Экс-депутат Госдумы России: Крым такой же российский, как Приднестровье или часть Сирии

После переход Крыма и Севастополя под юрисдикцию официальной Москвы российская оппозиция, и до того представлявшая весьма шаткий конгломерат, раскололась окончательно. О крымской проблеме, задачах российской оппозиции и о том, кто же на самом деле в России является демократом, в интервью Крым.Реалии рассказал бывший член Совета по предпринимательству при Президенте России, депутат Государственной Думы II созыва, лидер партии «Западный выбор» Константин Боровой.

– С начала «крымского кризиса» прошло уже без малого два года. С того момента в Крыму и Севастополе с той или иной долей успешности сформировалась вертикаль государственной власти, ориентированная на Москву, прошло большое количество иных «околополитических», «околоэкономических» и «околосоциальных» процессов, связанных с интеграцией Крымского полуострова в российскую действительность. Как по-вашему, можно ли назвать эти территории российским регионом?

– Я думаю, что в той же самой степени, в которой Абхазия стала российским регионом, Приднестровье стало российским регионом, Донбасс и Луганск стали российским регионом или даже часть Сирии стала российским регионом. Я думаю, не в большей степени. Я думаю, бандитский, совершенно криминальный режим в Крыму или в Абхазии не становится «властью». Это «временщеки», которых власть реальная, кремлевская, использует для управления ситуацией. Мы, кстати, забыли перечислить Южную Осетию. Там тоже совершенно криминальный режим.

– Но Крым и Севастополь были законодательно включены в состав России, в отличие от перечисленных Вами территориальных образований. В этом разве нет принципиальной разницы?

– Если говорить о юридической стороне, то Абхазия, например, много раз пыталась стать российским регионом, и соответствующие референдумы проходили.

– И в Приднестровье тоже…

– Да, и в Приднестровье, и в Южной Осетии, кстати говоря. Южная Осетия планировала стать частью этого евразийского сообщества, то есть им все равно, как удобно Кремлю: удобней в составе, значит – в составе, удобней как независимое государство, признанное за небольшие деньги, значит – независимое государство. Их объединяет существование за счет российского бюджета, который в значительной степени финансирует эту власть, поддерживает ее и смещает, если им что-то не нравится. Кремль уже не раз вмешивался в абхазские дела. Ему не нравилась одна бандитская группа, он хотел вернуть другую бандитскую группу, ну, и возвращал с разной степенью успешности.

– Еще в апреле 2014 года, после «включения» Крыма в состав России, Вы написали о том, что в этой связи у Украины есть шанс стать богатейшей страной. Данная ремарка касалась потенциальных исков, которые Украина может предъявить России вследствие отторжения Крымского полуострова. На сегодняшний день, несмотря на многочисленные, порой откровенно популистские, с моей точки зрения, заявления украинских властей, ни один иск не рассматривается ни в одной международной судебной инстанции. Как Вы можете это прокомментировать?

– Последние заявления Яценюка по поводу одного триллиона гривен, я думаю, это технические задачи: необходимо нанять крупную юридическую компанию. Как в случае с ЮКОСом. Это вопрос нескольких лет. У меня такое ощущение, что Украина хорошо понимает (и Порошенко, и Яценюк, и члены правительства, и депутаты Верховной Рады), что Россия долго играть в эту игру не будет по многим причинам, поэтому просто ленятся заниматься этими вопросами.

– Почему не будет?

– Ущерб, который наносится российской экономике, существенен: это прямые расходы на поддержание жизнедеятельности, это борьба со всякого рода «стихийными бедствиями». Я имею ввиду не только нынешнюю блокаду, не только воду (речь идет о прекращении поставок воды по Северо-Крымскому каналу – КР), я имею ввиду необходимость управления этим процессом: решения всяких задач экономических и политических, кстати говоря, что тоже достаточно дорого. Так что это очень дорогой проект для России.

– Вы считаете, что Украина «выжидает» или нечто в этом роде?

