Эмине Джеппар: Хранительница очага и волонтер «Мінстеця»

Киев – У Эмине Джеппар двое дочерей – первая еще ходит в детский сад, но уже знает пять языков и учит шестой. Смотреть за вторым, грудным ребенком, Эмине помогает няня. Отвезти дочь в детский сад, приехать на работу к одиннадцати, вернуться домой к восьми, уложить детей спать, а потом продолжить работать в социальных сетях до поздней ночи – трудиться в таком режиме советника «Мінстеця» Эмине Джеппар мотивирует одно – она хочет жить в украинском Крыму. Как получить альтернативную информацию о происходящем на полуострове, в условиях когда многие крымчане боятся говорить то, что думают, и какую роль Эмине Джеппар отдает женщине в современном обществе узнавал корреспондент Крым.Реалии.

Эмине Джеппар разговаривает со старшей дочерью, шестилетней Иман на крымскотатарском и английском языках. Утром, по дороге в детский сад, они репетируют слова сказки Jack and the Beanstalk. Мама учит дочь играть убедительно – эмоционально. Дочь уверенно повторяет на английском языке слова своего сказочного персонажа – мамы Джека.

В свои шесть лет Иман говорит на крымскотатарском, английском, украинском, русском, турецком и учит французский. Она любит сниматься для телевидения и турецкий язык, потому что он «похож на крымскотатарский». А если бы она была магом, то «вернула бы Крым». Журналисту Иман при первой же встрече выдает все семейные секреты:

«Папа зарабатывает деньги, а мама делает так, чтобы вернулся Крым», – рассказывает Иман перед занятиями.

В десять утра Эмине Джеппар выезжает с дочерью в садик, а в 11 уже выступает на пресс-конференции в «Укринформе», представляя журналистам брошюру-информационную дорожную карту по российским и украинским мифам о Крыме.

Пока мы едем по заснеженным улицам Киева, советник министра рассказывает о том, как же она «делает так, чтобы вернулся Крым».

«Мы создаем условия, для того чтобы была объективная информация о Крыме. В том числе мы сами создаем продукт, говорим о том, какая ситуация в Крыму. То есть на российскую пропаганду мы не отвечаем контрпропагандой, мы говорим правду – и это наш девиз», – рассказывает Эмине Джеппар о своей работе за рулем красного «Ауди».

Дорогу заметает снегом, в киевских пробках можно успеть обговорить многие вопросы. Советник «Мінстеця» даже пытается решать в «пробках» рабочие дела в телефонном режиме. По ее словам, лишь в Мининформполитики есть позиция внештатного крымского советника. И этот человек – «это проводник Крыма в министерстве». Кроме того, только у него есть сайт на крымскотатарском языке.

Эмине Джеппар шутит, что «в министерстве уже все образованные, все здороваются на крымскотатарском». Для нее такие детали, прежде всего, знак солидарности. «Это невероятно важно с точки зрения того, что ты в своей борьбе за Крым не один», – подчеркивает Джеппар.

26-го февраля – день сопротивления крымчан российской оккупации – Джеппар

Когда брошюра о крымских мифах в «Укринформе» презентована, советница министра приглашает спикеров на международный форум, приуроченный дню 26 февраля. Суть форума в том, чтобы подчеркнуть, что сопротивление крымчан оккупации было. Именно 26 февраля они вышли под Верховный Совет Крыма с украинскими флагами, а на следующий день российские войска заняли административные здания на полуострове.

Кроме того, Эмине Джеппар хочет поднять на форуме вопрос о крымскотатарской автономии.

«Некоторые считают, что это сепаратизм, но мы подчеркиваем, что крымскотатарская автономия должна быть в пределах Украины», – отмечает советница министра.

После пресс-конференции Джеппар предстояло дать еще два интервью и поработать над продакшином видеороликов о Крыме, приуроченных все к тому же дню 26-го февраля. В перерывах между этими событиями советник «Мінстеця» ответила на ряд вопросов корреспондента Крым.Реалии.

– Что значит быть советником министра информполитики?

– Я внештатный советник. По сути, я волонтер. Я как представитель общественности нахожусь в министерстве информационной политики и являюсь линком между крымской общественностью и структурами власти. Для меня это определенный ресурс, благодаря которому я могу продвигать крымскую тематику. Это как вопрос о самоидентификации народов: кем вы себя считаете, крымским татарином, украинцем или русским? Я себя считаю советником, но я себя не считаю властью.

Когда я общаюсь с журналистами по рабочим вопросам, то они стесняясь, что ли, озвучивают такую позицию: мы с тобой общаемся, с тобой все хорошо, но с твоим министерством – не очень. Это о многом говорит, потому что у людей изначально были предубеждения относительно того, какие функции это министерство могло бы выполнять. У каждого было свое представление, для чего это министерство создается. Основное предубеждение касалось того, что оно будет цензурировать. Покажите мне хотя бы одного журналиста, который скажет, что к нему пришел министр Стець и сказал писать этот материал вот так или вот так. Такого нет, это ерунда. Но при этом шлейф скептичного отношения к министерству до сих пор сохранился.

У меня есть с чем сравнить. Я еще будучи студенткой стажировалась в Кабмине, я была в парламенте, в министерстве иностранных дел, я могу сказать, что в этом министерстве, наверно, самая креативная команда, самая молодая и прогрессивная. Это небольшой штат, 20-30 человек людей с хорошим образованием, патриотичных и мотивированных.

У министерства стоит задача – коммуникационная реформа, реформа общественного иновещания и много других задач. Мне приходится своей деятельностью переубеждать, что министерство – это не только «негативный бренд», как многие его воспринимают. Миссия министерства – это в первую очередь создание условий, в которых могла бы быть объективная журналистика. И мы не лезем ни в чью редакционную политику.

Это не то чтобы такое PR-агентство по Крыму, но у министерства есть функции популяризации Крыма как такового. Задача – чтобы о Крыме говорили. Если брать министерство как центральный орган исполнительной власти, то это определенный бюрократический ресурс. Даже признание 26-го февраля днем сопротивления оккупации – это тоже определенный ресурс. Общественнику реализовать это было бы сложно. У журналиста нет такого ресурса, нет выхода в так называемый чиновничий аппарат. Это раскрывает мне определенное поле бюрократического... влияния – не то слово, однако это определенный выход, выход на людей, на определенные решения и возможности.

Мне министр Юрий Стець когда-то сказал, что вот ты советник, ты мне и советуй, что должно быть сделано по Крыму. И сказал, что я твой инструментарий. Меня эта формула вполне устроила.

– Как заявлял Петр Порошенко, приоритет Мининформполитки – это возобновление украинского вещания в Донбассе и Крыму. Насколько удалось достигнуть цели?

– Министерство не создавалось только для того, чтобы возобновить вещание на оккупированных территориях. Одна из основных задач – это провести реформу иновещания, когда у нас государственный канал делает качественный контент – это то, чего не было раньше. Крымский контент в Украине и Украина в Крыму – это тоже одна из задач, с которыми мы имеем дело. Если брать по вещанию, то с этим сложно, потому что мы не контролируем Крым. Украинские телеканалы были отключены и мы понимаем, что крымчане имеют доступ к украинским СМИ через спутник или интернет. Есть удачный пример радио Крым.Реалии, которое покрывает примерно 70% территории полуострова, то есть у людей есть доступ к альтернативной информации.

– Какие Ваши приоритетные задачи?

– Я обращаю внимание на то, чтобы о Крыме слышали в Украине и за ее пределами. Некоторые крымчане говорят о том, что Украина о них забыла. Мы говорим, что нет, не забыла. Мы нашли известных в Украине людей, это журналисты, телеведущие, которые на крымскотатарском и украинском языках говорят крымчанам, что мы с ними. Это слова солидарности, которые порой очень важно слышать тем, кто там. Судя по тем роликам, которые мы сняли, чувствуется, что мы – Украина (ролики будут презентованы 26 февраля – КР).

– Ваш проект ТОП-5 новостей о Крыме направлен на международную аудиторию, какую роль отдаете международному сообществу?

– Проект дает возможность иностранным чиновникам, decision-makers, получить самую важную и актуальную информацию в компактном виде. Министерство иностранных дел взяло на себя функцию распространять эту информацию среди своих посольств, это более ста представительств. Для нас важен не только украинец, от сознания которого очень много зависит в отношении возвращения Крыма, но и мир, в котором сегодня есть (информационный – КР) запрос на Крым.

– Многие журналисты говорят о том, что информацию из Крыма трудно получить. Насколько возможно профессионально освещать события в Крыму?

– Мы имеем ситуацию, когда в Крыму существует запрет на профессию журналиста. Жизнь и здоровье профессионального, объективного журналиста оказываются под угрозой. Последние события, которые произошли с Заиром Акадыровым, суд над Ахтемом Чийгозом, ситуация с Романом Спиридоновым, которому подсунули инструкцию по изготовлению взрывчатки, – все это карательные действия, которые предпринимают как в отношении обычных крымчан, политиков, активистов, так и по отношению к журналистам. А это – убийство свободы слова. В таких условиях невозможны никакие процессы развития. Крым – это такая серая зона, развитие которой невозможно.

Если мы говорим про большинство, то оно испытывает страх не только публично о чем-то высказываться, а даже off-records о чем-то говорить журналистам или правозащитникам. Оккупационная власть намеренно делает так, чтобы люди боялись говорить. Это делается для того, чтобы им легче было показывать Крым как витрину и говорить всему миру, что в Крыму все хорошо и крымчане счастливы от того, что теперь они «вернулись в родную гавань». Но мы сейчас говорим о том, что это практически подполье. Я знаю, что есть доступ к информации через социальные сети. Я лично получаю информацию о происходящем на полуострове от крымчан, которые мне пишут в фейсбук. У всех журналистов «крымского десанта», которые находятся тут, есть родственники на полуострове. Это люди, которые могут говорить и говорят о том, каково в Крыму. У нас есть правозащитники, которые работают там в подполье. Доступ к информации из Крыма ограничен, но он есть.

Даже те, кто проживает тут, боятся показывать свои лица, потому что они постоянно ездят в Крым, потому что у них там родители, родственники и так далее. То есть они боятся, что у них будут проблемы на так называемой границе. Это факт. Но они off-records рассказывают о том, что происходит на полуострове. И на основе их рассказов, благодаря авторитету издания, появляется какая-то информация. Есть люди, которым уже нечего терять. Это люди или депортированные сюда, или уже не имеющие возможности въезжать в Крым. Они, естественно, публичные.

– Ваши эмоции по отношению к полуострову – это плюс или минус в работе?

– Это, наверно, главный ответ на вопрос, почему я вообще здесь нахожусь: здесь, сейчас на своей волонтерской позиции. Потому что я хочу жить в украинском Крыму. Этого хочет моя семья, этого хочет мой народ. И это, собственно, ответ, почему я занимаюсь своей работой.

Да, по факту Крым сегодня контролирует Россия. Вызывает ли это у меня эмоции? Да, вызывает. Какие это эмоции? Разные. Как я с ними справляюсь? Научилась за два года. Мешает ли мне это работать? Нет, не мешает. Помогает ли мне это работать? Да, меня это мотивирует. Если бы этого мотиватора не было, я бы это не потянула ни физически, ни морально.

– Как удается совмещать дом и работу?

– Когда я только начинала работать, у меня было определенное видение, но оно, конечно, трансформировалось. Я поняла, что это по времени более затратно. Это сложно. Особенно сложно, когда есть дети, которым тоже нужно мое время и внимание. Отыскать баланс между детьми и работой самое сложное. Однако благодаря той поддержке, которая у меня есть и от мужа, и от других людей, которые мне помогают: сестра и няня, мне удается совмещать и то, и другое. Мне кажется, дом и работа – это равноценные части, которые делают женщину счастливой. Я не могу быть счастливой без профессиональной самореализации.

Возможно, мой пример станет основой для многих женщин, которые ищут этой самореализации. Нужно пробовать себя, не бояться, идти вперед и точно так же стараться реализовать и свою материнскую, женскую часть, и так же – профессиональную. Возможно, в будущем женщина станет уже не женЩИна, а женЧИНа, от слова «чин». Она и жена, и чин.

– Кто знает больше языков: Вы или Иман?

– Пока что я. Она учит еще французский язык. Я тоже его учила в школе. Учила испанский, однако отсутствие практики дается в знаки. Я знаю украинский, русский, родной крымскотатарский, английский, турецкий и на уровне понимания испанский.