Страна лежит в руинах, два города стерты с лица земли атомными бомбами, армия и флот разгромлены и истощены, несколько генералов, адмиралов и министров совершили ритуальные самоубийства, а император, которому народ привык поклоняться как божеству, призвал подданных «вынести невыносимое». Так выглядела Япония ровно 70 лет назад, когда в Токийской бухте, на палубе американского линкора «Миссури», был подписан акт о капитуляции этой страны. Именно эта дата, 2 сентября 1945 года, считается официальным днем окончания Второй мировой войны.
На последнем этапе войны на Дальнем Востоке против Японии выступил Советский Союз. Договоренность об этом была достигнута «большой тройкой» лидеров США, СССР и Великобритании ранее и закреплена в решениях Потсдамской конференции. О том, что произошло 70 лет назад, и о том, почему отношения России и Японии не нормализованы до сих пор (они не заключили мирный договор), Радио Свобода рассказал историк-японист, доктор политических наук, профессор университета Такусёку (Токио) Василий Молодяков.
– Летом 1945 года Советский Союз вступает в войну против Японии. С точки зрения Сталина и его окружения, что это было: исполняли союзнические обязательства перед западными державами, или же операция имела и собственное политическое значение для СССР?
Важно было показать, что без Москвы в Азии больше ничего решаться не будет
– Сталин был во внешней политике прагматиком, сторонником Realpolitik, так что, конечно, это была самостоятельная политическая акция для Советского Союза. Рискну сказать, что выполнение союзнического долга было ее идеологическим обеспечением. Дело даже не в том, что Советский Союз хотел получить свою долю военных трофеев в войне с Японией. У Сталина был стратегический мотив: СССР должен был отметиться как участник войны на Тихом океане. Важно было показать, что Советский Союз участвует в ключевых событиях не только в Европе, но и в Азии, и на будущее – что без Москвы в Азии больше ничего решаться не будет. Я думаю, это была главная стратегическая цель Сталина.
– Почему удалось добиться столь быстрого и однозначного успеха? Квантунская армия – это более миллиона японских военнослужащих. Но их сопротивление было не столь упорным по сравнению с тем, как японцы воевали на Тихоокеанском театре военных действий – с американцами, британцами и прочими западными союзниками. Что случилось, какой-то надлом?
– Тут два фактора. Во-первых, вступление Советского Союза в войну с Японией оказало как на политическое руководство Японии, так и на военных колоссальное деморализующее влияние. У японского высшего политического и военного руководства до самого момента вступления Советского Союза в войну была какая-от совершенно иррациональная вера, что СССР выступит посредником между Японией и западными странами, с которыми она воевала, что Советский Союз поможет Японии с честью выйти из войны – и если и капитулировать, то сохранив лицо.
– Откуда эта вера взялась, на чем она основывалась?
– Японское руководство как утопающий хваталось за соломинку. Советская дипломатия его ни в чем не убеждала, но и не разубеждала. Шли на протяжении июня-июля 1945 года вялотекущие переговоры между советским послом Яковом Маликом и японскими дипломатами, включая бывшего премьера Сирото, но в общем-то СССР ничего Японии не обещал. Сталин в лучшем случае мог обещать, что рассмотрит конкретные японские предложения, если таковые появятся, но с японской стороны так никаких конкретных предложений и не поступило. Что касается Квантунской армии, то она, несмотря на крупную численность, была мало дееспособна. Как отмечают военные историки, у нее не было практически авиации, почти не было тяжелой артиллерии, за исключением крепостных орудий, относящихся к временам русско-японской войны. Высший командный состав Квантунской армии состоял либо из пожилых генералов, которые досиживали последние годы перед отставкой, либо из генералов, проштрафившихся на других фронтах. То есть боеспособность Квантунской армии и без того была не очень велика. Прибавим к этому деморализующий эффект от вступления Советского Союза в войну. А затем 15 августа 1945 года, как мы помним, император Сёва объявил, что пора «вынести невыносимое», что Япония принимает условия Потсдамской декларации. И с 15 августа фактически начинается процесс подготовки к капитуляции.
Боеспособность Квантунской армии и без того была не очень велика
– Поговорим о факторах, которые оказали решающее влияние на то, что Япония все-таки решила капитулировать. В западной историографии очень часто в качестве такого фактора указывают на атомные бомбардировки Соединенными Штатами двух японских городов – Хиросимы и Нагасаки. Эти атомные бомбардировки, с одной стороны, с другой – вступление Советского Союза в войну: что повлияло больше, что меньше, если такой баланс вообще можно подвести?
– Я на протяжении многих лет внимательно изучал различные документы, относящиеся именно к этим событиям. И сказал бы так — 50 на 50. Я не берусь утверждать, что именно атомная бомбардировка или именно вступление Советского Союза в войну, какое-то одно событие однозначно подвигло японское руководство принять условия Потсдамской декларации. Я бы сказал, что не стоит преувеличивать воздействие атомных бомбардировок, потому что те люди, которые принимали решение, еще не в полной мере представляли себе, что это такое. И безусловно, не стоит также преуменьшать значение вступления СССР в войну, пусть это казалось японцам «ножом в спину» и так далее, сейчас речь не об этом. Но я бы сказал, что оба эти факторы однозначные.
