержали эстонского шпиона – это как раз укладывается в общие рамки, а то, что был продемонстрирован специальный фильм по НТВ, который назывался «Наш человек в Таллине», где ФСБ гордо от имени своих сотрудников заявляло о том, что у них есть агенты в Эстонии, что они фактически занимаются разведывательной деятельностью на территории этой страны. Это было очень странно: ФСБ не любит говорить о том, как они ведут разведывательную деятельность, не показывают кураторов, если только этот куратор не курировал кого-нибудь году в 1950-м. И тогда это уже привлекло внимание, что ФСБ явно занимается, скажем так, деятельностью по улучшению своего имиджа или своего имиджа в глазах людей из Кремля. Мне кажется, что все эти шпионские скандалы укладывается в эту тенденцию, что ФСБ зачем-то понадобилось именно сейчас продемонстрировать свою необыкновенную активность.

​– Вы предполагаете, что это не государство дает понять гражданам – осторожней, а это ФСБ пытается показать кому-то «наверху»​, что оно не спит?

– Я думаю, что это сочетание двух тенденций. Есть общий тренд, который заключается в том, что государство объясняет всем и каждому всеми доступными способами, что с иностранцами надо общаться как можно меньше. И под это принимаются законы, под это государство кивает головой, когда к ним приходят государственные ведомства с идеями расширения толкования статьи о госизмене. Но дальше появляются ведомственные интересы. И когда оказывается, что одно ведомство, например, кому-то в Кремле показалось, ведет себя недостаточно активно, соответственно, ведомство начинает демонстрировать активность. Конечно же, оно демонстрирует активность в том русле и в том тренде, которое задумано государством.

​– Но в этих последних делах каждый раз у всех возникает ощущение – может, там что-то невероятное знает следствие, но снаружи глядя на это, кажется, что это полная бессмыслица. Почему нет каких-то дел, про которые мы скажем – да, это действительно так?

– Справедливости ради надо сказать, что такие дела есть. Случай задержания эстонского шпиона – оно было вполне себе традиционным. Более того, насколько известно, он дал признательные показания, находится в Лефортово и ждет обмена. Потому что, насколько я знаю от адвокатов, никакие следственные действия с ним фактически не ведутся. Традиционные шпионские скандалы тоже происходят. Просто в силу своей традиционности они, конечно же, не привлекают такого общественного внимания, как эти случаи. Проблема заключается в том, что ФСБ пытается показать, что все эти шпионские истории – и реальные, и такие – одинаковые. Вот это и вызывает некоторый шок у общественности. Потому что каждому очевидно, что есть большая разница между домохозяйкой с семью детьми из города Вязьмы и кадровым сотрудником эстонской разведки. И они не могут сидеть фактически в соседних камерах, что и получилось, потому что оба они были отправлены в Лефортово. Вот это вызывает недоумение. Конечно же, если мы говорим о каких-то там сигналах, с которыми постоянно играют кремлевские политтехнологи, то надо честно сказать, что даже в случае достаточно оптимистичного исхода дела Давыдовой – дело не закрыли. В принципе, сигнал получен. Люди еще больше начинают думать о том, как именно им общаться с иностранцами, с иностранными организациями, даже если никогда не приходило в голову звонить в украинское посольство. Все понимают, что смысл сигнала значительно шире.

​– Сейчас начали сравнивать эти нынешние дела с советскими временами, сталинскими временами, когда, как грибы, росли всякие шпионы из самых разнообразных стран. Но, наверное, имеет смысл сравнить с активностью спецслужб в начале 2000-х, когда постоянно шли дела против ученых. Есть ли какая-то внутренняя логика – почему такими вспышками это все идет?

– Я думаю, что сравнивать с советским временем нельзя по многим причинам. Начиная с того, что КГБ являлся передовым отрядом партии, выполнял жестко приказы КПСС, и все очень жестко укладывалось в общую логику. Там не было какой-то самодеятельности со стороны КГБ, армии или МВД. Все было жестко структурировано. Люди сидели в Политбюро, чертили планы для каждого громкого шпионского скандала. Здесь этого не происходило в начале 2000-х и не происходит, по большому счету, сейчас. Ведомства пытаются выслужиться перед «первым лицом» или, пытаясь обойти своих коллег из других ведомств, они могут допускать какую-то самостоятельностью. Главная разница заключается в том, что все-таки страна была открытой в 90-е годы, что, конечно же, несравнимо с советским периодом. В данном случае, есть определенные параллели с началом 2000-х. Если попытаться сформулировать – в чем же состоит главная идея всех этих шпионских историй (мы говорим не о реальных шпионских дела, а о вот таких), то мне кажется, что идея была сформулирована еще в 1998-1999 годах. Идея заключалась в том, что за 90-е, «слабые годы»​, «годы слабого государства»​, мы посадили себе на голову огромное количество наблюдателей, которые осуществляют «внешний контроль»​ над тем, что происходит внутри России, теперь мы должны всеми возможными средствами избавиться от этого «внешнего контроля»​. Таким образом, происходило избавление от парламентского контроля внутри страны. Таким образом, происходило усиление давления на неправительственные организации. Ведь смысл, например, давления на НКО заключался не только в том, чтобы неправительственные организации чувствовали себя плохо, но и в том, чтобы государственные чиновники с ними перестали общаться, чтобы закрыться, чтобы сделать систему более замкнутой, то есть избавиться от так называемого «внешнего контроля»​, который так страшил, как я понимаю, лично Владимира Путина и людей, которые разделяют этот менталитет. Поэтому эта новая волна, учитывая кризис на Украине. Мы должны понимать, что это психология осажденной крепости, а что бы Россия ни делала на Украине, все равно люди в Кремле чувствуют себя в положении обороняющейся стороны, это тот месседж, который постоянно транслируется и по телевизору, и из Кремля: что бы Россия ни делала – она всегда в обороне, это на нее нападают. На нее нападают силы НАТО, Запада, не знаю кто еще. В этих условиях избавиться от последних цепей внешнего контроля, наверное, представляется логичным.

​– Могут впереди ждать открытые процессы по шпионским делам?

– Это очень сложный вопрос. Полностью исключить это нельзя. Потому что степень агрессии в обществе, которая появилась за последний год, требует какого-то выхода. Нужно каким-то образом канализировать на кого-то. В общем, невозможно припомнить, когда последний раз в истории России ненависть и агрессия таким образом аккумулировалась в таких количествах и такое длительное время. Бывали случаи, когда оказывались врагами поляки. Польские дипломаты вдруг неожиданно оказывались жертвами каких-то нападений. Или была истерия вокруг Грузии. Но это не длилось столько времени! Просто никто не знает, к каким последствиям это может привести. Один из вариантов канализировать эту агрессию, понятно, – поиск врагов и разбирательство с этими врагами. Как это может быть организовано – другой вопрос. Можно организовывать и через какие-то уличные акции, можно устраивать побоища, можно устраивать какие-то процессы, но это уже варианты. Понятно, что как-то эту агрессию придется канализировать, – сообщил Радио Свобода эксперт по вопросам деятельности спецслужб Андрей Солдатов.

Вечером в понедельник ИТАР-ТАСС сообщило: «Лефортовский суд Москвы взял под стражу служащего Черноморского флота России Сергея Минакова по обвинению в шпионаже. Дело в отношении Минакова имеет гриф «Секретно».

Оригинал публикации – на сайте Радио Свобода