3 марта 2014 года военные 10-й бригады морской авиации на аэродроме в поселке Новофедоровка Сакского района Крыма начали и успешно провели исключительную в своем роде операцию. Их часть уже на протяжении нескольких дней блокировали российские военные. «Зеленые человечки» требовали от авиаторов сдать оружие и перейти на сторону Российской Федерации. С каждым днем возрастала опасность штурма базы. Поскольку десятая бригада является единственным таким подразделением в украинских Вооруженных силах, то Военно-морские силы рисковали остаться вообще без морской авиации, которая незаменима в случае ведения боевых действий над Черным морем и способна атаковать даже подводные лодки противника. Поэтому, не дожидаясь указаний от руководства, заместитель командира бригады по летной подготовке полковник Игорь Бедзай решил эвакуировать авиационную технику в Николаев на местный аэродром «Кульбакино». Военным удалось избежать утечки информации и организовать операцию, через несколько минут после начала три самолета и пять вертолетов, не встретив никакого противодействия со стороны россиян, покинули территорию части.
Этот случай стал одним из немногих во время аннексии Крыма, когда украинским военным удалось избежать захвата техники «зелеными человечками». Впрочем, сохранив самолеты и вертолеты, командиры не смогли вывести солдат. Из 900 военнослужащих 10-й бригады морской авиации ВСУ только чуть более 300 приняли решение выйти на материк, другие изменили присяге и перешли на службу в Вооруженные силы России. Впоследствии, уже в Николаеве, освободились и вернулись обратно на полуостров еще более полусотни военнослужащих. О подготовке и подробностях успешной операции, а также причинах, заставивших часть военных пойти на нарушение военной присяги с Радiо Свобода говорил теперь уже комбриг 10-й бригады морской авиации ВСУ Игорь Бедзай.
– После захвата парламента и Совета министров Крыма (27 февраля 2014 года – РС) все части, которые дислоцировались в Крыму, были приведены в полную боевую готовность. Мы видели, что в Симферополе продолжаются захваты административных зданий военными, но тогда такое время было, что страна уже несколько месяцев жила этими увлечениями. Поэтому были мысли, что, возможно, революционные события и в Крым докатились. Но это политики – разберутся. Что будет военный конфликт, особенно с участием иностранных войск, – в голове такое не укладывалось. В принципе, мы еще тогда начали отрабатывать план вывода техники с аэродрома. Ранее были инструкции в уставах, что при наступлении опасности авиация должна быть выведена на оперативные аэродромы. Но потом почему-то из наших уставов это убрали. Поэтому еще в то время, в конце февраля, мы собрали летный состав, определили экипажи, поставили ориентировочные задачи, что, возможно, будет необходимость перебазирования или в Николаев, или в Одессу. Была поставлена задача заправить авиационную технику, экипажи были подготовлены. Об этих мерах мы доложили в Севастополь, заместителю командующего ВМС по авиации. А дальше ждали, как будут развиваться события.
– Какие события заставили Вас принять решение об эвакуации техники?
Где-то 27 февраля у нас в Новофедоровке появились первые так называемые «войска самообороны» – прибыли на пяти КАМАЗах
– Где-то 27 февраля у нас в Новофедоровке появились первые так называемые «войска самообороны» – прибыли на пяти КАМАЗах. Говорили, что приехали, потому что у нас есть оружие и они переживают, что крымскотатарское население его захватит и будет использовать против русскоязычных. Мы понимали, что это просто тупой повод. Поэтому предложили следующее: давайте мы будем с внутренней стороны забора защищать наше оружие, а вы, если так переживаете, с внешней стороны становитесь и защищайте нас, чтобы «враги» не напали.
На территории гарнизона был отель Министерства обороны России, они их и приютили. Для нас это удобно, потому что отель расположен посреди города и мы имели постоянную возможность наблюдать за ними. Мы выставили на всех путях, которые были вокруг города, подвижные патрули на гражданских автомобилях и в гражданской одежде. Наши военные постоянно отслеживали перемещения войск вокруг гарнизона. То есть если какая-то колонна заворачивала в нашу сторону, то сразу объявлялась тревога, и в любое время суток все прибывали на рабочие места.
В тот момент местное население еще не было подготовлено к силовому варианту. К нам все привыкли. На тот момент местное население к нам очень хорошо относилось. Не так давно как раз был праздник – 23 февраля. Нас приветствовали и руководство местное, и школы, и предприниматели.
– Почему тогда ситуация так быстро изменилась?
