Роланд Фройденштайн: В ЕС началось соревнование страхов и угроз

Брюссель – Страны Южной Европы, а вместе с ними и Франция, не чувствуют угрозы со стороны России, зато Польша и страны Балтии считают ее самой большой опасностью для себя и Европы в целом. По мнению заместителя председателя, директора по исследованиям Центра Мартенса в Брюсселе Роланда Фройденштайна, это порождает своеобразную конкуренцию страхов и угроз, которую нужно прекратить. При этом необходимо добиться консенсуса, то есть взаимного признания серьезности исламистской угрозы для Франции и других стран Юга и эквивалентной значимости российской агрессии для Восточной Европы. Сам эксперт убежден, что именно политика Кремля является сейчас наибольшей угрозой для безопасности ЕС. Он также считает, что в интересах Украины то, чтобы вопрос ее возможного членства в Евросоюзе оставался открытым. Центр Мартенса является «мозговым центром» Европейской народной партии.

– На следующее утро после Рижского саммита «Восточного партнерства» украинцы имели все основания проснуться разочарованными Европейским союзом. Украина не получила никакого подтверждения возможности своего членства в ЕС, даже в завуалированной форме. Кто несет ответственность за это разочарование, по Вашему мнению?

– Как всегда, это все сложно. Я думаю, что частично ответственность лежит на самой Украине. Она реформируется недостаточно быстро. Но основную ответственность несет ЕС. Его решение обусловлено ситуацией внутри Евросоюза. Граждане большинства стран этого объединения считают, что ЕС расширяется слишком быстро. Волна расширения 2004 года, когда к нему присоединились десять стран, а затем еще три – Болгария, Румыния и Хорватия, – породила много сложностей. Люди чувствуют усталость от расширения. Это первая причина. Вторая причина – это Россия. По моему мнению, канцлер Германии Ангела Меркель, четко указав на то, что ни одна страна «Восточного партнерства», включая Украину, не имеет перспектив членства в ЕС, сделала слишком много уступок своим партнерам по коалиции – социал-демократам. Их министр иностранных дел Франк-Вальтер Штайнмайер все еще очень интересуется мнением России. Он сейчас хотел бы возродить сотрудничество с этой страной. Как по мне, Меркель зашла в этом вопросе слишком далеко. Но главная причина всего этого – это не действия немецкого канцлера и даже не боязнь России, а мнение большинства граждан Евросоюза.

– Но далеко не все граждане ЕС так думают. Население Польши, стран Балтии – это тоже граждане Европейского союза.

– Конечно, это так. Но они в меньшинстве. Это небольшое количество стран, которые чувствуют, что Россия им непосредственно угрожает. И небезосновательно. А посмотрите на Бельгию: здесь люди в целом не предполагают, что можно им чем-то угрожать. Если Вы посмотрите на такие страны, как Испания, Португалия или Италия, то они также не чувствуют никакой угрозы со стороны России. Во Франции тоже. Они чувствуют угрозы, поступающие с юга, от исламистов, от джихадистов внутри страны. Для этих стран Россия очень далеко. Что бы мы ни делали, мы должны учитывать, что являемся союзом 28 стран, и должны достигать консенсуса между ними. Это трудно понять стране, на которую непосредственно напали, как, например, это случилось с Украиной. С другой стороны, ЕС все-таки смог солидарно ответить на российскую агрессию и ввести санкции. Еще год назад я бы не поверил, что такое возможно. Я был даже приятно удивлен. Несмотря на критику со стороны Венгрии, Австрии, Греции, Кипра, Италии, Испании, канцлер Меркель смогла это сделать. В общем есть искреннее желание помочь Украине. Финансово оно является недостаточным. ЕС должен пойти значительно дальше, как это он делал в 1990-х в отношении Польши. Однако, по крайней мере, на уровне институтов Евросоюза: Европейского парламента, Европейской комиссии – на уровне правительств отдельных стран-членов, – есть искреннее неравнодушие к тому, что происходит в Украине.

– Украина воспринимает агрессию России как экзистенциальную угрозу, Запад в основном так ее не воспринимает. Это можно было бы принять, если бы, например, от заявлений и выступлений Федерики Могерини не складывалось впечатление, что настоящими экзистенциальными угрозами для ЕС сегодня является проблема глобального потепления или ситуация в Йемене, Ливии.

– Я лично согласен с тем, что в настоящее время Россия является крупнейшей такой угрозой для Запада. Это имеет политический характер. Однако для того, чтобы страны Южной Европы признали легитимность страхов и угроз, с которыми сталкиваются Польша и страны Балтии, последние должны были признать такую же легитимность и важность угроз, стоящих перед французами или испанцами – угроз исламистского терроризма. В ЕС началось своеобразное соревнование страхов и угроз. И это нужно прекратить. Я лично согласен с тем, что на данный момент в этом соревновании именно российская угроза должна рассматриваться как самая большая. Я со своими коллегами из Центра Мартенса уже год об этом постоянно говорю и пишу. Таким образом мы пытаемся хотя бы немного углубить понимание проблемы.

