Ислам и Европа: через призму идей Исмаила Гаспринского

Специально для Крым.Реалии, рубрика «Мнение»

Однажды мусульманский просветитель Исмаил Гаспринский предрекал, что исламский мир отойдет от того «сна», в котором он находится последние полтысячелетия, и снова станет образцом для других цивилизаций, как это было в эпоху его расцвета. Но о таком ли «пробуждении» ислама – в виде животного противостояния, а не стремления к созиданию совместно с другими цивилизациями мира – мечтали мусульманские интеллектуалы на заре возрождения в начале ХХ столетия?

Ислам на европейском континенте пережил множество стадий. Два раза Европе угрожало непосредственное завоевание, и каждый раз Европа напрягалась, но отстаивала свою самобытность. В XXI столетии Европа уже не сталкивается с исламом лоб в лоб (армия на армию) как это было раньше, а мусульмане уже фактически являются частью европейского общества, но, к сожалению, не интегральной частью.

Меня очень заинтересовала дискуссия в Европе о «реформировании» ислама, в особенности, когда министр МВД Франции Бернард Казенев в конце ноября выступил перед лидерами пятимиллионной мусульманской общины и заявил, что мусульмане должны вернуться к своей «Золотой эре» и развивать «просвещенный» ислам. Сейчас можно найти сотни размышлений на эту тему. А не об этом ли писал Исмаил Гаспринский?

Ислам и Европа

Ни с одной из всех цивилизаций Европа не имела столь противоречивых отношений, как с исламской. Еще на заре появления ислама и его молниеносного распространения из своей Аравийской сердцевины за пределы воображаемых как географических, так и социокультурных грнаиц, эта религия вызывала в Европе одновременно страх и восхищение. На Востоке ислам ворвался в культурное пространство Индии, Индонезии, Средней Азии, и даже Персия не устояла от этого пассионарного всплеска.

В западном и северном же направлении перед мусульманскими первопроходцами стояла Европа, начинавшаяся в Сирии и Египте. Великие осколки античной цивилизации были, к сожалению, сметены на всем пространстве от Ближнего Востока и Африки и до Пиренейских гор и острова Сицилии. Кричащим моментом стало падение Византии.

Европа восприняла это как вызов, да и в целом всегда так воспринимала. И она была способна дать финальный отпор – это Битва под Пуатье в 732 году, знаменитые осады турками Вены в 1529 году. Наконец, в 1683 году цивилизационное цунами в лице ислама ослабевает, и наступает волна отката давления на Европу. Ослабление натиска Османской империи на Европу приводит к появлению так называемого «восточного вопроса» – фактически все сводилось к обсуждению: «Кому из великих держав достанутся лакомые куски больной Османской империи?!».

Борьба за наследство Турции фактически была одной из главных причин Первой мировой войны. Исламские государства превратились из угрозы и цивилизационного вызова в объект колониальной борьбы между великими державами. Колониального бремени удалось избежать единицам – Персии и сокращающейся, как шагреневая кожа, Турции.

В двадцатом столетии ислам был, скорее, второстепенным элементом государственных идеологий десятков авторитарных режимов, утвердившихся после антиколониальных движений в середине ХХ столетия. Все же первые ростки радикализма ислама дали три важных события.

Первое – это окончательное утверждение в 1932 году династии Саудов в Саудовской Аравии, которые придерживаются ультраконсервативной мусульманской идеологии – ваххабизма, основная идея которой состоит в том, что истинный ислам проповедовали только первые три поколения последователей пророка Мухаммеда, и все последующие инновации, которые вписывались в культурную и религиозную канву ислама, являются привнесенными извне (бида) и должны быть исключены из употребления. Подобная идеология крайне затрудняла процесс модернизации общества, создавая предпосылки для радикализации общества в отношении новшеств, в большинстве своем исходивших из Запада.

Второе событие – это Исламская революция в Иране в 1979 году. Главным историческим тезисом революции стало то, что процесс вестернизации может быть прерван не только на уровне отдельных племен или локализированных территорий, но и в целом в отдельно взятой стране, которая при этом демонстрировала успехи в открытости к внешнему миру во времена шахского правления.