Обещали, что наша часть останется на том же месте, в том же штате, только будем получать зарплату в 3-4 раза большую и служить в соответствующих условиях
– Затем стало появляться командование авиации Черноморского флота Российской Федерации. Проводили со мной неофициальные беседы. Говорили, что у нас «нелегитимное правительство», и предлагали поднять флаг Российской Федерации. Обещали, что наша часть останется на том же месте, в том же штате, только будем получать зарплату в 3-4 раза большую и служить в соответствующих условиях. Я у них спрашивал – зачем это вам? Никому же не нужны предатели. Мы же с вами военные люди, понимаем, что я нарушу присягу, законы Украины.
Ежедневно мы проводили построение личного состава всей бригады, поднимали флаг, пели гимн. Об этих разговорах я тоже рассказывал личному составу, чтобы не было недомолвок или недоверия. Говорил: если хотите в российской армии служить (ну, всякие же люди, может, они всю жизнь мечтали об этом), дождитесь, когда будет возможность, увольтесь из рядов Вооруженных сил Украины и тогда переходите в российскую армию. Тогда вы будете чисты перед законом и совестью. А то, что они сегодня предлагают, – это противозаконно. Вы будете отвечать.
Но в то время в гарнизоне уже шла информационная борьба. Большинство же военнослужащих – местные, крымские. Они приходили домой, а им родители рассказывали, как хорошо они будут жить. Это привело к тому, что через месяц изменилось отношение местного населения. Те учителя, которые учили наших детей в школах, начали снимать украинские флаги. Буквально за месяц это мощное влияние сделало свое дело. В том числе и на военнослужащих.
А в то время, когда это влияние шло от Российской Федерации, со стороны Украины ничего не происходило. Мы смотрели телевизор и видели, что правительство не уверено, не знает, что делать. Не было каких-то четких указаний. Хотя люди были настроены очень решительно. Все готовы были действовать. Но как действовать? Были мысли открыть огонь. А кто дальше нас поддержит, что будем делать?
Тем более, события, которые происходили в стране… Вы же видели, когда во время Майдана гражданские люди приходили под военные части. Там и раненные были, а какое отношение было к военнослужащим, открывали огонь? То есть люди уже не были уверены – можно открывать огонь или нельзя. Закон, на чьей он стороне?
– Вы говорите, что готовы были действовать, а вот в недавно опубликованной стенограмме заседания СНБО от 28 февраля 2014 года руководство силового блока заявляло о деморализации в рядах ВСУ.
– У личного состава первые 2-2,5 недели моральный дух был высок. Мы видели, что те люди, которые приезжали к нам с оружием, не знали что делать. Видели, что у них нет четкого плана. Приходили люди в званиях полковников российской армии, представлялись неофициально и говорили: расскажи, что здесь происходит, мы только с севера приехали два дня назад и не можем понять. Что за «референдумы» здесь у вас? И если бы правительство приняло какие-то меры...
У нас аэродром может принять любую авиационную технику. Неделю он был свободен. Мы могли загружать транспортные самолеты, войска могли бы заходить со стороны моря, так как у нас «Приморский» аэродром, садиться, захватывать плацдарм, затем наращивать группировки войск, но мы ни одного движения не видели. Поэтому у нас не сразу армия деморализованной была. Деморализация началась от бездействия руководства. Штаб ВМС заблокирован. Связь только по мобильному, то есть управление штабом фактически не могло происходить. Из Киева – «держитесь». Держитесь неделю, держитесь две, держитесь три. Деморализация началась, когда военные поняли, что у нашего руководства нет никакого плана.
– То есть проблема была в отсутствии приказов?
– Поймите, если бы мы всей бригадой начали активные действия, кто нас поддержит, кто будет осуществлять руководство? С кем взаимодействовать? Какой план? Какое первоочередное задание, которое следующее? Так работают военные. А просто выстроиться в цепь и пойти в атаку на врага – чем это могло закончиться? Так не воюют. У нас были подразделения, я не хочу сказать, что они были деморализованы и не в состоянии боеготовности, но их надо было организовать, и чтобы над ними кто-то взял руководство. Какой-то план действий разработал, довел его до командиров, чтобы они знали, что делать.
– И военные были готовы применить оружие против «зеленых человечков»?
– Думаю, если бы была соответствующая ситуация, то все были бы готовы.
– А что Вам вообще отвечало командование, когда Вы сообщали о блокировании?
– Общение было примерно следующее: мы докладываем, что к нам прибыли люди, которые поставили ультиматум и хотят, чтобы мы сдали оружие. Что нам делать? В ответ – пока указаний никаких нет. Следующий день – у нас снова блокировки. Неизвестные требуют переходить под флаг Российской Федерации. Так, так, держитесь. Были и из Киева звонки от руководства: держитесь, будет политическое решение. Ну, вот мы и держались, ждали, когда будет решение.
– Когда поняли, что пора выводить технику?
Мы привыкли воспринимать их как братский народ. Как-то в голову не приходило, что братский народ пришел и будет столь радикально действовать
– «Бельбек» был захвачен первым – уже тогда пришло осознание. Но была неясность ситуации. Кто эти люди? Как будет реагировать наше руководство? Понимаете, я же сам учился в военном училище в России, у меня там много друзей было. Жили в Крыму, где много русских, поэтому, конечно, мы привыкли воспринимать их как братский народ. Как-то в голову не приходило, что братский народ пришел и будет столь радикально действовать. Но мы посмотрели на ситуацию, которая происходит в «Бельбеке» и приняли решение, чтобы избежать захвата техники, выполнить перелет на территорию материковой Украины. Об этом мы тоже доложили руководящему составу. Мне ответили – принимай решение, сможешь – выполняй.
Но определенные нюансы были. Мы не знали, какая ситуация в Евпатории с полком противовоздушной обороны, мимо которого надо было выполнять полет. Не было уверенности, что они не захвачены и контролируют воздушное пространство. Поэтому я сказал, что все сделаю, однако не буду никому говорить, когда, где и как. Чтобы не было утечки информации.
– Вы не доверяли командованию?
– Конечно. В то время товарищ Березовский (контр-адмирал Денис Березовский, командующий ВМС Украины, который был назначен на должность 1 марта 2014 года, а уже 2-го перешел на сторону россиян – РС) уже проявил себя. То есть полной уверенности не было. Но, например, заместитель командующего ВМС по авиации Василий Черненко, в то время был полковником, и я знал, что этому человеку можно доверять.
– Проводить эвакуацию техники было Вашим решением или Вам приказали?
– Инициатива была наша. Мы заметили, что в то время количество россиян уменьшилось, они постоянно находились в отеле и были под наблюдением. Ситуация позволяла выполнить задание. А то, что это необходимо делать, было понятно всем, потому что некоторые части уже активно блокировались. Авиационная техника очень нежная и наземных атак не любит. Это было наше слабое место. Мы же знали, что они пришли на «Бельбек» и набросали в двигатели камни и песка, после чего – самолет мертв. Очень не хотелось, чтобы наша техника стала мертвой. И когда она успешно вылетела, мы знали: то, что мы любим, – живое. А дальше сами как-то разберемся.
– Расскажите, как готовились к вылету?
– Они вернутся? – Я думаю, что да, но, видимо, не сегодня
– В тот день собрали экипажи и сообщили, что через час все одновременно вылетаем. Только вертолеты взлетают со стоянок, а самолеты за минимальное время запускаются и выруливают на полосу. Идем в режиме радиомолчания и на предельно малых высотах через море, выходя из зоны действия ПВО. Определили также сигнал – одно слово, которое я должен был сказать в эфир, после чего все должны начать запуск и взлет. У летчиков был один час. Они еще успели сбегать домой и взять личные вещи. В десять часов они получили задание, а в 11 я дал им сигнал по радио.
– Каким было это слово?
– «Поехали!»
– Была какая-то реакция со стороны россиян?
– Насколько я понимаю, нам повезло еще и с тем, что их старшего тогда вызвали куда-то на совещание. Когда все начали взлетать, он мне позвонил с вопросом:
– Это твои полетели?
– Мои.
– Они вернутся?
– Я думаю, что да, но, видимо, не сегодня (смеется – РС).
– Они просто не успели помешать?
– Когда они выехали из отеля, там езды до аэродрома меньше километра, то все уже полетели. Они просто не ожидали этого. Времени их реакции для экипажей было достаточно, чтобы выполнить запуск и взлет. То есть они уже поняли, что не успели и активно не реагировали.
– В воздухе опасность сохранялась?
– Была, конечно. Аэродром «Гвардейское» расположен в 40 километрах от аэродрома «Саки». Аэродром «Гвардейское» – это «российский аэродром». Мы знали, что там есть боевые вертолеты, которые могут выполнять перехват. Наши же – противолодочные, поэтому имеют только противолодочное вооружение и не предназначены для ведения воздушного боя. Но мы знали, что у нас есть вот это время реакции: пока они получат информацию о взлете, пока экипажи их приготовятся. У нас был гандикап, который они могли не одолеть.
Поэтому опасность, конечно, была. И говорить, что мы все это спокойно выполняли, – это тоже неправда. Очень переживали за те экипажи, которые ушли. Потому, когда ты сам выполняешь – это одно, а когда ты людей туда послал, и они пошли молча, а ты не знаешь, где они, что с ними... Поэтому мы просто считали километры, которые они должны были пройти и время. И только через час-полтора, когда появилась информация, что они вышли на аэродром «Кульбакино» и начали садиться, то как-то спокойнее стало.
– А не было сомнений в правильности принятого решения в связи с опасностями?
Три командира экипажей вертолетов, которые выполнили перелет, в дальнейшем вернулись в Крым и остались в российской армии
– В любом случае мне об этом никто не сказал. Но это уже не секрет – три командира экипажей вертолетов, которые выполнили перелет, в дальнейшем вернулись в Крым и остались в российской армии. Но в то время поставленную задачу они выполнили.
– Вы думали о том, почему они приняли такое решение?
– С одной стороны, была расшатана ситуация в Украине, когда люди не уверены были, что будет дальше. А с другой стороны, Российская Федерация предлагает зарплаты, квартиры, пенсии, одежду, еду и так далее. И для многих людей это сработало. С одной стороны, неуверенность во власти, а с другой – сильная страна, у которой одна из лучших армий мира. Почему ж там и не послужить? Что же это я всю жизнь в нищете буду жить, если я могу выполнять ту же работу, но за другие деньги. Возможно, они так рассуждали.
– Сколько всего людей из бригады перешли на службу в Вооруженные силы России?
– Примерно 70 процентов. Нас было 900 человек в бригаде. Более 300 вышли, но из них еще 50 потом в Украине уволились и вернулись в Крым жить. У разных людей были разные обстоятельства. И родители, и жены в Крыму оставались. То есть были люди, которые не изменили присяге, но в силу разных обстоятельств они ушли, прекратили службу в Вооруженных силах Украины и вернулись в Крым жить.
– Каково Ваше личное отношение к военным, которые изменили присяге?
– Вообще никакое. Де-факто я даже некоторых людей мог назвать друзьями, потому что мы много лет вместе прослужили, выполняли летные задачи и рисковали вместе, будучи в одних экипажах. Мы были достаточно близкими людьми. С другой стороны, они нарушили военную присягу, они сейчас служат в армии, которая является агрессором в нашей стране, помогают тем людям, которые убивают их бывших сограждан. Они не могли за один день из хороших людей превратиться в плохих. Поэтому я стараюсь о них не думать. Знаете, время всех рассудит и все поставит на свои места. Это уже происходит.
– Как думаете, почему так много людей из бригады оказались готовыми нарушить воинскую присягу?
– Если человек живет в стране, где он уверен в своем будущем, где знает, что завтра проснется и пойдет на работу, там он заработает деньги, на которые сможет прожить сам и прокормить своих детей, знает, что в этой стране все люди имеют свои права и обязанности, тогда он будет дорожить своей страной. А если человек всю жизнь перебивалась от зарплаты до зарплаты и знает, что в этой стране есть люди, которым можно все, а есть те, кому нельзя ничего, тогда он подумает: а может не нужно такой страной дорожить? Может, такая страна не нужна никому, чтобы ее защищать? Зачем защищать страну, которая не обеспечивает будущего твоим детям? Если говорить великие слова о патриотизме и в то же время не быть уверенным, что все, что происходит в стране, – это правильно, тогда вряд ли скажешь: я готов за такую страну жизнь отдать.
– Но и перед Вами этот выбор стоял, а Вы приняли другое решение.
– Потому что это было неправильно. Есть законы, которые нужно выполнять. Если все будут выполнять закон, то все у нас будет хорошо. И когда он будет один для всех. Да, я не предал. Но я верю, что смогу изменить что-то в этой стране. И я работаю над тем, чтобы наша часть была максимально боеготовной, потому что это моя работа и я должен выполнять ее нормально. И я этого требую от своих подчиненных. Хотите в Украине нормально жить – работайте.
– А не было тех, кто жалел, что решил выходить на материк?
– Так говорили, но у меня был военнослужащий, который вышел, уволился, вернулся в Крым и поступил на службу в российскую армию. Фактически он поступил в соответствии с законом, и мы не можем ему ничего предъявить. Потому что он вышел в установленном законом порядке, уволился из Вооруженных сил Украины, как свободный человек вернулся в то место, где ему хочется жить, там вступил в вооруженные силы, в которых ему хотелось служить. Да, сейчас он служит в российской армии, но перед законом, перед Украиной он чистый. Правильно я говорю?
– Формально, да. Но, пожалуй, если бы ему в Украине создали нормальные условия, то он бы поступил иначе?
– Да, у нас были беседы. Я ему говорил: может, не будешь так делать? Ты опытный специалист и нужен мне. А он спрашивает: квартиру дадите? Я говорю, чтобы немного подождал. Он подождал месяц, а потом опять: квартиру дадите? Ну, и на этом наш разговор закончился. Есть люди, для которых бытовые вопросы важнее, чем моральные. Есть более идейные, для которых слово «родина» – больше, чем просто слово. Люди разные.
Фото для публикации предоставлены Андреем Ракулом, Валентиной Охлопковой и Александром Гончаровым
Оригинал публикации – на сайте Радіо Свобода