– Как Вы считаете, на данном этапе имеет ли смысл и далее держать в одной когорте под названием «Восточное партнерство» шесть совершенно разных стран?

– Я считаю, что фактически произошло разделение стран-участниц «Восточного партнерства» на две группы: одна группа – Грузия, Молдова, Украина, другая – Армения и Азербайджан. Первая группа объединяет страны, которые больше всего заинтересованы в сближении с Евросоюзом. Вторая группа – страны, которые по разным причинам далеко позади. И это их свободный выбор, за исключением Армении разве что. Но это не значит, что нужно отказываться от программы «Восточного партнерства». ЕС все равно заинтересован в сотрудничестве с Азербайджаном, с Беларусью. С другой стороны, ЕС должен по-разному подходить к Грузии, Молдове, Украине, потому что они оказались в разных условиях. С другой стороны, нам нужно иметь какой-то зонтик для сотрудничества со всеми шестью странами одновременно, потому что Европейский союз заинтересован в том, чтобы они взаимодействовали и между собой. Впрочем, нет смысла предлагать Азербайджану или Армении весь спектр возможностей, если они из них используют только 10%. Это нужно изменить, однако евробюрократия действует медленно. Это большая проблема. Органы ЕС, в частности Европейская служба внешних действий, являются бюрократическими учреждениями, которым нужно много времени, чтобы усвоить новые политические идеи. Но они это сделают.

– И вот, исходя из всех этих реалий, чтобы вы посоветовали украинцам, чтобы успешно выйти из периода евроромантизма и выработать прагматический, функциональный подход к сотрудничеству с ЕС?

– Ничего плохого в искреннем стремлении к модерности, европейскости нет. Но было бы хорошо для Украины получить сразу же перспективу членства в ЕС? Это вызвало бы всплеск популизма внутри Евросоюза. Потому что многие граждане стран ЕС не поддерживают эту идею. Они не представляют себе, как можно будет справиться с теми проблемами, которые возникнут с присоединением пятидесятимиллионной страны. Они опасаются нестабильности, усложнения процедуры принятия решений. Лучше сегодня оставить этот вопрос открытым. Я лично убежден, что Украина однажды должна стать членом Евросоюза. И она им станет. Но для этого ей нужно измениться изнутри: реформировать свою экономику, установить верховенство права, усилить независимость правосудия, либерализовать цены на энергорынке, обновить милицию. Если она изменится, то и продвинуть идею ее членства в ЕС будет легче, можно будет убедить граждан Евросоюза, что такую страну следует принять в его ряды. То есть Украина должна изменяться не для того, чтобы удовлетворить Брюссель. Украинцы должны менять свою страну для себя. При всем глубочайшем уважении к тем жертвам, которые Украина заплатила, чтобы приблизиться к Европе, ее граждане должны осознать, что ЕС является демократическим объединением, где последнее слово принадлежит гражданам.

– Вы даете советы европейским политикам о том, как подходить к проблеме российской пропаганды. В Украине условно есть две точки зрения на нее. Согласно одной, на пропаганду нужно отвечать контрпропагандой. Согласно другой, надо заниматься не контрпропагандой, а организацией собственных информационных кампаний, разработкой собственной политики в этой области. Что бы Вы выбрали из этих двух подходов?

– Прежде чем говорить о необходимости противодействия пропаганде, стоит учесть, что российский подход к ней построен сверху-вниз. То есть Кремль спускает телеканалам, другим медиа конкретные месседжи, которые те должны распространять. ЕС и Украина должны были бы использовать диаметрально противоположный подход: снизу-вверх. То есть главным производителем месседжей у нас должно быть гражданское общество: политические партии, неправительственные организации, исследовательские учреждения, гражданские инициативы. Сегодня благодаря Интернету, социальным медиа можно делать конкретные вещи при очень скромных финансовых ресурсах. Хороший пример проект StopFake, который развенчивает мифы российской пропаганды. Национальные правительства, институты ЕС также должны участвовать в этом процессе, однако не нанимая людей для осуществления контрпропаганды, а финансируя проекты по информированию людей. Люди, которые будут работать над ними, не должны быть штатными сотрудниками правительственных учреждений или евроинституций. Особенно большую роль могут сыграть социальные медиа, где противодействовать пропаганде значительно дешевле, чем на телевидении или в прессе.

Оригинал публикации – на сайте Радіо Свобода