Суд над Сенцовым и Кольченко: четыре формы страха

Судебный приговор по делу Сенцова-Кольченко, при всей очевидности и абсурдности обвинений, ставит больше вопросов, чем дает ответов. Понятно, что произошло – расправа. Непонятно – зачем? Для чего такая жестокость? Почему такой огромный срок? В конце концов, почему именно Сенцов и Кольченко? Не бойцы, не военные – люди из творческой среды.

В книге итальянского писателя Марио Пьюзо «Крестный отец» есть показательная сцена, как нельзя лучше иллюстрирующая происходящее сегодня со всеми нами. Во время праздничного приёма в доме дона Вито Корлеоне в честь свадьбы его дочери певец Джонни Фонтэйн обращается к главе итальянской мафии с просьбой помочь получить роль в фильме, в которой ему было отказано из-за личного конфликта с главой киностудии Джеком Вольцем. И тогда Дон Корлеоне произносит свою знаменитую фразу: «Я сделаю ему предложение, от которого он не сможет отказаться», после чего посылает в Калифорнию подручного «решить вопрос». Джек Вольц – собственник киностудии, услышав просьбу взять на главную роль того, с кем он не хочет иметь ничего общего, мягко, но решительно отказывает посланнику мафии. Как любой нормальный человек, он руководствуется принципом: «Мой фильм – моя песочница». И тогда читатель, наконец, узнает, в какой форме делаются предложения, от которых лучше не отказываться. Через несколько часов строптивый глава киностудии находит в своей постели отрубленную голову любимого скакуна.

Демонстративная жестокость очень часто используется преступниками как послание. Это предложение делается настолько недвусмысленным способом, что трактовать его двояко просто невозможно. Так, к примеру, посадка Михаила Ходорковского была правильно истолкована российскими олигархами. Приговор, зачитанный в российском суде Олегу Сенцову и Александру Кольченко, смело можно назвать такой же мафиозной демонстрацией. Это предупреждение, послание тем, кому предназначено его прочитать и понять.

Адресатов, которым предназначается путинский намек, можно условно разделить на четыре категории. Но перед тем, как приступить к разбору того, кто они и на что им намекают, давайте внимательно посмотрим на факты. Виновность Олега Сенцова и Александра Кольченко не доказана судом. В принципе, никто не ставил перед российским «правосудием» такой задачи, как доказательство вины. Ребят обвинили в терроризме и экстремизме. Попытались представить в качестве пособников «кровавой хунты», агентами карателей, членами пресловутого «Правого сектора».

На самом деле, если бы Путину необходимо было продемонстрировать российской публике живое воплощение «кровавых карателей», только что спустившихся с Карпатских гор, то в его распоряжении для этого имеется большое количество находящихся в плену бойцов добровольческих батальонов с «чубами-оселедцями», патриотическими наколками, разговаривающих на «мове» и имеющих прописку где-нибудь в Галичине.

Но он выбирает двух крымчан. Зачем? Что такого особенного в режиссере Олеге Сенцове или в активисте Александре Кольченко? Разве что их особенностью является то, что они – русскоязычные крымчане, настаивающие на том, что являются гражданами Украины в противовес распоряжению оккупантов, о том, что все, кто на момент аннексии имел крымскую прописку, автоматически стали «крепостными» российского «царя».

Итак, в российском суде демонстративно, по надуманному и недоказанному обвинению на беспрецедентно большой срок были осуждены крымчане – граждане Украины, которым было отказано, в первую очередь, именно в гражданской принадлежности к своему государству. Поэтому первой категорией, которой предназначается путинское послание, являемся мы – крымчане, сохранившие верность Украине.

По данным портала «Новости Крыма», в 2015-м на полуострове «возбудили в семь раз больше уголовных дел, чем в 2014-м году». Украинских активистов и крымских татар обвиняют в уголовных преступлениях так же, как в свое время по уголовным статьям была осуждена большая часть советских диссидентов.

