Россия пытается затормозить дело Литвиненко

На проходящих в Лондоне публичных слушаниях по делу об убийстве бывшего офицера ФСБ Александра Литвиненко, отравленного полонием-210 в 2006 году, наступил длительный перерыв.

Первая часть слушаний должна была завершиться 31 марта. Однако планы проводящей слушания комиссии во главе с судьей Робетом Оуэном спутал один из подозреваемых в убийстве Литвиненко, Дмитрий Ковтун, который заявил в последний момент о своем желании дать показания по видеосвязи из Москвы. Ему предложено выступить в конце июля, после чего слушания перейдут в закрытую фазу, во время которой будут заслушиваться секретные документы британских спецслужб.

На открытой части публичных слушаний по делу о гибели Александра Литвиненко, которые начались 27 января, выступили десятки свидетелей, экспертов и полицейских. Стенограмма всех показаний опубликована на специальном сайте комиссии, проводящей расследование. Выяснилось, что была не одна, а три попытки отравления Литвиненко, и лишь третья оказалась смертельной. Были заслушаны и опубликованы показания экспертов, установивших точные дозы полония, полученные бывшим офицером ФСБ. Но главным открытием слушаний стали показания одного из ведущих британских экспертов в области ядерной физики, профессора Сассекского университета Нормана Домби. Он заявил, что полоний, которым был отравлен Литвиненко, мог быть изготовлен только в России, на заводе "Авангард", расположенном в городе Сарове Нижегородской области, который при советской власти именовался Арзамасом-16. По словам профессора Домби, это единственное место в мире, где сейчас производится полоний. Домби в свое время посещал завод "Авангард" и знаком с производством полония. Отвечая на вопрос, мог ли для отравления Литвиненко быть использован полоний, который экспортирован Россией в США, эксперт заявил, что это крайне маловероятно. По его словам, доступ к полонию очень затруднен, получить его можно только с разрешения властей. Профессор Домби высказал предположение, что убийцы Литвиненко надеялись, что использованный ими полоний не будет обнаружен, поскольку он излучает не бета-, а альфа-радиацию, которую счетчик Гейгера не фиксирует. Выступавший на слушаниях в качестве свидетеля соратник Александра Литвиненко и соавтор книги "Смерть диссидента" Александр Гольдфарб отмечает масштаб и профессиональную основательность лондонских публичных слушаний: они носят статус государственного расследования, и в соответствии с этим британское правительство выделило на них колоссальный бюджет – около 12 миллионов фунтов стерлингов. Большая часть этой суммы идет на оплату следственных и судебных действий сэра Роберта Оуэна. У него есть мощный аппарат в лице команды юристов, у которых есть допуск, и они в состоянии знакомиться с закрытыми, секретными материалами. Кроме того, на слушаниях есть специальная полицейская группа, приданная сэру Роберту, и если ему в срочном порядке понадобится провести какие-то новые следственные действия, то он может отрядить полицейских и те смогут их произвести, отмечает Александр Гольдфарб.

Высокую оценку слушаниям дает и вдова Александра Литвиненко Марина, которая также выступала на них в качестве свидетеля. Слушания, по ее мнению, были абсолютно беспристрастными и проходили на высоком профессиональном уровне.

– Специалисты, которые участвовали в слушаниях и приводили доказательную базу, были очень высокого уровня. Никакой политической пропаганды, никакого желания навести тень на плетень. Одна неделя была для меня особенно эмоциональной: большим потрясением стало для меня перечисление регалий, заслуг и статусов выступавших экспертов. Они в высшей степени профессионально и качественно делали свою работу. Никто их не заставлял делать свои заключения, просто им предоставили такой материал. Для меня было особенно важно, что все увидели, что все выводы были сделаны на основе тщательного научного анализа. Могу только с большой благодарностью отнестись к этим людям – не только к сэру Роберту Оуэну, но и ко всем участникам слушаний.

Марина Литвиненко отмечает, что выступления экспертов и свидетелей укрепили ее во мнении, что у британской полиции были все основания подозревать Андрея Лугового в убийстве ее мужа.

– Андрей Луговой стал подозреваемым в убийстве после того, как британская полиция выдвинула против него обвинение на основе собранных доказательств. В то время Луговой еще не был политиком, а просто человеком, находившимся в тех же местах, где был мой муж Саша. Тогда он и стал для меня подозреваемым. Дальнейшие его действия и комментарии лишь усиливали мои подозрения. Он постоянно менял мнения, критиковал следствие, но ни разу не попытался ему помочь. При этом он всячески обвинял английские спецслужбы в убийстве моего мужа, естественно, обеляя себя. То, что я услышала на открытых слушаниях, учитывая, что доказательная база была предоставлена полицией и квалифицированными учеными, было очень важно и уменьшало еще остававшиеся у меня сомнения в выяснении истины.

