За год нахождения Севастополя под властью официальной Москвы, город посетило множество представителей западноевропейских СМИ. Кто-то приезжал, преследуя какую-то конкретную информационную цель, кто-то пытался эмпирически сформировать собственное мнение о жизни города в новых условиях, кто-то находил иные причины и предпосылки, которые, впрочем, были и остаются столь же индивидуальными, как и впечатления, оставшиеся у журналистов после посещения Севастополя.
Именно об этих впечатлениях Крым.Реалии говорили со шведским журналистом и писателем Калле Книйвиля.
– Скажите, когда Вы в последний раз посетили Севастополь и каковы были первые ощущения от города?
– Я приехал в Севастополь в конце сентября прошлого года. Не скажу, что меня посетили какие-то особые чувства. Первое, что я увидел – это арка на въезде в город и большое количество исторических памятников, напоминающих, по большей части, о военной истории этих мест.
– Скажите, данный визит был первым для Вас или вы уже бывали в городе ранее?
– Нет. Я посетил город впервые.
– Ваша книга, посвященная «крымской проблеме» основана, в основном, на общении с местными жителями. Как Вы оценивали настроения севастопольцев? О чем они говорили?
– Настроения людей, их мысли и реплики можно условно разделить по нескольким критериям: общаясь с людьми на улицах, я заметил, что они отвечали на мои вопросы в форме каких-то патриотических лозунгов. Это были определенные идеологические клише, которые, предположительно, сказал кто-то из политиков или общественных деятелей по телевидению или в иных средствах массовой информации. Все эти люди в безусловной форме поддерживали аннексию Крыма и говорили зачастую об истории, о подвигах народа, совершенных на территории Севастополя и так далее. Я не могу точно ответить, почему так происходило: может быть, всему виной стадное чувство, а может, и нет. В то же время я имел возможность поговорить с горожанами в спокойной, домашней обстановке. В этом случае люди имели возможность абстрагироваться от социума и отвечали на мои вопросы более взвешенно, вдумчиво, больше вдавались в детали. Помимо всего прочего, общаясь со сторонниками и противниками аннексии, я заметил, что последние подходили к ответам на мои вопросы аналитически. Все они говорили, что в процессе прошлогодних политических событий они неоднократно ставили под сомнение свою гражданскую позицию, мыслили критично по отношению к самим себе, но все равно возвращались к исходной точке зрения.
– Насколько «имперский синдром», присущий крымчанам и описанный в Вашей книге, характерен для Севастополя и севастопольцев?
– Он характерен в той же степени, что и в остальном Крыму. Севастопольцы также не до конца избавились от своего советского и имперского прошлого. Я считаю, что они так и не смогли перестроить свою жизнь на новый, современный лад и в большинстве своем продолжают мыслить старыми категориями в отношении власти, политики и иных аспектов современного общества. На полуострове господствует еще советская система ценностей, люди продолжают ностальгировать о прошлом. В этом их в определенной мере поддерживают и СМИ, которые, в большей степени, концентрируют внимание на прошлом, нежели на настоящем.
– Тем не менее, по утверждению многих людей в Севастополе российский патриотизм развит на порядок сильнее, чем в остальном Крыму. Заметили ли Вы это? Если да, то в чем, по Вашему мнению, это проявляется?
– В какой-то мере это так. Я уже упоминал о вездесущих памятниках, акцентирующих внимание горожан на военном прошлом Севастополя. Это постоянно напоминает обывателю о том, что он находится в эпицентре тех исторических событий, связанных с Российской Империей и Советским Союзом. Люди постоянно видят барельефы, указывающие на то, что «Севастополь – город русской славы». Я считаю, что это одна из причин этого «усиленного патриотизма». Я уже говорил о СМИ. Помнится, когда я был в Севастополе и встречался с представителем одного из местных телеканалов, он также мне очень много говорил об истории, о подвиге русского и советского народов, говорил о роли Севастополя в этих событиях, о том, сколько крови было пролито в борьбе за этот город. Подытожив, он заявил, что где-где, а в Севастополе фашизм точно не пройдет.
– Скажите, Калле, находясь в Севастополе, Вы чувствовали какое-то давление или угрозу со стороны власти или местных жителей?
– Угрозы как таковой не было, но, помню, я общался с одной женщиной, которая являлась какой-то представительницей одной из так называемых народных республик. Я точно не помню, какую именно должность она там занимала, но дело не в этом. Когда я задал ей некоторые вопросы, она начала очень пламенно рассказывать мне, почему у них на Донбассе правильная позиция, а мы на Западе все неправы. В какой-то момент я парировал ей и выразил свое несогласие с ее репликой, на что она отреагировала чрезмерно бурно и озлобленно. Это, пожалуй, единственный эксцентричный момент, который произошел со мной в Севастополе, но никаких фактических угроз не было.
– Как вы считаете, Севастополь – русский город?
– На такой вопрос лаконично ответить очень тяжело. Да, исторически он был российским военным городом долгое время, но ведь политически это не имеет никакого значения. Если рассматривать этот вопрос в контексте прошлогодних событий, то тут очевидным является лишь то, что было нарушено сразу несколько нормативно-правовых актов, в том числе и международных – именно это является главной проблемой. В этом отношении у нас, в Швеции, сказали одну очень тонкую фразу: «В Скандинавии каждое государство может найти тот или иной клочок земли, который исторически принадлежит другой стране, но это здесь никого не интересует».
– И напоследок: Вы приехали бы в сегодняшний Севастополь в качестве туриста?
– Нет, конечно, я бы не приехал сюда в качестве отдыхающего. Я считаю, что это политически некорректно. Точно также я никогда не поеду в качестве туриста в северный Кипр или на какую-то иную территорию, которая имеет непризнанный мировым сообществом политический статус. Для меня это принципиально неприемлемо. Я могу еще раз посетить Севастополь в качестве журналиста, что я и сделал ранее, но в качестве отдыхающего – однозначно нет.