Наконец, третье событие – это попытка использовать исламский радикализм в качестве инструментария в борьбе против коммунистической сверхдержавы – СССР. В конечном итоге потомство повернуло орудия против своих создателей. Афганская война 1979-1989 годов в целом показала, что попытка опереться на отряды исламских радикалов в целом успешна, но никто не предполагал, что в конечном счете все закончится Талибаном.

Все эти три события, так или иначе, косвенно или прямо подвели мир к 11 сентября 2001 года. Главным мировоззренческим итогом этих событий стало то, что в мире появилась альтернативная либеральной идеологии концепция со вполне универсалистскими амбициями. Особенностью ее стала идеология реакционности «возвращения назад», что идет в непосредственное противоречие с современностью. Наглядным в этом отношении является локальный пример террористической организации «Боко Харам». Дословный перевод из языка хауса (Нигерия) – «западное образование греховно». Это, в свою очередь, демонстрирует позицию сторонников организации как противников западной культурной парадигмы.

Появление «Аль-Каиды», «Фронт-ан-Нустра», «Талибан», «Боко-Харам» и ряда других организаций явилось своего рода предтечей для появления «Исламского государства Ирака и Леванта».

«Исламское государство» – это первая попытка последователей исламской фундаменталистской идеологии реализовать на практике утопические идеалы о справедливом исламском государстве. Талибан пытался идти в этом же ключе, но в Афганистане был скорее реализован план военной базы, чем амбициозная идея восстановления Халифа. Провозглашение Халифата – это историческое событие не только для мировой истории, но для мусульман всего мира. Фактически, после падения Османской империи ни у кого не хватало элементарной смелости объявить себя Халифом и провозгласить создание Исламского государства салафитского толка.

2014 год принес в марте – Крым как вызов международному праву, и в июне – «Исламское государство» как вызов глобальной системе безопасности. Нужно согласиться и фактически принять, что после падения коммунизма либеральная демократия встретила нового соперника в борьбе за умы в виде радикального ислама с его универсалистской парадигмой.

Сирия, Ирак, Ливия, Афганистан и, частично, Нигерия – во многом уже территории, а не суверенные государства, порядок в которых полностью отсутствует, как, например, в Ливии, или поддерживается военным присутствием того или иного государства. Скорее всего, это только начало разложения системности, и дальше – Кавказ и территории государств, прилежащих к Сахаре, где можно ожидать более крупного филиала Исламского государства.

Ислам в Европе в XXI столетии – это абсолютно новое культурное явление. Приглашая мусульманские народы в Европу, никто и не думал, что ислам станет «вызовом», а не конструктивным элементом идеи мультикультурализма, как это предполагалось изначально. В особенности после миллионного потока беженцев и событий 13 ноября в Париже в 2015 году отношение к исламу стало смещаться в агрессивную полярность. Нервозности в ситуацию также добавили недавние заявления Дональда Трампа о временном запрете въезда мусульман в США.

В этом контексте уместно задать вопрос: «А может ли быть другой ислам, и насколько может быть найден симбиоз между мусульманской и европейскими культурными парадигмами?». На этот вопрос еще в начале ХХ века сделал попытку ответить известный крымскотатарский просветитель Исмаил Гаспринский в своем актуальном даже для сегодняшних дней произведении «Французские письма».

Мало кто видел в исламе способность к адаптации к прогрессу науки и искусства, но Гаспринский предчувствовал. Это не была просто утопия или выдумка российского интеллектуала начала ХХ века. Гаспринский опирался на реальные факты, которые он черпал из существования Кордовского халифата, который не только был одной из культурных и интеллектуальных столиц для мусульманского мира, но для Европы как таковой, откуда европейцы черпали знания об античности, науках, философии и праве.