Заявление Дмитрия Ковтуна о желании получить статус одного из основных участников лондонских публичных слушаний вызвало сенсацию, приостановив завершение их первой части. Британская полиция подозревает Ковтуна наряду с депутатом Госдумы Андреем Луговым в убийстве Литвиненко. Председательствующий на слушаниях судья Роберт Оуэн обязал Ковтуна до 22 мая предоставить письменные ответы на вопросы, которые были переданы ему следствием два года назад, а также дать возможность проводящей слушания комиссии ознакомиться с документами, доказывающими его невиновность, о которых Ковтун упомянул в ходе пресс-конференции в Москве. Выполнив эти условия, он сможет дать показания по видеосвязи из Москвы 27 июля. Сэр Роберт Оуэн предупредил Ковтуна, что даже после получения статуса одной из основных сторон слушаний ему не будет предоставлен доступ к секретным документам британских спецслужб, как, впрочем, и другим участникам слушаний, у которых нет специального допуска. Проживающий в Англии российский правозащитник и бывший советский диссидент Владимир Буковский давал показания на слушаниях в качестве свидетеля. По его мнению, за решением Ковтуна выступить на открытых слушаниях стоят российские власти, стремящиеся затянуть и запутать ход расследования.

– Вмешательство Ковтуна на самом деле означает только задержку. Задержка нужна Москве – вдруг изменится конъюнктура, и британскому правительству это уже будет не нужно.

– Ковтун заявил, что смерть Александра Литвиненко якобы была самоубийством по неосторожности...

– Не будем же мы с вами серьезно обсуждать эти бесконечные версии ФСБ. У них есть целое управление, раньше оно называлось "Управление А" – управление по дезинформации. Это колоссальное управление, у них агенты влияния по всему миру, у них связи с газетами, с прессой, с телевидением. И когда происходят такие дела, ему поручают провести операцию прикрытия, и один из элементов этой операции – создать сотни версий события, чтобы только дело не заострялось на одной-двух версиях, потому что тогда все будет очевидно. Самые глупые версии, самые невозможные, но как можно больше. И тогда человек запутается и скажет: "Да ну вас всех, кто его знает, что там произошло"… Я это знаю, проходил уже десятки раз. С потолка версию взяли и вляпали, чтобы было о чем поговорить с умными людьми в своих салонах.

Другой выступавший на лондонских слушателях свидетель, живущий в Лондоне глава правительства республики Ичкерия в изгнании Ахмед Закаев, близко знавший Литвиненко, считает, что с помощью Ковтуна российские власти хотят получить имеющуюся у британских спецслужб информацию об участии России в операции по ликвидации Александра Литвиненко.

– Участники слушаний должны иметь на руках все материалы полицейского досье. И вот когда дело шло к завершению открытой части слушаний и когда возник прецедент выступления свидетеля по видеосвязи – это было выступление из Америки бывшего офицера КГБ Юрия Швеца – и возникла эта идея. Думаю, после этого было принято решение российскими спецслужбами подтолкнуть Ковтуна к участию в лондонском процессе, чтобы он мог получить интересующую их информацию. Однако судья однозначно дал понять, что Ковтун не получит засекреченные материалы. Кроме того, он еще выдвинул ряд условий, необходимых для его выступления на слушаниях, которые он должен выполнить до 22 мая. Учитывая все это, думаю, что на этом вся акция Ковтуна завершилась, хотя он и дал несколько интервью, заявив о желании участвовать в слушаниях. Но я предполагаю, что он вряд ли будет участвовать в лондонском процессе, тем более что его хозяева не получат интересующих их материалов.

Много времени на публичных слушаниях было уделено выяснению особенностей личности Александра Литвиненко, его биографии, убеждениям, связям. Владимир Буковский близко знал Литвиненко, часто встречался с ним в Лондоне. Он рисует неоднозначный образ Александра Литвиненко.

– Первое впечатление было смешанным, странным, он не выглядел серьезным. У него была странная черта: будучи взрослым человеком – а тогда ему уже было за 40 – выглядел он как-то очень инфантильно, казался ребенком. А когда мы ближе познакомились, впечатление уже было совершенно другое. Меня поражала его потрясающая жажда знаний. В молодости он не добрал знаний, подростком он занимался спортом, потом сразу пошел в армию, он ничего не знал, был абсолютно неграмотным, темным человеком. Он даже не заметил, как попал в КГБ, даже не понимал, в какой организации он состоит. Я ему показал документы ЦК КПСС о деятельности КГБ в 30-е, 60-е, 80-е годы, и он был потрясен. Попросил разрешения эти документы опубликовать. Он не заметил, как попал, как стал работать, в этой – как он сам выразился – террористической организации. В нем было очень много детского и очень много искреннего, притом что он в таком учреждении работал. Занимался он там организованной преступностью, его задача была – ловить бандитов, освобождать заложников.

– Адвокат Марины Литвиненко, вдовы Александра, Бен Эммерсон заявил, что Александр Литвиненко был агентом МИ-6. Обладал ли Литвиненко какими-то государственными секретами?

– Он никогда не был сотрудником британской разведки. В какой-то момент его обширные знания о российской организованной преступности оказались востребованными, причем не в Англии, а в самых неожиданных странах: в Испании, например, Италии, Израиле. Соответствующие следственные органы этих стран просили британцев дать возможность с ним проконсультироваться. И Британия сказала: ну да, пожалуйста... По закону, по договоренности стран НАТО, ни одна спецслужба государств Североатлантического союза не может работать в другой стране НАТО без согласия ее правительства. Саша не был сотрудником британской разведки, не был он сотрудником этих учреждений и в Испании, Италии, Израиле, а был консультантом, его привлекали только для консультаций.

– Одна из свидетельниц, Юлия Светличная, протестовала в ходе слушаний против того, чтобы Александра Литвиненко называли диссидентом. Был ли он диссидентом?

– Знаете, он стал им. Помню, когда он приехал в Лондон, когда он прочел эти документы о деятельности КГБ, когда он понял, в какую он попал жуткую организацию, он очень переживал. Ему было невероятно стыдно за это. "Как же я мог, дурак, попасть, вляпаться в такое дело?!" – твердил он. В конце концов он мне надоел с этими своими ламентациями, и я ему сказал: "Ты последний год в России не был офицером КГБ, ФСБ, ты был политзаключенным, а это – титул, который ты можешь носить с гордостью". Он оживился. А у меня была моя старая тюремная телогрейка – кто-то из друзей привез – она была вся рванная и валялась у меня где-то в кабинете. И вот Саша говорит: "А можно, я надену твою телогрейку тюремную и мы сфотографируемся?" У меня сохранилась эта фотография: Саша в моей тюремной телогрейке, и я с ним рядом. Это сняло с него это чувство дикой вины за то, что он присоединился к организации убийц, террористов. И с этого момента, я считаю, он стал диссидентом. Он стал писать статьи, бесконечное количество статей писал на "Чечен-пресс", на разных интернет-ресурсах, и это были статьи диссидента, это не были статьи бывшего офицера ФСБ.

– Многие свидетели в ходе слушаний говорили о том, что у него и Березовского произошел какой-то раскол, какая-то размолвка, которая, как кое-кто намекает, могла привести к его гибели.

– Это еще одна версия операции прикрытия. У них постоянно были разногласия, но разногласия чисто профессиональные. Борис взял его к себе заведовать безопасностью, и Саша, конечно, будучи человеком профессиональным, очень быстро убедился, что никакой безопасности организовать вокруг Бориса невозможно, потому что он был такой среднерусский разгильдяй, человек крайне необязательный, совершенно не думающий о какой-то безопасности. Это для него было настолько чуждо, что с ним на эту тему говорить было нельзя. И не только Саша ему говорил много раз, что "половина твоих сотрудников стучит в ФСБ", и я ему это несколько разговорил; в какой-то момент мы вдвоем ему это сказали, но он ничего слушать не хотел. "Ну, что вы, мои люди мне все лояльны!" И в конечном итоге Саша сказал: "Мне просто стыдно брать деньги! Я беру деньги, а дело делать не могу". В результате, мне кажется, у них деловых отношений не было, но друзьями они остались, и личных ссор у них никогда не было.

– Чувствовал ли Литвиненко себя в безопасности в Англии?

– Он никогда себя не чувствовал в безопасности, никогда. Помню, как ему звонили по мобильному телефону бывшие коллеги с Лубянки и говорили: "Саша, ты думаешь, ты там в безопасности? Подумай еще раз. Вспомни Троцкого…" Незадолго до его отравления в Вестминстерском соборе проходила мемориальная служба в связи с гибелью Политковской. Я чуть опоздал, и когда уже подходил к собору, увидел группу людей, стоящую там, и Сашу чуть поодаль. Он меня увидел, подбежал и говорит: "Ты знаешь, мне сегодня дали гражданство. Я сегодня получил английское гражданство! Как ты думаешь, это ведь меня должно защитить, правда?" Вот первая его мысль: гражданство защитит или не защитит.

– Но он был осторожным человеком? Он принимал какие-то особые меры безопасности?

– Он был очень опытный человек, но, как я говорил, эта опытность у него совмещалась с невероятной наивностью. Как говорят в России, и на старуху бывает проруха. Огромный опыт и в то же время невероятная детская наивность. Он был такой романтик, это правда.

– Если вернуться к заявлению Ковтуна, к его желанию выступить. Почему бы вслед за ним и Луговому не подключиться к слушаниям?

– Когда еще был инквест, а не публичные слушания, Луговой записался стороной процесса и даже представил своего адвоката, обещая дать показания по видеосвязи. Но затем отказался. Сейчас он не может вернуться в слушания, поскольку отказался от участия в них. А Ковтун в этом не участвовал ни раньше, ни позже, для него это был первый опыт, и он на это имел право.

– Личности Бориса Березовского уделено очень много времени на этих слушаниях. Почему?

– Их жизнь связала. Они все время друг другу спасали жизнь. Началось с того, что Саша, когда ему приказали убить Березовского, пошел прямо к Березовскому и рассказал ему об этом и тем его спас. И Березовский спасал его, когда их стали преследовать за пресс-конференцию, он нашел ему адвокатов, вытаскивал его все время. Потом уже здесь, в Лондоне, началось их взаимное спасение друг друга. Эти аспекты, которые интересуют расследование, были тесно переплетены. Невозможно выяснять причину гибели Березовского, не выясняя его отношений с Литвиненко, и наоборот.

– Насколько я помню, вы назвали Березовского наивным человеком...

– Как человек он мне очень не понравился, хотя я всегда подчеркивал, что он человек неплохой, но очень неделовой. Я его называл человеком, у которого семь пятниц на неделе, причем говорил ему это в лицо; это не были сплетни или ругань. Потому что он такой и был. Помню, я ему говорил: "Борис, я понять не могу, как ты смог сделать такие огромные деньги. Ты совершенно не годишься для бизнеса. С тобой ни о чем нельзя договориться. Не понимаю, как ты этим мог заниматься". Он отвечал: "Ельцин меня заставил. Вызвал и говорит: "Борис, возьми "Аэрофлот"... Я говорю: я ничего не понимаю в авиации, а он: "Возьми-возьми, пусть он приносит доход".

– А вам никогда Литвиненко не рассказывал о своих отношениях с Луговым?

– Нет. Имени "Владимир Луговой" он никогда при мне не произносил. И мне кажется, из тех людей, с которыми он общался здесь, в Англии, ни один этой фамилии не слышал. Ну, кроме, наверное, Бориса Березовского, поскольку Луговой у него работал в системе безопасности еще на ОРТ. Их отношения возникли, в общем-то, незадолго до гибели Саши, точнее, возобновились, скажем так, и он о них никому не рассказывал.

– Как вы думаете почему?

– Не знаю. У него были какие-то виды на Лугового. Он хотел, понимая, что надо свое дело заводить, заняться консалтинговым бизнесом и привлечь к нему людей, которых он считал надежными, в частности, бывших офицеров ФСБ. Мне кажется, у него были такие планы, и Луговой был, вероятно, одним из первых кандидатов на такую работу. А поскольку дело было очень частное, оно не касалось политики, он о нем никому не рассказывал.

На лондонских публичных слушаниях обсуждались и малоизвестные подробности последних дней жизни Александра Литвиненко. Незадолго до кончины он принял ислам. Помощь ему в этом оказал Ахмед Закаев.

– Произошло это для меня совершенно неожиданно. Разговор об этом произошел в первые дни его пребывания в больнице. В конце концов Саша меня вынудил произнести шараду, которую он произнес вслед за мной. Если человек искренне произносит шараду, то он автоматически становится мусульманином. Уже при Марине, когда он лежал университетской больнице, он позвал нас к себе – нас было несколько человек, и вот там он открыто сказал, что принял ислам и что, если с ним что-либо случится, он хотел бы, чтобы его похоронили по мусульманскому обряду и чтобы затем его перевезли в Чечню и похоронили на нашем родовом кладбище, с тем чтобы в будущем он лежал рядом со мной. Марина была этому свидетелем. До этого к нему приезжал отец, Вальтер Литвиненко. Он ему сказал: "Папа, я хочу тебе что-то важное сказать: я принял ислам". За несколько дней до его кончины, когда он потерял сознание, мне стало ясно, что он уже не придет в себя. Тогда я привел к нему мусульманского алима, и тот прочитал суру из Корана, которую читают людям, находящимся при смерти, или над умершими. Похороны прошли с соблюдением всех норм ислама. В пятницу его тело было перевезено в центральную мечеть, где совершили намаз. Два имама присутствовали на кладбище и читали Коран. Мы соблюли все ритуальные правила, о которых Саша просил.

– Сменил ли Александр имя при принятии ислама?

– Нет, не сменил. Дело в том, что это не принципиально. Однако, как правило, если не сразу, то впоследствии новообращенные имя меняют.

– А вам не кажется, что переход Литвиненко в ислам был своего рода актом покаяния? Покаяния и искупления за его участие в чеченской войне на стороне России?

– В принципе он это и имел в виду, когда говорил мне, что будет делать все, чтобы его сыну не было стыдно за то, что он делал в Чечне, и за то, что с ним произошло. Кроме того, что он писал статьи в "Чечен-пресс" и тесно сотрудничал со мной, он искупал вину и другим образом. В 2004 году президент республики Ичкерия Аслан Масхадов сформировал государственную комиссию для расследования военных преступлений, совершенных российскими войсками на территории Чечни. Я был назначен ее председателем. По моему предложению, Масхадов ввел в состав комиссии Александра Литвиненко и Анну Политковскую. Думаю, что это также способствовало тому, что их ликвидировали.

Получив британское подданство, Литвиненко сохранил российское гражданство. Однако в двух его паспортах стояли разные имена. Александр Гольдфарб объясняет это так:

– Сашу не лишали российского гражданства, он оставался российским гражданином. Дело в том, что получающие политическое убежище в Англии, все без исключения, имеют возможность сменить фамилию, поскольку предполагается, что за этим человеком ведется охота.

Узнаем ли мы в результате этих слушаний имена убийц и заказчика убийства Александра Литвиненко? Для Владимира Буковского ответ уже сейчас ясен.

– Для меня и то и другое уже давно не секрет. Дадут ли ответ на эти вопросы публичные слушания, пока трудно сказать. Сейчас слушания довольно четко направлены на то, чтобы такой ответ дать. Для людей, которые привыкли думать своей головой, там вопросов нет.

– Вы сказали, что для вас ясно, кто убил и кто заказал.

– Да.

– Назовите, пожалуйста, имена.

– Мы с Олегом Гордиевским написали письмо в газету Times за три месяца до убийства Литвиненко, где комментировали только что принятый Думой закон, дающий право президенту Российской Федерации использовать специальные силы для устранения врагов России как внутри страны, так и за рубежом. Была принята также поправка, которая дает определение понятию "враги России". Оно толкуется очень расширительно. Из поправки получается, что любой критикующий эту власть – враг России. Мы написали письмо в "Таймс", предупреждая британские власти о том, что поправка означает, что в ближайшее время будут такие убийства, в том числе и за рубежом, за пределами России, а возможно, и в Англии. Письмо было опубликовано, но никто ничего не захотел делать. И когда произошло убийство, все дружно сделали вид, что не понимают, кто это сделал. Луговой, Ковтун и прочие – это все бывшие офицеры КГБ, а может быть, и не бывшие.

– А вы удивились бы, если бы судья вынес открытый вердикт по делу о смерти Литвиненко?

– Я стал бы думать о судье очень плохо. Такая же история была с Борисом Березовским, там судья вынес после инквеста открытый вердикт, и это было очень некрасиво. Я надеюсь, что этот судья, а он производит приятное впечатление, этого не сделает.

Если Дмитрий Ковтун все же решится дать показания 27 июля, то этим завершится открытая фаза слушаний. Затем начнется вторая, закрытая часть дознания, на которой будут заслушаны секретные документы британской разведки и показания ее сотрудников. После этого сэр Роберт Оуэн приступит к составлению доклада по результатам проведенного расследования. Доклад будет представлен министру внутренних дел до конца 2015 года, а затем частично опубликован.

Оригинал публикации – на сайте Радио Свобода