– Я думаю, что отсутствие какого бы то ни было партизанского движения среди крымских татар, среди украинцев, среди тех, кто считает задачу восстановления единства Украины важной, свидетельствует о том, что все уверены в том, что эта задача решится сама собой, когда Россия просто надорвется. Хотя есть и иной пример – это та же Абхазия, которая превращается в эдакую экономическую пустыню. Все видели эти фотографии: заброшенные дома, заросшие железнодорожные ветки, разрушенные здания вокзалов. Это даже не депрессивное состояние, это реализованная экономическая и организационная катастрофа. Довести Крым до такого состояния – весьма вероятная модель развития ситуации, если Украина не будет пытаться решать проблему Крыма. Я призывал руководство Украины много раз к началу каких-то действий: организационных, политических, экономических, для того чтобы защитить своих граждан.

– В октябре 2014 года Вы в блоге на сайте «Эха Москвы» подвергли критике заявления Алексея Навального о «крымской проблеме», сделанное им в интервью Радио Свобода и Голосу Америки, одновременно предложив ему пари, суть которого заключалась в том, что, по Вашему мнению на тот момент, Крым вернется в Украину к 15 октября 2015 года. Очевидно, пари вы проиграли…

– Да, если бы мы заключили пари, я бы, наверное, сегодня признал, что я его проиграл. Мне казалось, что энергии воссоединения Украины в руководстве государства больше. И я никогда не предполагал, что главными патриотами Украины будут не ее политические лидеры, а лидеры Меджлиса крымских татар, которые, так получилось, сегодня единственные, кто озабочен вопросом Крыма. И это странная ситуация. Я по этому поводу много говорил: я не предполагал, что все так плохо с государственным самосознанием в руководстве Украины.

– С момента начала военных действий на Донбассе, а потом и сирийского конфликта, тема Крыма покинула авангард международной политической повестки. Потом началась блокада: сначала продовольственная, далее – энергетическая. Вы неоднократно писали о том, что, по Вашему мнению, это реальный рычаг со стороны Украины для воздействия на российскую сторону.

– Да, конечно.

– Представители штаба данной акции неоднократно говорили о всяческих условных победах и свершениях, которые удалось достичь благодаря блокаде, но ведь эти победы, как мне кажется, были реализованы исключительно в рамках Украины. Я поясню: они добились своего признания, своей легитимации, если хотите. Они добились определенных нормативов со стороны украинских властей. Но у задач ультимативного характера, которые были поставлены представителями блокады к нынешней крымской власти, не говоря уже об официальной Москве, результатов не было никаких. Так в чем именно, Вы считаете, заключается эффективность этого «рычага блокады»?

– Эта гражданская инициатива очень важная, очень сильная. Они действительно добились очень серьезного положения, статуса в рамках Украины. И, насколько я понимаю, статус крымских татар в Украине существенно изменен даже по сравнение с тем временем, когда России еще в Крыму не было. Они оказались в некотором смысле большими патриотами Украины, чем многие украинские политики.

– Я понимаю, но вопрос не в этом. Перед началом блокады участниками были продекларированы определенные цели: освобождение политических заключенных, допуск в Крым международной миссии ООН, которая бы мониторила ситуацию с соблюдением прав человека и иже с ним. Эти требования выдвигались российской властью – как региональной, так и федеральной. Эти цели так и не были достигнуты, ни в результате продовольственного, ни в результате энергетического этапа блокады. Несмотря на отсутствие света, власть не пошла на уступки участникам блокады.

– Ну, во-первых, очевидно, что власти плевать на своих граждан. Хотели быть частью России, ну, вот страдайте вместе со всей Россией. Вместе с теми, чья зарплата и пенсия уменьшается. Власти безразлично это. Им важно, чтобы бюджет наполнялся и необходимые 20 или 50 процентов этого бюджета поступали на какие-то оффшорные счета. Но ведь это не избранная власть, власть, которая не пытается нравиться гражданам, не пытается быть им полезными. Она должна нравиться Кремлю. Но ведь и Кремлю безразличны эти ребята в Севастополе и в Симферополе. Ну, да, у них какие-то проблемы, ну и что? Есть законы пропаганды. Важно найти врага.

– Но ведь врага нашли задолго до начала проблемы?