– Если говорить о тех японских военнослужащих, которые попали в советский плен, какова была их судьба, как долго они там находились, в каких условиях, что об этом японские историки, в частности, пишут?
– Эта тема, кстати, хорошо раскрыта и в российской историографии, в двух монографиях доктора исторических наук Елены Катасоновой, которая много лет этой проблемой занималась. Последние японские военнопленные вернулись на родину в 1956 году, то есть они в сибирском плену провели довольно много времени. Но что важно отметить: конечно, условия их содержания были, безусловно, тяжелыми. (Давайте, правда, вспомним, каковы были условия содержания заключенных ГУЛАГа, советских граждан.) Но практически все без исключения бывшие военнопленные отмечали отсутствие ненависти к ним, что у охранников, что у советских зэков. Если между русскими и немцами взаимной ненависти накопилось много – хотя, как известно, многие немецкие военнопленные тоже отмечали очень человеческое с ними обращение, – то между русскими и японцами такая ненависть просто не успела накопиться.
Между русскими и японцами большая ненависть просто не успела накопиться
Советская власть проводила очень активную идеологическую обработку японских военнопленных, и весьма успешно. Может быть, не так много японцев, вернувшись из плена, записались в Коммунистическую партию Японии, но очень многие вернулись с хорошим отношением не столько к Советскому Союзу и коммунизму, сколько к России и русским. Мне доводилось в свое время общаться с японцами, побывавшими в советском плену. Это поколение просто в силу возрастных причин постепенно сходит на нет, но можно сказать, что до конца 1990-х годов оно составляло с японской стороны костяк активистов организаций японско-российской дружбы.
– В современной Японии, если судить по новостям, происходят какие-то процессы, если не ревизионизма, то определенного пересмотра своего отношения ко Второй мировой войне и роли в ней Японии. Недавнее решение пересмотреть запрет на участие японских вооруженных сил в операциях за рубежом связано как-то с этим новым восприятием войны, или это чисто современные политические процессы?
– Я сначала отвечу на ваш второй вопрос, потому что ответить на него можно односложно и категорично — нет, никак не связано. Это именно современный политический процесс, связанный с актуальными вызовами сегодняшнего дня и с отношением ко Второй мировой войне ничего общего не имеющий. А теперь – о том, что вкладывать в слово «ревизионизм». Если это отказ от мазохистской концепции, что мы, дескать, всегда во всем виноваты, которая была навязана японскому обществу в первые послевоенные десятилетия коммунистами и другими левыми, которые на тот момент господствовали в системе высшего и среднего образования и вообще занимали непропорционально большое место в структурах, связанных с формированием общественного мнения, – то да, отказ от этой концепции происходит. Отказ от того, что в Японии называют исторической концепцией Токийского процесса, вернее, я бы сказал, концепцией в духе Токийского процесса. Безусловно, переход идет к более взвешенной, более историчной оценке. Если в исторической науке этот процесс уже произошел, там эта точка зрения заявлена, то в массовое сознание она проникает очень постепенно, медленно. Я должен с сожалением сказать, что многие иностранные СМИ, рассуждающие о том, как японский милитаризм поднимает голову, конечно, существенно извращают то, что происходит в современной Японии.
– Вопрос, который нельзя не задать, главный и болезненный в российско-японских отношениях — о Курилах. Это такая «вечная» проблема или возможны, на ваш взгляд, исходя из исторических факторов, какие-то варианты ее решения, которые позволят нормализовать отношения?
– Перечислим возможные способы разрешения этой проблемы. Первый – Россия отдает Курильские острова Японии. Второй – Япония отказывается от всех претензий на Курильские острова. Третий – Япония пытается захватить Курильские острова силой. Как вы понимаете, вероятность всех этих трех вариантов сопоставима с высадкой марсиан в центре Токио, Москвы или Праги. Если же говорить серьезно, то есть только одна основа для дальнейших переговоров по заключению мирного договора и решению всего комплекса связанных с ним проблем, включая территориальные, – это совместная декларация 1956 года, содержание которой достаточно хорошо известно. Вся проблема в том, что японские политики, дипломаты, пропагандисты на протяжении многих десятилетий убеждали своих сограждан, что Япония каким-то образом может получить от Советского Союза, а потом от России пресловутые четыре острова, что это трудно, но в принципе возможно, и, говорили они, мы будем очень стараться это сделать. Вообще это напоминает известную притчу о том, как Ходжа Насреддин обещал научить говорить шахского осла в расчете на то, что за запрошенные им 20 лет кто-нибудь умрет: либо шах, либо осел, либо сам Ходжа Насреддин. То есть реальных возможностей, шансов разрешить эту проблему нерадикальным образом я, признаться, не вижу. Но и возможностей радикального решения не вижу тоже. Разве что действительно прилетят марсиане и как-то всех помирят.
Оригинал публикации – на сайте Радио Свобода
