8 октября нынешнего года – юбилей Евгения Маркова – писателя, публициста, общественного деятеля. Марков долгие годы прожил в Крыму. Свои наблюдения и впечатления он отразил в знаменитых «Очерках Крыма».
Евгений Марков родился в 1835 году в родовом имении Патебник Курской губернии. Он учился в Харьковском университете и в университетах Европы, а с 1859 года учительствовал в Туле. Шесть лет спустя был назначен директором Симферопольской гимназии и народных училищ в Крыму – здесь прожил около пяти лет, а затем вернулся в родную Курскую губернию. Он был председателем земской управы в Щигровском уезде, избирался губернским и уездным гласным. В Воронеже он работал управляющим Дворянским и Крестьянским банками; занимался общественной деятельностью.
11 октября 1898 года в Воронеже торжественно отпраздновали 40-летний юбилей литературной деятельности Евгения Маркова, ставшего к тому времени известным писателем, автором многих романов. В марте 1903 года Марков скоропостижно скончался.
«Очерки Крыма» Евгения Маркова – одна из популярнейших книг о полуострове – при жизни автора выдержала четыре издания. В советское время «Очерки Крыма» не переиздавались – в них немало весьма благожелательных описаний коренных жителей полуострова крымских татар – а после депортации 1944 издание такого рода литературы было категорически невозможно.
В предисловии к первому издании книги Марков рассказывает о том, что побудило его взяться за перо: «Если читатель вынесет из этого знакомства с Крымом то же очарование, какое вынес я; если ему потом, в нашей прозаической северной родине, сквозь однообразные равнины сплошных снегов или сплошного хлеба, будет мерцать вдали, как утешительная звезда, сладостное воспоминание о крымской неге, крымских красках, крымском солнце, то труд мой я не буду считать напрасным».
Марков приезжает в Крым в апреле 1866 года – и застает его в буйном цветении. Он не пытается скрыть своего восхищения крымской весной, которая столь поражает русского человека после суровых зимних пейзажей: «У нас в России так редки и необширны сухие луга, на которых растут пахучие цветы и веселая зелень… А тут вы охвачены одним бесконечным необозримым лугом; несколько дней вы едете по нему и не можете выбраться».
В этой прекрасно иллюстрированной, весьма обстоятельной книге немало описаний коренных жителей Крыма – крымских татар. Марков очень внимательно наблюдает и подробно фиксирует все им увиденное. Вот каким увидел он автохтонных жителей Крыма – крымских татар: «Меня удивил, однако, этот тип. Хотя его зовут татарским, в нем собственно татарского ничего не заметно; скорее это турецкий тип, потому что в нем гораздо больше кавказского, чем монгольского элемента. Недаром и наречие крымских татар совершенно турецкое».
Ногаи – вот прямые потомки кочевников, унаследовавшие всецело их монгольский тип и их кочевые привычки. Чем ближе к горам, тем меньше ощущается примесь ногайского элемента, тем резче сказываются другие «этнографические ингредиенты племени – греки, турки, итальянцы и разные другие», отмечает он. «Все эти элементы перерабатывались историей в весьма цельный и характерный тип, в котором много Азии, Востока, магометанства, но очень мало монгольства». Марков не претендует на научность, но в целом верно описывает общую тенденцию формирования крымских татар как этноса.
В другом месте книги он возвращается к этой теме, описывая теперь уже крымских татар Южного берега Крыма: «Лица совершенно европейские: белые, правильные, иногда красивые; глаза, исполненные темного огня, и тенистые ресницы. Особенно дети близки к нашим. В них нет, по-видимому, ни капли монгольской крови... Когда вспомнишь про многие обычаи южнобережных татар, свободу их женщин, почитание некоторых христианских праздников и памятников, их любовь к оседлым занятиям, и сопоставишь эти данные с их наружным видом, то не можешь не убедиться с первого же взгляда, что эти, так называемые татары, так же близки к кавказскому племени, как и мы сами».
Восхищают автора такие черты, как исключительная честность крымских татар, отсутствие воровства, доброжелательные отношения в семье, гостеприимство.