В последнее время все чаще стали появляться сообщения о том, что давлению подвергаются оставшиеся на полуострове семьи и друзья тех, кто выехал с территории Крыма сразу после аннексии. Так, украинский пловец-марафонец Олег Софяник был вынужден покинуть полуостров после того, как им заинтересовалось ФСБ в связи с обвинениями против его друга, крымского блогера Юрия Ильченко. Мать другого украинского патриота, командира батальона «Крым» Станислава Краснова была задержана сотрудниками ФСБ на выходе из магазина.

Давлением на наших близких и друзей российские оккупационные власти дают нам понять: «Вы наши. Вам не скрыться. Мы расправимся если не с вами, то с вашими близкими». Приговор Сенцову и Кольченко – это урок нам, крымчанам, которые идентифицируют себя как граждане Украины.

Нам дают понять, что, к какой бы стране мы сами себя ни причисляли, оккупанты будут расценивать нас и наших близких как своих крепостных. Показной жестокостью по отношению к крымчанам российская власть утверждает над Крымом свой протекторат.

Вторая категория людей, которую вышеупомянутый приговор должен заставить задуматься – это, опять-таки, российские граждане, – несогласные, те, кого Путин назвал национал-предателями. Эта категория людей не питает никаких иллюзий относительно последствий своего недовольства. Они знают, что «загнанная в угол крыса» способна на все в любой момент: незаконный арест, изъятие из семей детей, избиения, провокации, бесконечные угрозы от безымянных «путлерюгендов». Те россияне, которые не боятся высказываться против чинимых путинской кликой преступлений, – а это, по большей части, представители творческой интеллигенции, интеллектуалы, люди, сохранившие честь и достоинство, – должны увидеть в режиссере Олеге Сенцове ценностно и интеллектуально близкого человек и вынести урок. Они и так знают, что рано или поздно за ними могут прийти.

Но приговор Сенцову – это уже, согласитесь, не «двушечка», это «двадцаточка» – есть над чем подумать. Ставки растут.
Для того, чтобы обозначить третью категорию, нам потребуется изучить те психологические явления, которым подвержено российское общество.

Имеются в виду пресловутые 86%. Несложно заметить, что безоговорочно поддерживающие Путина россияне отождествляют себя с мощью Российской державы. Чем беднее живет российский обыватель, тем яростнее он оправдывает Путина. Уже ни у кого не вызывает удивления тот факт, что бесправный российский гражданин кричит о величии страны и мудрости вождя, игнорируя развал российской экономики, разворованные миллиарды, искренне радуясь сообщениям о «монарших» дворцах, шубохранилищах и т.д.

Верный вождю россиянин отождествляет Владимира Путина не просто с Россией, а с самим собой. В психологии это явление называется «идентификация с агрессором». Так, ребенок, подвергающийся насилию в семье, в школе со сверстниками сам становится агрессором и насильником. Происходит это потому, что, будучи жертвой немотивированного насилия и не имея возможности выйти из ситуации, зависимый от жестокого родителя ребенок выбирает единственно возможный способ защиты – отождествляет себя со своим мучителем и начинает копировать его поведение. Точно так же бесправный российский гражданин, не имеющий возможности влиять на судьбу своей страны, а главное – не имеющий никакой гарантии собственной безопасности, живущий в мире, где нет норм и правил, где система может стереть его в порошок в любой момент, – предпочитает отождествить себя с агрессивной властью. Как в асоциальной семье ребенок может получить оплеуху от агрессора не за какой-то проступок или непослушание, а просто так, по пьяни, смеха ради, так и среднестатистический россиянин может оказаться жертвой своего государства вне зависимости от того, каких взглядов он придерживается и кому служит.

Третья категория – это те, кто «говоря Россия – подразумевает Путин, видит Путина и представляет на его месте себя». Это особые люди, пытающиеся ощутить собственную значимость через унижение себе подобных.

