«Самое страшное порождение радикального исламизма» – так руководитель программы иранских исследований в Стэнфордском университете Аббас Милани назвал «Исламское государство» («ИГ») в недавней беседе с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки. С этой характеристикой вполне согласны и эксперты, выступившие на конференции под названием «Понять ИГИЛ: прошлое, настоящее и будущее «Исламского государства», состоявшейся 10 ноября в американском отделении Международного института стратегических исследований.
Основное внимание участники дискуссии – сотрудник газеты The Washington Post и автор книги «Черные флаги: подъем ИГИЛ» (Black Flags: The Rise of ISIS) Джоби Уоррик (Joby Warrick) и старший научный сотрудник Центра по борьбе с терроризмом при Военной академии в Уэст-Пойнт Нелли Лахуд (Nelly Lahoud) – уделили, однако, не тому, что объединяет ИГИЛ с другими радикальными исламистскими группировками, а, напротив, его отличительным чертам. Подробнее о специфике феномена «ИГ» – в интервью Нелли Лахуд Русской службе «Голоса Америки».
– Профессор Лахуд, в чем главное различие между ИГИЛ и другими джихадистскими движениями?
– Умереть во имя поставленных целей – вот как формулируется идеал направления, представляемого «Аль-Кайдой». Тогда как джихадисты ИГИЛ хотят только убивать во имя общего дела. Различие, как видите, немаловажное.
– Как бы вы охарактеризовали союзников ИГИЛ за пределами арабского мира?
В 2014 году они отбросили эти географические «привязки» и объявили себя глобальным государством
– Здесь необходимо кое-что уточнить. ИГИЛ строится на идее централизма. Провозгласив себя исламским халифатом, он «упразднил» все географические частности. Поначалу подобные характеристики присутствовали: организация именовалась «Исламским государством Ирака и Леванта». Но в 2014 году они отбросили эти географические «привязки» и объявили себя глобальным государством. И с тех пор – наращивают число вилайетов – провинций, которые находятся у них в подчинении. Иными словами, в самых разных частях мира существуют группировки, присягнувшие на верность лидеру «Исламского государства» Абу-Бакру аль-Багдади. А ИГИЛ, со своей стороны, признает их… Всего таких провинций насчитывается 37 – прежде всего, в Ираке и Сирии, но также в Алжире, Пакистане, Центральной Азии, Бахрейне, Саудовской Аравии. Но здесь необходимо различать те случаи, когда имеется в виду территория, и те, когда речь идет лишь о той или иной группировке, действующей от имени ИГИЛ. Территориальные провинции существуют в Ираке, Сирии, в некоторых районах Ливии. В остальных случаях под провинциями подразумеваются, как правило, группировки, действующие от имени «ИГ».
– Каковы взаимоотношения между ИГИЛ и Талибаном?
– Прежде всего, эти группировки решительно выступают друг против друга. Те или иные члены Талибана могут присягнуть «Исламскому государству» и стремиться войти в его состав, однако в той мере, в какой речь идет об идеологии, об общем направлении, это совершенно различные организации. Альянса между Талибаном и ИГИЛ не существует.
– Как бы вы охарактеризовали важнейшие идеологические различия между ними?
– Талибан всегда представлял собой группировку, деятельность которой была полностью сосредоточена на Афганистане. Кроме того, они всегда очень хотели войти в состав сообщества наций. Тогда как ИГИЛ попросту не признает законности Объединенных Наций, да и вообще законности современных национальных государств. И позиционирует себя как глобальный халифат, принципиально отвергающий любые границы. «Исламское государство» рассматривает себя как глобальную структуру, и вопрос о том, чтобы оно сделалось частью мирового сообщества, в принципе не может обсуждаться. Причем не потому, что этого не хочет международное сообщество, а прежде всего, потому, что «ИГ» не хочет быть его частью. В случае Талибана такая возможность существует.
– Российские вооруженные силы продолжают военно-воздушную кампанию в Сирии. Как сообщается, нанося удары не по ИГИЛ, а по оппозиционным сирийским группировкам. Как, на ваш взгляд, эта кампания отразится на дальнейшей судьбе ИГИЛ?
Будем надеяться, что международное сообщество разработает единую стратегию борьбы с теми угрозами, которые представляет ИГИЛ
– Сегодня трудно об этом судить. Вполне возможно, что мы чего-то не знаем, но действительно поступают сообщения о том, что от российских ударов страдает не «ИГ», а другие повстанческие группировки. Но страдает и «ИГ» в Сирии – хотя, возможно, и в меньшей степени. Так, например, их собственные медиа сообщали о российских ударах по гражданским объектам в Ракке (де факто столица ИГИЛ – авт.), да и в других местах. Что же касается последствий… Будем надеяться, что международное сообщество разработает единую стратегию борьбы с теми угрозами, которые представляет ИГИЛ. К сожалению, пока успехи невелики. И в первую очередь, потому, что речь идет об очень сильной группировке, обладающей мощной инфраструктурой. Успехи которой были, однако, обусловлены, прежде всего, некомпетентностью ее противников и отсутствием единства среди них.
– Какими могут оказаться политические последствия действий России в Сирии? В том числе и для самой России? В более общем плане – существует ли опасность, что процесс выйдет за пределы арабского мира?
– Это возможно. И это касается не только России. ИГИЛ – это не группировка, сосредоточившая свое внимание на одних лишь Ираке и Сирии. Свидетельство тому – само наименование этой организации. И Россия вполне может оказаться ее мишенью. Уже появились сообщения о возможной причастности Синайской провинции ИГИЛ к гибели российского самолета. Если это так, то вот и последствия. Но, повторяю, планы ИГИЛ распространяются не только на Россию, но и на всех остальных.