***

Как известно, основной фабулой произведения Гаспринского является история молодого мусульманина из Средней Азии, который решает совершить путешествие в Европу, познакомиться с ее нравами и узнать о мусульманском прошлом этого континента. В рамках его романтических путешествий с ним происходит необычайная история фантастического характера, он попадает в утопическую страну, которая сумела сохраниться после того, как Реконкиста раздавила последний островок исламского прошлого на Пиренейском полуострове – Гренаду. Жители этой страны оказались на очень высоком уровне научного развития, а он – настолько продвинутым, что он не уступал тогдашней Европе, женщины были свободны, но при этом были искренними мусульманками.

Государственное управление было демократичным (по сути, конституционная монархия), где правил эмир. Администрирование осуществлялось на основе научной целесообразности. Главный герой Мулла Аббас дивился и сравнивал, что имел его народ в Ташкенте, и до чего дошли европейцы, и как это все нашло себя в едином ансамбле, о котором он мечтал, сравнивая Европу и мусульманский мир. Он не хотел бросать религию предков, но, в то же время, он видел ее стратегические просчеты в новой реальности.

Страна Дар-Эль-Рахат воплощала, по сути, мечты любого просвещенного мусульманина о воплощении в едином прогресса и традиций. Это было интеллигибельное воплощение мечтаний самого Гаспринского как философа и как интеллектуала.

Особое место в произведении занимает женщина. Именно роль женщин становится ключевой в жизни главного героя, именно благодаря им он познает многие особенности европейской жизни и именно они являются центром его особого внимания как мужчины, во-первых, а во вторых, как мусульманина, потому что первое, что ему бросается в глаза – это свобода и независимость женщины в Европе. Подобное он даже не мог себе представить у себя дома.

Именно знакомство с европейской женщиной вселяет в него глубокий интерес к Европе. Тут не просто какое-то сексуальное пристрастие, а скорее культурное обескураживание Европой, если у них женщины – свободны и умны, то что дальше? Автор не раз возвращается к вопросу о правах женщины в исламском обществе.

Сравнивая нравы в Ташкенте и в Европе, герой говорит о независимости женщины и важности иметь у них право выбора во всем. Одновременно его поражает ум и образованность европейских женщин, что было невозможно вообразить как в Средней Азии в начале ХХ века, так и сейчас в некоторых районах Ближнего Востока:

«Жозефина – женщина, а все знает: сколько, где земли, народы, какая торговля, какие обычаи, верования и что где происходило и происходит. Точно живет на свете уже пятьсот сорок лет!»

Такая образованность не только редкость, по его мнению, для любого среднестатистического жителя его страны, но даже для мусульманского клирика, которые часто почитались как ученые.

Запад и Ислам

Автор придает огромное значение сравнению этих двух культурных нарративов, подвергая мусульманский мир жесткой критике во всех сферах общественной жизни. Устами Муллы Аббаса он говорит: «Все, что я видел в Европе, мне очень нравилось; я был в восхищении от цивилизации Запада и крайне сожалел об отсталости моих азиатских сородичей». Затем он продолжает, отмечая, что именно образование и наука предоставили европейцам такие преимущества, которыми они обладают сейчас, делая их «господами мирового базара и мировой торговли»: «Все прочие народы, как чернорабочие, работают для них! Правда, что знающий есть повелитель незнающего». В процессе развития сюжетной линии происходит переосмысления места ислама в современном мире: из самоуверенного героя он превращается в невежду и понимает всю трагедию мусульман: «Будучи в Ташкенте, я считал себя знающим человеком и ученым муллой: какая иллюзия! Десятилетний французский мальчуган понимал людей и знал вещи больше, чем я».

Зачем Гаспринский это делает? Скорее, из соображений добиться действия от мусульманской интеллектуальной элиты, с тем, чтобы они начали процесс изменения своих стран. Сам Гаспринский, как известно, не только выдвигал теории или идеи, но и брался за их осуществление, не боясь последствий, ибо видел в модернизации только положительное, но безусловно отдавая отчет, что невозможно наложить идеально европейскую культурную матрицу на исламскую. Он пытался найти что-то среднее. Так, например, в стране Рахата Мулла Аббас приходит к важному для себя умозаключению: «Тут на каждом шагу чудо и новость, и жизнь людей столь же не похожа на нашу, сколько и на европейскую. Она лучше».