В опубликованной недавно статье эксперта Левада-центра Дениса Волкова приводятся интересные статистические данные, показывающие в динамике, как в течение двадцати лет менялось отношение российского обывателя к Крыму и крымчанам. Так, если в мае 1998 года 77% россиян хотели бы, чтобы Крым был «возвращен России», то уже в марте 2002 года аналогичного мнения придерживались 80% опрошенных, а через шесть лет, в 2008 году, за присоединение Крыма к России высказалось уже 85% россиян. Причем, если еще в июне 1994 года около 70% опрошенных считали, что Россия «должна защищать интересы русских» на постсоветском пространстве, то уже в конце 2014 года столько же объясняли, что поддерживают присоединение Крыма в первую очередь потому, что «это русская земля», и только во вторую очередь тем, что нужно было защитить население полуострова от украинских националистов. Таким образом, благоденствие «русских Крыма» в сознании россиян – вторично по отношению к территориальным притязаниям империи.

Адепты Путина оправдывают его методы, поддерживают их преступный характер и настаивают на еще большей жестокости по отношению к несогласным. Именно им Владимир Путин расправой над «принудительно российскими гражданами» Кольченко и Сенцовым дает понять, что репрессии над «национал-предателями» начались. Теперь среднестатистический российский «ватник» может почувствовать себя «в праве» – время его «триумфа» пришло.

Механизму идентификации с агрессором сопутствует другой психологический механизм, о котором мы уже вскользь упомянули. Агрессору-подражателю нужна жертва. Кто-то, в ком он увидит слабого себя и над кем начнет измываться, компенсируя ощущение собственной никчемности. Так, школьный хулиган издевается над «слабаком-ботаником», видя в его слабости свое собственное отражение. Этот механизм был назван Фрейдом «нарциссизмом малых различий». Чем больше жертва будет похожа на агрессора, тем больше у последнего шансов приглушить ощущение собственной неполноценности и тем более жестокими будут его действия по отношению к жертве.

Третьей категории, то есть, тем, кто, отождествляя себя с российской властью, требует все большей и большей жестокости, требуется четвертая категория – жертва. На эту роль невозможно поставить кого-то чужого. Алчущему крови российскому обывателю в роли показательной жертвы необходим кто-то похожий на него. Это не может быть чеченец, американец, «хунто-бандоровец» и даже классово чуждый либерал. Это должен быть простой парень с русской фамилией и славянским лицом. Крымчане подходят на роль мальчиков для битья гораздо лучше, чем кто бы то ни было. Они – «русские», «российские граждане», но менее «ценные» для российского обывателя, чем крымская земля, на которой они проживают. Они – причина «лишений и санкций», которые терпит российский обыватель, и, самое главное, – они «поднабрались у бандеровцев плохих манер», они «неблагодарные и неблагонадежные». Лучшей жертвы для показательного заклания не найти.

Чудовищным приговором крымчанам Кольченко и Сенцову российская власть показывает новоприобретенным подданным, что «конфетно-букетный» период закончен. Что за любое подозрение в неверности их будут карать во много раз более жестоко, чем «правильных», «истинных» россиян.

В сцене, описанной в книге, понять, что означает лошадиная голова в постели может только тот, кто находится внутри ситуации и прекрасно понимает знаки. Если бы собственник киностудии Вольц не получил устное предложение от мафиози, он просто неспособен был бы понять, что означает лошадиная голова и кем она послана. Так и здесь. Есть несколько целевых групп, которым Путин отправил «черную метку» устами ростовского суда. Несложно заметить, что это послание адресовано внутреннему потребителю. Оно символизирует ужесточение режима и является сигналом для любого россиянина, будь то «согласного» или «несогласного».

Агонизирующий режим пытается укрепиться все теми же мафиозными методами – презрением к ценности человеческой жизни и жестокостью по отношению к тем, кто, как он считает, находится в его власти. Это послание можно расшифровать только одним способом: «путинская мафия бессмертна». Но, как и в книге Марио Пьюзо, необходимо помнить, что сотрудничество с мафией не приносит избавления от ее влияния. Те, кто просил об услуге дона Корлеоне, оказались не в меньшей зависимости и заплатили не меньшую цену, чем те, против кого он применил свой преступный синдикат.

В заключительном слове Олег Сенцов процитировал Михаила Булгакова: «Трусость – худший из человеческих пороков». Мафия бессмертна только до тех пор, пока ее существование поддерживают люди, не решающиеся на борьбу с ней.

Лариса Волошина, крымчанка, практикующий психолог

Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции