Бюджет российских регионов режут по живому?

Как и почему происходит сокращение расходов регионов и увеличение долгов бюджетов на периферии? Крым, Северный Кавказ и Дальний Восток – главные геополитические приоритеты дотационной политики Кремля. Что изменилось?

Кризис бюджетов регионов России: обсуждаем с профессором, директором региональной программы Независимого института социальной политики Натальей Зубаревич. Вел передачу Михаил Соколов.

–​ Сегодня в нашей студии Наталья Зубаревич, профессор, директор региональной программы независимого Института социальной политики. Мы сегодня поговорим в основном о регионах, о кризисе бюджетов, вообще о том, что происходит на российской периферии, или как говорят более обидно, что происходит с российской провинцией.

Я хотел бы начать наш разговор с вопроса, который мне прислала на Фейсбук Юлия: «Понимаю, что Наталья Зубаревич специалист по региональным бюджетам, но все же хочется узнать ее мнение по поводу ближайшего будущего рубля».

–​ О боже! Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Укрепления скорее всего не будет. Смотрите на цену на нефть.

–​ Она и удивляется, пишет: «Рубль в крутом пике, а Путин похвалил Набиуллину за принятые меры по поддержанию национальной валюты». Есть, за что хвалить?

–​ Во-первых, рубль не в крутом пике, он медленно ослабевает достаточно. Крутое пике было в ноябре-декабре, не грешите. Во-вторых, цена на нефть идет вниз, рубль ослабевает. Качели вполне понятные. Причем здесь Набиуллина?

–​ Потому что ее хвалят.

–​ Она очень много сделала для макроэкономической стабильности, чтобы экономика приспособилась к новому курсу. Вернее, даже не экономика, а баланс чтобы был. Экономический блок правительства я считаю очень профессиональным. Не стреляйте в пианиста, он играет в тех условиях, которые не им созданы, и делает, что может.

– То есть одни люди обрушивают стабильность, а другие пытаются в этих условиях что-то спасти, так получается. Вы сказали слово «приспособилась». Действительно, она приспособилась сейчас? Каковы параметры этого приспособления, что изменилось за время, когда от стабильности, как говорили, не хуже, не лучше, Россия пошла вниз, рецессия и так далее?

–​ Во-первых, стабильность, если точнее говорить, остановка роста произошла в 2013 году. Инвестиции падают с поздней осени 2013 года и весь 2014 год, промышленность в 2013 не росла. Поэтому все то, что мы имеем, мы имеем достаточно давно. Все последующее, начиная с марта 2014 года, просто подстегнуло, из этой стагнации, давайте ее вежливо назовем, перевела в спад. Тоже достаточно медленный, за исключением обвала рубля. Этот кризис вообще другой, он не похож на предыдущий.

–​ Не похож на кризис 2008-9 года? А в чем принципиальное отличие?

–​ У него абсолютно другой набор проблем. Первое, с чего все начинается — это не глобальный кризис. Нас не задело, потому что мы в глобальном мире, все, что сделано, сделано своими руками — это принципиальное отличие. Второе — гораздо медленнее по темпам спада. Инвестиции, промышленное производство, все падает совсем не так, как падло в 2009, медленнее. Третье — он бьет по доходам и по покупательной способности. Тогда мы проскочили дуриком на больших запасах, сделанных при высокой цене на нефть, сейчас уже этот номер не проходит.

–​ Есть же резервы, можно еще сжечь.

–​ Зачем? Их не будут сжигать. Вы видите, что федеральный бюджет секвестр на 15%, региональные бюджеты, если вы посмотрите, порядка двух десятков просто сократили расходы в рублях, то есть без учета инфляции. В общем экономика приспосабливается. Более того, потребитель приспосабливается. Если вы посмотрите на динамику торговли, по маю-июню минус 9-9,5%.

–​ То есть люди экономят?

–​ Конечно. Поэтому этот кризис не глобальный, гораздо более медленный. И этот кризис – кризис системы. Больше в этих условиях расти не может экономика, потому что барьерные стали непреодолимы.