Кроме позитивных эпитетов, автор от имени другого героя, странствующего по Европе шейха, говорит о том, что при всем своем техническом развитии Европа все еще далека от рецепта духовного счастья и моральной удовлетворенности. Между тем, критикуется момент «философии пользы». Все, по его словам, подчинено пользе экономической, и от нее исходит, и это стремление пагубно для будущего.

Но все же позитивный образ Европы, от которой нужно взять на вооружение ее опыт, присутствует повсюду в произведении: от прекрасно мощеных улиц, архитектуры, технологии. Успехи Европы возбуждали искреннюю зависть и «когда я вспоминал мизерные лачужки родного Ташкента». Автор не хочет превратить мусульман в европейцев, но он мечтает, что однажды мусульмане смогут занять достойное равноправное место в сонме цивилизационных народов.

Образование и наука, по мнению автора книги, должны стать важнейшими инструментариями к духовному обогащению мусульманина. Эта генеральная линия проявляется как в описании европейцев, так и в описании отношения к науке жителей утопического города Рахат. По поводу европейцев он пишет, что и стар и млад с рвением и постоянством ищут знаний.

Отдельно следует остановиться на вымышленном государстве Дар-Эль-Рахат. Эта утопическая держава, затерявшаяся в горах Сиерра-Невады в Испании, по мнению автора, воплощает все чаяния прогрессивного мусульманина того времени. Прогресс в лице науки, массовое образование, свободные женщины, но при этом отсутствует нигилистическое понимание свободы. Женщина в этой стране –полноправный член общества наравне с мужчинами: «Нет, среди здешних мусульман она не раба Востока и не игрушка Запада; она – человек вполне; гражданка и хозяйка, как самой себя, так и своих прав. Тут не покупают жену; не выдают замуж, а мужчина и женщина договариваются жить вместе».

Технический и научный прогресс, по описанию главного героя, не уступал европейскому. Интересно, что Гаспринский сравнивает в этом же контексте Средневековую Европу и отмечает, что когда-то они также переживали такой жен исторический период, в котором оказались мусульмане сейчас: «Там люди не жили тогда, а прозябали, боясь веселой песни, как тяжкого греха. Они не понимали еще, что беззаботный смех и песни счастья есть хвала Творцу счастливого человека!».

Можно сказать, что «Исламское государство» XXI столетия – это своего рода антипод той идеальной модели, о которой грезил Гаспринский для мусульманского общества будущего. Ислам в глазах мира должен стать чем-то большим, чем просто религиозная практика или эмоциональная экспрессия, духовным пространством совершенствования и интеллектуального развития, а не тотальной агрессией в отношении немусульман.

Исмаил Гаспринский не выступал за так называемую «реформацию» ислама, о которой так часто сейчас говорят. Его основной посыл был, что мусульмане должны пересмотреть свое место в социальной и интеллектуальной Ойкумене. Место мусульманского мира неопределенно в современной мировой парадигме: с одной стороны, они заявляют о своем превосходстве, с другой, реальность диктует абсолютно иную картину. Холст, на котором запечатлен единым образом весь исламский мир, можно описать как группу растерянных и злобных молодых юнцов, топающих ногами, вокруг которых другие юноши и девушки, представляющие иные цивилизации, уверенно смотрят в будущее и знают, чего они хотят от мироздания. Сюда бы я добавил в самом углу девушку с надутыми щеками, повернутую ко всем спиной и держащей в руках гравированную книгу, где написано слово «Я» – это Россия.

В заключение хотелось бы процитировать Гаспринского: «Китайцы – весьма поучительный пример; они убеждены, что составляют лучший народ мира, что знают более всех, что цивилизованы только они и что все прочие народы суть дикари и варвары… К чему же привело их это глупое самомнение и отчуждение? Величайшая масса в 400000000 не имеет той силы и значения, какое, например, принадлежит маленькой европейской стране Бельгии!»

Ридван Бари-Уркоста, крымчанин, политолог-исследователь в сфере внешней политики России в институте международных отношений Варшавского университета

Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции