Ленора Дюльбер
На моем веку картина мира менялась дважды. Сначала это был распад Союза – такие события никогда не забываются, я тогда была ребенком, но дети, как известно, всегда улавливают главное. Я знала, что мои родители были против чего-то «старого», «абсурдного», а главное – против того, что мешало вернуться в Крым. Так вот, тогда казалось, что можно выдохнуть, что все закончилось. По крайней мере, такие впечатления были от вида, пусть уставших от работы, но воодушевленных лиц родителей. Тогда казалось, что назад дороги уже точно нет… Но потом произошло воровство Крыма.
Сейчас у меня самой есть ребенок, и, может, она потом расскажет, что было «написано» на моем лице в те дни, но не думаю, что это будут впечатления, похожие на мои.
Это были жуткие дни… Тогда казалось, что страшнее смертей на Майдане не может быть уже ничего. Я не циник, но за смертью всегда следом идет рождение, такова метафизика, обязательно возникает «воля к жизни», которая направляет человека на объективные ценности. Оказалось, что может быть хуже… Крым переживает другое рождение: после метафизической смерти он становится ориентирован на субъективные ценности, рискуя тем самым перейти в небытие.
Я давно уже заметила, что события в Крыму закипают как чайник на плите – медленно, с повышением градуса, тут главное вовремя выключить газ или электричество. В этот раз – не выключили.
26 февраля – этот день был первым, когда с нами вместе под нашими флагами были и русские, и украинцы. И это было искренне, не постановочно, не потому что кто-то приказал, а потому что так подсказывали сердце и разум
Эмоционально запомнился, конечно, «последний день в Украине» – 26 февраля. Сейчас я бы назвала это отчаянным романтизмом. Но тогда, под стенами Верховной Рады АРК, не было ощущения триумфа, была какая-то недосказанность, будто что-то не сделали до конца. И, кстати, этот день был первым, когда с нами вместе, под нашими флагами были и русские, и украинцы. И это было искренне, не постановочно, не потому что кто-то приказал, а потому что так подсказывали сердце и разум. На следующее утро мы проснулись в другой реальности, окрашенной в другие цвета. Это было похоже на какой-то дешевый боевик, с плохими диалогами и посредственной актерской игрой (тогда запомнился один «самооборонец» на Бельбеке, который «еще недавно стоял с палкой»), и ужасной режиссерской работой, постоянно откладывающей дату финальной сцены. Но, как водится, сюжет абсурда должен непременно закончиться факапом.
Прошло время, и сейчас, наверное, уже можно сказать, отчего тогда были мурашки по спине, то самое «старое» и «абсурдное», которое в детстве воспринималось как нечто нехорошее, от чего оберегали родители, вернулось снова. В детстве шкала оценок была попроще, без условностей и поблажек к окружающим – либо «плохо», либо «хорошо». Мы все оценивали по этой шкале – и собственное поведение, и возможную реакцию родителей на проделки в школе, но вот одно наблюдение останется в памяти навсегда: напряжение и страх на постаревших лицах наших родителей – это «плохо».
Ленора Дюльбер, крымчанка
Мнения, высказанные в рубрике «Свидетельства оккупации», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Этот текст впервые был опубликован в феврале 2015 года.
Поделитесь тем, что видели и что знаете, пишите нам на email: krym_redaktor@rferl.org