–​ Наталья Васильевна, а если представим себе, что аннексии Крыма и войны в Донбассе не было бы, тогда что?

–​ Стагнация.

–​ Тогда было бы то, что называли бы «путинский застой», а кто хотел –​ «стабильность».

–​ Кто хочет – стабильность, кто хочет – стагнация. Рост плюс один – минус один, шило на мыло, принципиально это ничего бы не меняло. Это такое внешнее торможение. А тут с факторами, устроенными нашими руками, мы получили спад медленный.

Да, еще я забыла добавить: в 2009 году не было такой дестабилизации сумасшедшей бюджетной системы регионов, не было долга в 2,4 триллиона рублей.

–​ Как вы считаете, будет ли продолжаться так называемая оптимизация регионов, закрытие больниц, фельдшерских пунктов, слияние школ, которое до Москвы богатой дошло?

–​ Смотрите динамику процесса. Итоги 2014 года: 9 регионов в номинальном выражении, то есть просто в рублях без учета инфляции, сократили расходы на образование, 8 на здравоохранение и 3 на соцзащиту. Первый квартал 2015 года, второго еще нет, уже 26 регионов на образование в минусе в рублях, без учета инфляции, 22 на здравоохранение и 16 на соцзащиту. Почему 16? По той простой причине, что выборы у многих в сентябре. Выборы пройдут и пойдет в октябре рубка расходов на соцзащиту гораздо более сильная, высокими темпами.

По поводу оптимизации, давайте поймем, что если в 2012-13 годах удавалось добиваться неких сокращений за счет трансфертов ЖКХ, их уменьшали 50-55 регионов, то есть мы платим за это все больше и больше. Второй жертвой были расходы на так называемую нацэкономику – это поддержка транспорта, дорожного строительства, отраслей экономики типа топливного комплекса, агросектора, то все, там уже ресурсы усохли наступил черед тех самых социальных расходов, они будут резаться и дальше. Потому что цена на нефть, как вы помните, уже меньше 50-ти, трансферы формируются из нефтяной ренты, они из воздуха не возникают. Масштаб трансфертов сокращается три года подряд. Их максимум был в 2012 1,8 триллиона, сейчас это 1,5 по 2014 . В законе о бюджете сокращение на 13% в номинале при инфляции 15%. Поэтому, мои дороге, цена на нефть — раз, и то, что мы сделали своими теплыми руками.

–​ Вы имеете в виду войну?

–​ Все последствия этого. Я имею в виду и то, что расходы на военно-промышленный комплекс сокращаются в последнюю очередь, сделан выбор.

–​ ВПК плюс оборона?

–​ Я имею в виду все силовые структуры плюс промышленность оборонного характера. Потому что если вы посмотрите динамику промышленного производства по субъектам федерации, у меня уже есть данные за полугодие, могу вам сказать, кто и как растет. Если смотреть –​ самый сильный промышленный спад –​ это Москва, Московская область, бедная Калуга по 12-13%, около 9-10% Калининград, Чувашия, Саратов. 7-8% Ивановская, Тверская. Это промышленность падает. А где она растет? Пожалуйста, весь набор регионов ВПК — Брянск, Тула, Марий-Эл, где "делают ракеты" и так далее. Правда, есть регионы с производством минеральных удобрений...

–​ Смотрите, какая политика выравнивания получается. Сначала жили за счет развития гражданского и сырьевого сектора, сферы обслуживания, а теперь поворот — и ВПК и оборонка.

–​ Даже не правильно сказать сырьевики, правильно сказать экспортеры. России 85% минудобрений идет на экспорт, издержки в рублях, доходы в валюте. Все регионы с новыми нефтяными месторождениями — Иркутск, Якутия, Сахалин, немножко Коми, там тоже плюсы. Из аграриев лучше выглядит Ростов. Еще одна особенность этого кризиса состоит в том, что картинка очень непростая. Если в тот 2009 год мы все понимали: регионы машиностроения вниз, регионы сырьевой ориентации более-менее ничего, за исключением «газпромовских», потому что «Газпром» тогда бодался с Украиной. Регионы с диверсифицированной экономикой ничего. Моноэкономика несырьевого характера — до свидания. Сейчас все сложнее, во-первых, он медленнее, во-вторых, он географически не такой четкий, он размытый пока кризис.