Многое в «Очерках Крыма» построено на сопоставлении более знакомой Маркову российской и крымской жизни.
Бахчисарай производит на Маркова противоречивое впечатление. Он попадает в совершенно особенный мир востока, который ему, человеку иной культуры, не близок. Двойственное впечатление производит на него ханский дворец: «Снаружи он плоховат и немного обещает… Но внутри двора много уже разнообразия и оригинальной красоты… Просторный, светлый совершенно зеленый двор, обрамленный различными павильонами дворца, цветничками и кое-где миндальными деревьями, – сам по себе уже большая красота, особенно для жителей севера»… Конечно, это не Альгамбра, не Кордова, заключает автор, «но ведь у нас, в России, не встретишь другой такой постройки восточного стиля. Это один из немногих архитектурных документов когда-то процветавшей здесь восточной жизни».
Атмосфера восточной жизни кажется ему «неподвижной» и, однако, он находит в этом некоторое обаяние: «Восток, самый чистейший Восток Дамасков и Алеппо, расстилался кругом меня в обаятельном сиянии», – так заканчивает главу о Бахчисарае Марков.
Немало страниц этой книги посвящено описанию быта крымских татар, укладу жизни, народных традиций, обычаев, одежды, домашней утвари, а также городов и населенных пунктов Крыма.
Вот каким увидел Марков внутреннее убранство жилищ крымских татар: «В хатах был прохладный полусумрак и замечательная чистота. Крепко убитый земляной пол был тщательно выметен; всякая посудина была на полочке, или где-нибудь у места. Нигде не валялось ничего без пути. Насиженных, належанных углов, в которых плодятся тараканы и клопы и без которых не обойдется истинная русская изба, здесь вовсе нет»…
Над диванами Марков обнаруживает полки – это все богатство хозяев, вся их кладовая: ярко вычищенная оловянная посуда, платья хозяйки, серебряные филигранные пояса.
Надо объяснить образцовой честностью татар этот оригинальный обычай раскладывать самые дорогие вещи в приемной комнате, без замка, прямо на открытых полкахЕвгений Марков
«Надо объяснить образцовой честностью татар этот оригинальный обычай раскладывать самые дорогие вещи в приемной комнате, без замка, прямо на открытых полках».
Хотя Марков не позиционирует себя как ученого-этнографа – в этой книге он скорее беллетрист, – но его заметки о взаимоотношениях представителей разных народов и конфессий в Крыму и собственно об этих этносах вполне могут претендовать на этнопсихологические этюды, ценные для историков и исследователей.
Евгений Марков не только любуется Крымом, но пытается анализировать увиденную им реальность, не обходит стороной он те чувствительные проблемы, с которыми столкнулись крымские татары за несколько десятилетий пребывания в лоне Российской империи.
Путешествие было предпринято Марковым вскоре после Крымской войны, в дороге его сопровождал русский ямщик, родом из Курской губернии. Пообщавшись со своим земляком, Марков пишет: «Признаюсь, меня поразила эта незыблемая крепость убеждения, не зависящая ни от каких фактов, эта органическая уверенность в превосходстве всего своего и во всех отношениях над всем чужим, это ничем не оправдываемое и вместе ничем не скрываемое презрение к татарину, как к чужому. Я видел, что земляк много врал на татар без зазрения совести, но в то же время понимал, что вранье это вполне искреннее и совершенно ему необходимое».
На таком несправедливом, почти животном отношении к своему и чужому коренится то инстинктивное чувство национальности, силы которого не заменит никакое образование и которое в зоологии проявляется в более грубых формах в антипатии кошки к собаке, отмечает Марков.
«Об измене татар во время севастопольской войны ямщик говорил, как о вещи, не подверженной ни малейшему сомнению; в этом случае он разделял печальное заблуждение общественного мнения целой России», – пишет автор.
Любые исторические аллюзии не корректны, но как же напоминает этот рассказ отношение к крымским татарам в последующие периоды истории. Тот самый случай, когда, увы, и спустя десятки лет история повторяется – и отнюдь не фарсом…
Гульнара Бекирова, крымский историк, член Украинского ПЭН-клуба