– Да, но эта проблема была активизирована: враг наступает, мы защищаемся. А врагов-то у России много: враг – США, враг – Украина, Европейский Союз – враг, Меркель, Олланд – враги, враги – демократическое движение в Сирии, даже Турция сегодня враг.

– Вы говорили, что власть плюет на проблемы жителей Крыма. Но ведь энергомост-то запустили. Значит все-таки можно говорить, что хотя бы отчасти, но проблемы все же решаются?

– Это проблемы жизнеобеспечения. Главной проблемой в обеспечении Крыма является проблема обеспечения воинских частей, ФСБ, обеспечение так называемой безопасности. Вот главная проблема. А граждане не интересуют Кремль или Аксенова. Граждане ведь не ходили на выборы, не выбирали Аксенова, они не могут его сместить. Мне кажется, что сейчас четкое понимание того, что это вовсе не власть, а назначенные администраторы, которым все равно, что там происходит с гражданами, наступило, но они ничего сделать не могут.

– Четкое понимание у крымчан?

– Да.

– Я тут позволю себе не согласиться. Не наступило. Критическая мысль если и есть, то она весьма слаба, по моему мнению. Если в Севастополе люди позволяют себе выходить на митинги и требовать, в том числе прямых выборов губернатора, то в Крыму этот вопрос даже не поднимается.

– Феномен этот известен. Он наблюдался в конце Советского Союза: при мощной действующей системе безопасности рядовые обыватели, простые люди предпочитают даже в такой, кризисной ситуации, при очевидном критическом отношении к власти, не вступать в конфликт с этой властью. Проще сказать: «Проклятый американский империализм». Хотя какие-то изменения в сознании медленно, но происходят. Во всяком случае, в Москве.

– Я хочу все-таки еще раз вернуться к вопросу энергетического обеспечения Крыма. Вы действительно считаете, что подключение энергомоста было обусловлено лишь необходимостью обеспечения армии?

– Не совсем. Многие гражданские объекты обеспечивают функционирование и военной составляющей. Например, больницы, магазины и так далее. В инфраструктуре все взаимосвязано: хлеб, воду нужно возить, для этого нужны дороги – это общая проблема. Наряду с вопросами обеспечения армии решаются проблемы гражданского населения. Они, безусловно, вторичные, но тоже решаются, конечно.

– После начала блэкаута Запад, в частности, внешнеполитические ведомства Германии и Франции осудили действия активистов и возложили ответственность за произошедший энергетический коллапс на официальный Киев. Вы согласны с их позицией?

– Это обычное чистоплюйство. Это новая концепция прав человека, концепция гуманистическая. Пока враг не начинает публично, на камеру резать головы, как это делает ИГИЛ, можно продолжать бороться, в том числе и за его права. Была такая история, когда бомбили территорию, на которой находились террористы-исламисты ИГИЛ, в госпитале «Врачей без границ» лечили и их тоже.

– Вам не кажется некорректным сравнивать Крым с территориями, подконтрольными ИГИЛ?

– Ну почему же? Это обычная террористическая деятельность, захват чужой территории, оккупация, борьба с правозащитниками, пропавшие люди, пытки, которые применяются против активистов. Даже во времена оккупации Крыма нацистскими войсками работал «Красный крест», представители которого посещали концентрационные лагеря, призывали к миру. Гуманистическая составляющая всегда присутствовала и присутствует сегодня. Было бы странно, если бы немецкие политики, французские или итальянские призывали бы уничтожать оккупантов, как у Симонова: «Так убей же хоть одного! Так убей же его скорей! Сколько раз увидишь его, столько раз его и убей!» (из стихотворения советского поэта Константина Симонова «Если дорог тебе твой дом…» (1942) – КР). Это не гуманистическая позиция: это позиция отчаяния и ненависти к оккупантам.

– В России близятся парламентские выборы 2016 года. Представители демократической оппозиции весьма уклончиво отвечают на вопрос о том, как они планируют работать с Крымом и Севастополем. Каковы Ваши прогнозы на этот счет: будут ли российские демократы «брать» Крым?

– Понимаете, у меня позиция очень простая. Навальный говорит, что «Крым – не пирожок». Сейчас уже и Касьянов говорит, что нужно проводить длительные переговоры, повторный референдум в Крыму. Это не позиция демократов.

– То есть представителей партии «Парнас» Вы не считаете демократами?

– У Бориса Стругацкого есть очень хорошая статья, называется «Фашизм – это очень просто». Там он пишет о том, что человек с националистическими взглядами не может быть демократом. У них позиция не демократов, конечно же, у них позиция популистов.

– А что касается партии «Яблоко»?

– Ну, то же самое. Это позиция сотрудничества с нынешней властью. Если мы достаточно объективны и честны с собой, мы должны понимать, что в данном случае речь не идет о проведении честных выборов. Речь идет о соглашении с властью, в результате которого, первое, какие-то партии и движения будут допущены до выборов, и второе: будет выделена какая-то, хотя бы формальная квота для представителей этих демократических партий. Это соглашение, обмен. С коммерческой точки зрения, вы сдаете деньги, а вам дают товар, а в данном случае вы отказываетесь от каких-то нормальных, демократических позиций – и вам за это дают места в парламенте или, во всяком случае, возможность участвовать в выборах без какого-то финального результата.

– По Вашему мнению, российские оппозиционные партии, в конце концов, «зайдут» в Крым и будут работать на полуострове?

– Да. К сожалению, да. Со всякими там отговорками. Я знаю позиции представителей зарегистрированных партий: Нечаева, Навального. В их заявлениях очень много кремлевских позиций: и по Крыму, и по Грузии. Это не позиции лидеров демократических партий, демократических объединений. Это позиции близкие к современным пропагандистским установкам.

– Хорошо, в таком случае скажите, с Вашей точки зрения, каковой должна быть истинная демократическая позиция российского политика по Крыму?

– Немедленное и безусловное освобождение оккупированных территорий. Это касается не только Крыма. Это касается и возвращения Приднестровья Молдове, и Абхазии с Южной Осетией – Грузии и, конечно же, всех территорий континентальной Украины. Все эти пункты прописаны в нашей программе.

– Программе партии «Западный выбор»?

– Да.

– Но, тем не менее, участие в выборах вы не будете принимать?

– Нет, конечно. Выборы, по существу, отсутствуют. Происходит имитация выборного процесса. В этих условиях современная российская власть ничего, кроме бойкота, не достойна, ведь это не выборы. Это даже не похоже на выборы, а участвовать в этой комедии мы не будем.

– И напоследок я приберег один весьма деликатный вопрос. Перед интервью я ознакомился с некоторыми Вашими интервью, а также материалами публицистического характера, где вы очень часто употребляете такие выражения, как «оккупация Крыма Россией» и иже с ним. Всем известно, что за употребление подобных «дерзких» выражений можно пойти «по этапу за экстремизм». Скажите, как Вам удается употреблять подобные вербальные конструкции без видимых последствий?

– Ну, не знаю. Наверное, они понимают, что первое, что я сделаю после ареста, это объявлю голодовку, начну выражать протесты. Они связываться не хотят, им проще игнорировать такую позицию.

– Почему же они не игнорируют аналогичную позицию из уст других людей?

– Не знаю, может быть не хотят конфликтов. Понимаете, каких-то зацепок по коммерческой деятельности нет вообще, поэтому если арестовывать, то только по экстремизму. А за экстремизм судить человека, выражающего свое мнение, – это чистая политика, поэтому им выгоднее этого просто не замечать. Они могут усложнить вход на мой блог на сайте «Эха Москвы», в социальных сетях, в агентстве «Newsader», которое я помогал создавать. Это, как мне кажется, им проще. Но, наверное, в состоянии отчаяния они могут совершить и этот поступок. Вот, Борю (Бориса Немцова – КР) убили, меня готовили к похожему сценарию, это было ясно. Многие события перед убийством Немцова, как я потом понял, можно было трактовать, как то, что они меня рассматривали в качестве запасного варианта – дублера. Ну, что сделаешь с этой ситуацией? Пусть попробуют убить, арестовать, но вряд ли. Я думаю, что процесс против меня им не выгоден. Мне кажется, я могу рассчитывать разве что на пулю или на металлическую трубу в подворотне, а судить они меня не станут.