–​ Если говорить о геополитических приоритетах трансфертной политики, что-то изменилось или нет за последний год?

–​ Я жду бюджетов за полугодие. Потому что у власти России было четко три приоритета, мы их видели: стреляющий Северный Кавказ, свыше 10% всех трансфертов субъектам, Дальний Восток, который надо поворачивать на Восток, еще свыше 10% всех трансфертов. Самым масштабным получателем трансфертов в 2014 году была вовсе не Чечня, а Якутия.

–​ Они от «Алроса» получают доходы еще.

–​ Трансферты – это федеральный бюджет, строительство автодороги и прочее.

–​ Проект с Китаем, под это тоже, наверное, что-то давали?

–​ Тогда нет. И третий, появившийся в 2014 – это Крым, Крыму отвалили очень много. Я сейчас жду второго квартала. Первый я обсчитала и могу сказать, что деньги Крыму подсократились, не так, чтобы очень существенно.

–​ А вообще сколько уходит на Крым?

–​ Крым был 7% по 2014 году с учетом того, что платить начали в конце марта.

–​ А там полтора миллиона человек. То есть они обогнали Чечню, получается?

–​ Конечно. Им трансферт был 129 миллиардов, а Чечне 56. Почувствуйте разницу. Дело в другом, дело в том, что в прошлом году все деньги шли через бюджет, а так не бывает, у нас по-другому устроена система. Что-то идет через бюджет, что-то через внебюджетные фонды, страховые и прочие, и очень значительная сумма идет через пенсионный фонд. Я посчитала бюджетку и небюджетку, суммарно за год будет в среднем 88 миллиардов, а в прошлом году у Крыма было 159. Но по ПФ нет открытых данных, то получается еще 40-50 миллиардов, то есть все равно меньше суммарно, чем 159. То есть праздник невиданной щедрости, который был в 2014 году, Крыму несколько поубавили. Они даже не смогли потратить то, что им дали в 2014 году, у них профицит был 13 миллиардов.

–​ Можно определить каким-то образом кроме этих голых цифр эффективность использования этих денег? Есть какие-то критерии?

–​ Я бы сказала так: давайте смотреть, на что они пошли. Уже по 2014-15 году, по 2014 все ясно, там 42% были расходы на соцзащиту – это все доплаты к зарплатам, то, что сейчас идет через Пенсионный фонд и к пенсиям прежде всего. Есть расходы на нацэкономику, поддержка, мы же собираемся его развивать – это где-то четверть, 22-25% всех расходов. Смотрим структуру этих расходов: две трети – это субсидии топливно-энергетическому комплексу. Что это значит? Субсидии завоза топлива на полуостров. Вот вам и инвестиции в развитие – субсидии на завоз топлива, и субсидии немножко сельскому хозяйству.

–​ Там сельское хозяйство осталось без воды?

–​ Какие-то субсидии все равно есть, но их не так много. А так почти 30% на образование, очень почему-то мало на соцзащиту, видимо, пустили все через другие каналы, но я еще пока не раскопала.

–​ Вы сказали про Якутию. Почему Якутия? Потому что это единственная территория Дальнего Востока с преимущественно коренным населением, там 50% якутов?

–​ Нет, там были инвестрасходы очень существенные по дороге, которая велась, начинались инвестиции в мост, который так и не построили. Плюс в душевом выражении, но это не так гигантски, она же на 50% сама, на 50% федеральный трансферт. Там очень сильное удорожание, там субсидируется все, что можно. Внутренние перелеты, например, тоже бюджетное субсидирование, потому что вы никак до этих населенных пунктов не доберетесь. Отопление, завоз топлива, северный завоз. Вообще осваивать северные регионы тем, кто не знает, это очень дорогое удовольствие. Вы хотите Севморпуть, посчитайте эффективность, она будет отрицательной, строго отрицательной. Вы хотите поддерживать население в северах в тех масштабах, какие есть? За все надо платить. У нас как-то мухи отдельно, котлеты отдельно, лозунги мы говорим, не задумываясь, а вот посчитать, сколько эта радость стоит.

Знаете ли вы, что Чукотка стоит 17 миллиардов? Из этих 17 миллиардов в плохие года четверть сами, остальное трансферт, сейчас это 50 на 50. Это, на минуточку, на 50 тысяч человек.

–​ Золотой регион.

–​ Золотой. Люди в России почему-то никогда не задумываются о цене вопроса, меня это всегда удивляет.

–​ Величие того стоит.

–​ Извините, это ваша цена на еду, это тариф на ЖКХ, это все вещи абсолютно взаимосвязанные, по-другому не бывает.

–​ Все время идут эти разговоры о развитии Дальнего Востока, какие-то зоны какого-то опережающего развития. Нынче Медведев подписал очередную программу развития Курильских островов.

–​ Это продление, она идет с 1990-х годов. До 2025 года 2,8 миллиарда в год. Вы меня простите, столько стоит, наверное, развязка на пересечении с МКАДом большого московского вылетного шоссе. Да, порт подремонтируют, взлетную полосу там сделали, немножко какую-то инфраструктуру, поставили более экономное электроснабжение, построили пару школ. 18 тысяч человек на все Курилы. Эта программа будет бесконечная, потому что это наш вечный приоритет. По факту это немножко инфраструктура, плюс поддержание жизнеобеспечения. Открыли бы акваторию, взаимодействовали бы с другими бизнесами, все было бы гораздо быстрее, дешевле и без потерь для величия.

–​ С Японией вы имеете в виду?

–​ С японцами. Пытались же, начинали в 1990-е годы, можно было взаимодействовать как-то. Но для этого не надо было вставать в гордую позу, надо искать компромиссные решения. А слово «компромисс» в Российской Федерации хуже матерного.

–​ С этим плохо сейчас, с компромиссами, всем кузькину мать показывают. Не все последние десятилетия кузькину мать обещали, в другую сторону смотрели. Теперь вернулись к советским приоритетам. Я все-таки про Дальний Восток хотел немножко спросить. Я помню, были такие совещания, ЦСР, по-моему, какую-то программу разрабатывал.

–​ Цена была безумная, когда обсчитали, она была нереализуема.

–​ Ишаев это курировал, ныне не министр. Но можно было другим способом, наверное, действовать, не прямые инвестиции из центра, а просто там установить другие правила игры, какая-то особая зона.

–​ Мы все время говорили: бюджетные деньги будут и разворованы, и неэффективно потрачены на неэффективные проекты, проще дать льготную зону. Другое дело, как избежать черной дыры в бюджете, потому что там начнут все регистрироваться. Калининградский опыт показывает: льготы предоставляются за уже сделанную инвестицию. Но тогда у вас правила игры должны быть в долгую.

–​ В Калининграде, кстати, много было сборочных производств разнообразных, все шло, потом обрушилось.

–​ Но до этого был черный импорт алкоголя, сигарет, перегон автомобилей. Когда сделали другие правила, очень много зависит от правил. Но беда Калининградской области, что там две таможни, и они кушают хорошо, въездная и выездная, потому что дальше это двигается на территорию Российской Федерации. Две таможни примерно равны объему льгот, шило на мыло получается.

–​ То есть там слишком много желающих поперераспределять.

–​ У нас в России очень развита культура устной и письменной речи. Люди читают, слушают решения, постановления, радостно хлопают ушами, а я обычно цифры читаю.

Для тех, кто любит поворот на Восток, динамика строительства в России за первое полугодие минус 10%, а на Дальнем Востоке минус 12%. В 2014 году минус 12%. Простите, пожалуйста, какое может быть развитие при строительстве два года подряд минус 12%? Для меня это исчерпывающее объяснение. В России слова отдельно, жизнь отдельно. Поэтому всегда прошу журналистов: не обращайте внимание на планов громадье, давайте посчитаем первые результаты, и вы сразу успокоитесь. Все так же.

–​ Если минус, то не так же, если минус, то это значит, что еще и хуже.

–​ Все так же по результату. Результат всегда отличается от планов громадья, результат всегда либо скромен, либо отрицателен. Потому что регуляторные функции государства нужны, но когда государство заменяет собой инвестора, основным проектом становятся деньги РЖД, то у меня возникают большие вопросы.

–​ РЖД из бюджета все время требует. Якунин все время говорит: дайте нам на это, на это. На Казань получили на сверхскоростную дорогу?

–​ Нет, пока, насколько я знаю, нет. В рамках дальневосточной программы или зарезервировано, или уже выделено, я не специалист по делам ВЭБа, 300 с лишним миллиарда.

–​ Они говорят: нам есть, что возить на экспорт, уголь, еще что-то.

–​ Они мне показывают гигантские планы, используя заявки бизнеса. Бизнес не дурак. Когда есть госинвестиции, ты не за свои бабки получаешь более расширенный транзит, то что получается дальше, очень интересно: бери больше, кидай дальше. В заявке пиши безумное количество. Сначала возили «роснефтевские» цистерны, теперь трубу построили. Теперь будут возить уголь с нового месторождения — это четверть всех перевозок по Транссибу. Перевозку по Транссибу 60% составляет экспортный уголь, а 20 с лишним лесоматериалы. Так может мы с угольком не будем столько экспортировать, может мы у себя как-то воспользуемся. Решений всегда несколько, в экономике нет одного решения. Почему базовым решением становится расширение Транссиба, чтобы вывозить еще больше угля — это для меня большой вопрос.

–​ Потому что китайцы покупают?

–​ Нет. Китайцы покупают все меньше, как они будут покупать меньше газа. То, что рассчитывая на тренде конца 2000-х, уже не работает в середине 2010-х. Китай меньше покупает, потому что он тормозит развитие. Вы расширите, построите, а сбыта такого может такого не быть.

–​ Они будут по более низкой цене брать в такой ситуации.

–​ Но деньги-то государственные на инфраструктуру, а бизнес получит свой бонус.

–​ Я хотел бы одну тему поднять, которая у нас все время на слуху — это по поводу так называемых российских контрсанкций и уничтожения продовольствия. Так называемыми контрсанкциями президент Путин ставил две задачи: как-то напакостить Западу, столкнуть внутренние лоббистские группы, заинтересованные в сбыте сельхозпродукции в России, с собственными властями, и вроде бы поддержать протекционистскими мерами собственный сельскохозяйственный бизнес. Что действительно происходит с сельским хозяйством?

–​ Про Запад судить не берусь. Насколько слышала, там компенсировали многим фермерам.

–​ Экспорт из Евросоюза вырос на 5% сельскохозяйственной продукции в основном в США и Китай. Выкрутились.

–​ Про нашу страну. Пищевая промышленность перестала расти в марте. Эффект санкций исчерпался в целом в марте. Потому что для того, чтобы она росла дальше, нужны инвестиции. А по инвестициям, простите, у меня по июню 2015 году минус 7% в целом по Российской Федерации.

–​ Это по агросектору?

–​ По всем инвестициям. Это означает, что без денег развития не бывает. Что-то сделать удалось, я могу сказать, что те, кто построил свинокомплексы, успел их ввести в строй, инвестиции в свинокомплексы были большие, до этого инвестиции шли в птицефабрики, но у нас по птице не было большого импорта.

В чем реально было ужесточение, связанное с ухудшением потребления, конечно, сыры, круглогодичные фрукты и овощи, которые поляки нам поставляли. Здесь не получается импортозамещения, получается массовый ввоз пальмового масла, не мне вам об этом рассказывать, качество российских сыров стало еще хуже. Хотя я покупаю, давайте рекламу сделаю, я покупаю, нашла у себя в магазине около дома, татарстанские сыры «Маасдам» и «Делюкс», прекрасные сыры, их можно есть. Производство налажено было до санкций, у ребят просто открылся рынок, с чем я их просто поздравляю, они делают хорошую продукцию. То есть не буду все мазать черной краской. Но в большинстве случаев российский производитель пошел по пути замены качественного продукта «пальмовым маслом».

–​ То есть снизил просто качество.

–​ И повысил цену.

– Как конкуренция уменьшается, логичные действия.

–​ Цена растет, качество падает. Экономику нельзя обдурить. Что бы ни говорили по телевизору, я всегда талдычу одно и то же: экономику нельзя надуть пропагандой. Человека можно, а экономику нет.

–​ Вопрос, как будет вести себя этот человек, надутый пропагандой.

–​ Люди приспосабливаются, они остаются в ощущениях, что да, цена растет, но скоро у нас все наладится, скоро у нас все будет свое и замечательное. Пока общество доверяет принятым решениям, я это как-то наблюдаю. Ну что ж, обманываться кто рад, так, наверное, спокойнее, чувствуешь себя в тренде, все хорошо, все правильно, немножко сокращу потребление. Пока не будет массовых локаутов, а их не будет скорее всего, власть так не работает и бизнес уже в России так не работает, массовых увольнений практически не происходит, во всяком случае в индустриальном секторе.

–​ Вы имеете в виду, потому что в России не принято так просто делать пока? Многие сохраняют рабочую силу на случай перспективы.

–​ У вас есть два инструмента снизить ваши издержки, когда начался кризис: либо вы увольняете ненужную на сейчас рабочую силу, либо вы просто снижаете зарплатные издержки — административные отпуска, неполный рабочий день.

–​ А люди счастливы, что их не уволили.

–​ Вот, это российская ментальность: пусть за пять копеек, но я работаю.

–​ Община, колхоз.

–​ Вы знаете, эти вещи очень аукаются. Минус 7% по зарплате с лишним сейчас в июне.

–​ А доходов в целом?

–​ Доходов гуляет цифра, мы спорим в экспертном сообществе. В мае было минус 6% с лишним, июнь вдруг 3,5%. По другому источнику в Росстате январь-май минус 5%. Короче, не умели мы хорошо мерить доходы и не умеем.

–​ Главное, что минус, а не плюс.

–​ Минус, конечно. Это в пределах 5-7%, люди поджались в потреблении. Опять же повторюсь: россияне чемпионы мира по адаптации к негативным явлениям. 1990-е году нам это показали, потому что спад в доходах был двукратный, люди сжались, начали подрабатывать, начали искать теневые формы дохода, все, что угодно, челночество, собирательство.

–​ Сейчас же не займешься челночеством.

–​ Челночества нет, а все остальное работает.

–​ Опять грибы-ягоды?

–​ Грибы-ягоды в тайге, теплицы с помидорами, где теплее. Количество занятых в неформальной экономике за 10 лет выросло с 17 до более чем 20 миллионов человек. Люди сидят в теневке, не платят налоги, социальных всех платежей тоже не ведут, включая пенсионку. Крутятся и как-то выживают. Вот российский стиль адаптации к плохим временам. А кто виноват? Жизнь.

–​ То есть человек борется за себя, к коллективным действиям не способен.

–​ Не способен. Россияне вообще не способны к коллективным действиям в современной России — это медицинский факт. Они возможны в территориально-локальной форме, когда, например, вдруг взяли и закрыли завод. Люди выйдут на улицу, но власть-то тоже умная, она уже научилась, заводов никто не закрывает.

–​ В Твери хотели завод закрыть, но не стали.

–​ Их поправили. Это совсем "Трансмашхолдинг" раздухарился. Как закрывал до кризиса «Русал»: цех один, людей переводят в другие цеха, кому-то предлагают работу с переездом, кому-то досрочную пенсию, и так тихонечко по шагу. Когда закрыли завод в Надовицах, дали пятикратную выплату зарплаты. Поселок маленький, не город, люди как-то разбрелись.

–​ Пропили, потом поплакали.

–​ Бизнес, конечно, под чутким руководством властей, по-американски он бы сразу уволил, но никто же ему не позволил.

Другое дело, что этот номер не проходит в сфере услуг. Вы представляете себе неполную рабочую занятость в торговых сетях, где-нибудь в турбизнесе, в банке.

–​ В крупных городах, о которых вы всегда говорите, такая передовая экономика, им в этот кризис будет сложнее?

–​ Да, потому что два наезда. Наезд номер раз – это сжатие сектора рыночных услуг. Но еще раз повторю: этот кризис медленный. Ритейл упал на минус 10% к марту, так в этих минус 10 и сидит. Что делают люди? Покупают более дешевое, как-то адаптируются, и сети адаптируются, у них жирок был, запас прочности есть. А вот малый и средний торговый бизнес, по нему стучать будет посильнее. Второе: туризм мы видели, как рухнул в 2014-м, куча всего разорилось, пошли искать какую-то другую работу. Страхование, банки и так далее, там выносит сразу, там неполной рабочей недели не существует. Но люди-то более квалифицированные, более адаптивные к рынку, какие-то альтернативы пока находят. Второй кирпич – это бюджетная занятость, которая рубится везде. Где больше больниц, где больше школ, где больше госпиталей технологичных – в крупных городах, в региональных центрах.

–​ Давайте к научным вопросам. Николай спрашивает: «Каким регионам России грозит дефолт?».

–​ Дефолта в России быть не может.

–​ За все заплатят?

–​ Там будут какие-то реструктуризации. Самая плохая ситуация по нагрузке –​ это Чукотка. Но у нее долг весь бюджетные кредиты, но договорятся. Мордовия 126%, там пополам. У Мордовии чудовищный долг, у них не получается особо его сократить. Но Мордовия такой чемпион по всем другим вещам, что, наверное, тоже как-то договорятся.

–​ Это, конечно, грустная картина то, что происходит там. А есть какие-то еще такие же болевые точки, может быть 5-6, где нужно вмешиваться любой власти, даже той, которая ждет в ближайшие два года повышения цен на нефть в два раза мистически?

–​ Мистические вещи я не комментирую. По бюджетке совершенно точно должны быть федеральные решения. Простите, этот кризис создан федеральными решениями, федералам за него и платить, как бы ни отбрыкивались. Это ваша вина, и вы должны снять с регионов это немыслимое долговое бремя.

–​ Что значит снять? Заплатить?

–​ Вот этого нельзя делать никогда. Есть два типа регионов: одни брали на инвестиции и просили, другие тупо раздували расходные обязательства. Вот здесь действительно с каждым регионом надо работать. Первое: все-таки ускорить темпы переводов в бюджетные кредиты. Да, должны быть какие-то профицитные условия. Я вам сейчас скажу ситуацию просторечием: из регионов жмут последнее масло, чтобы в итоге помочь меньшими объемами. Чтобы ты кишки вывернул, чтобы все порубал, а там, глядишь, мы тебе и поможем. Простите, пожалуйста, если федеральная власть кишки не вынимает и не все порубает, а почему субъекты федерации должны до последнего, до последней портянки выжимать из себя? Я это не очень понимаю.

–​ Потому что унитарное государство.

–​ Понятно, что решение принимает один уровень, а расходные обязательства другой. Какая это федерация, о чем? У нас это записано, что в бюджетном кодексе запрещены такие решения, так они не законом, а указом, не тушкой, так чучелком проведены. Есть три типа. Первый – это стандартно депрессивные территории, Иваново, Курган, где какой кризис ни начнется, все тяжко сразу.

Второй – это инвестиционно активные. Он вложились, они инвесторов привели, им надо деньги отбивать, а все. Калуга, Калининград, ту же Мордовию стукнуло, по Пензе что-то пытались сделать, по Ульяновску пытались. Но прежде всего самый яркий пример – это Калуга. Третье, кого стукнуло, федеральные агломерации. Там сжимается промышленность, объем потребления гигантский, но уже такого шикарного проживания ждать не надо. Мы пока это не ощутили по-взрослому, потому что задел был так велик, жирка было накоплено прилично, и он тает медленно.

–​ То есть будет худеть?

–​ Когда кто-то сохнет, вы помните этот этнический анекдот, кто-то сдохнет, по Москве это сохнет, а по Иваново это сдохнет.

Полный текст публикации – на сайте Радио Свобода