ФСБ и генерал Власов. За что в России преследуют историка, изучающего Вторую мировую?

В петербургском Институте истории РАН известный историк Кирилл Александров защитил докторскую диссертацию, посвященную армии генерала Андрея Власова. Тема диссертации – «Генералитет и офицерские кадры вооруженных формирований Комитета освобождения народов России 1943–1946».

Эта защита вызвала широкий резонанс. Актовый зал, где она проходила, был переполнен. Директор Института истории РАН Николай Смирнов отметил, что за сорок лет его работы в институте такого аншлага не было ни разу. Накануне защиты стало известно, что руководитель националистического движения "Народный собор", помощник депутата Виталия Милонова Анатолий Артюх обратился в ФСБ и прокуратуру Петроградского района с заявлением о недопустимости подобной защиты. Сейчас диссертация направлена прокуратурой в Санкт-Петербургский государственный университет на экспертизу с целью ее проверки на "экстремизм", а также на наличие оснований для возбуждения уголовного дела по статье 354-1 УК РФ, подразумевающей наказание за "публичные призывы к развязыванию агрессивной войны". Накануне защиты мы встретились с Кириллом Александровым.

–​ Кирилл, что вы можете сказать об атаке националистов на вашу диссертацию?

– По существующим правилам, защита любой диссертации, если она не ограничена законодательством, является открытой, и объявление о защите вывешивается за определенное количество времени, в моем случае – за три месяца. Объявление, сама диссертация, автореферат были размещены на сайте Санкт-Петербургского Института истории РАН – этот факт и вызвал, на мой взгляд, совершенно ненормальную, патологическую реакцию. Пожалуйста, институт предлагает любому критику, любому оппоненту прийти на защиту, изложить свои взгляды, подвергнуть критике те или иные положения, выносимые на защиту, и аргументировать свою точку зрения. Но вся эта история стала сопровождаться документами и бумагами, которые иначе как политическими доносами не назовешь, а также попыткой оказать давление на руководство института.

Были написаны заявления в соответствующие государственные органы, в которых моя диссертация объявлялась чуть ли не "подрывом национальной безопасности РФ", "реабилитацией "власовщины", "пропагандой национал-социализма". Все это позволяет сделать вывод о том, что эти люди, которые обратились в государственные органы, либо не читали мои работы, либо не умеют читать вообще, либо видят только то, что хотят. Это вмешательство в академическую дискуссию людей, которые преследуют не научные, а политические цели, мне представляется неприемлемым.

Я получил на свою работу около двадцати отзывов, не считая обязательных, положенных по закону трех отзывов оппонентов. Люди, которые писали эти отзывы, – компетентные ученые, разбирающиеся в проблеме, понимающие достоинства и недостатки моей работы, изложили свое мнение в опубликованных отзывах. Некоторые замечания, на мой взгляд, удачны, они заслуживают рассмотрения по существу, а некоторые имеют отношение, как мне кажется, больше к политической публицистике. Причем, что тоже очень важно, во всем этом нездоровом шуме, который поднялся, просматривается отчетливое желание увести разговор от темы (о компетенции этих людей, прибегающих к политическим уловкам, я не говорю). Они не хотят обсуждать выводы, к которым я пришел в своей работе. Они хотят обсуждать вопрос: "Можно ли проводить исследования о Власове и власовцах, исследовать эту проблематику, не употребляя каких-либо бранных политических эпитетов?"

В своей работе я, например, написал, что граждане Советского Союза, которые оказались в рядах генералитета офицерского корпуса власовской армии, совершили государственную измену (к эмигрантам это, конечно, не относится). Это факт, который никогда не подвергался сомнению ни самими эмигрантами, ни зарубежными исследователями, ни мемуаристами. Я считаю это вполне достаточным, чтобы расставить точки над "i", обозначить свою позицию. Но прибегать к каким-то другим коннотациям и разбираться в том, кто были эти люди с философской, моральной, этической точки зрения, и все это вставлять в диссертацию мне кажется абсолютно бессмысленным и ненужным. Это только отвлекает внимание читателей и коллег из научного сообщества от тех выводов и заключений, к которым я пришел и которые выношу на защиту.

С моей точки зрения, ситуация выглядит совершенно ненормальной. Но я не очень этим удивлен после дела архангельских историков, дела профессора Михаила Супруна. По-моему, все, что связано с любыми подобными действиями по изучению отечественной истории, особенно первой половины ХХ века, на фоне реинкарнации сталинско-державных мифов, фантомов, мифологем, выглядит вполне естественно. Если у нас уже официально ставят бюсты и памятники Сталину, и это не вызывает массовых протестов общественности, потому что подавляющему большинству наших соотечественников безразлично, будут ли у нас стоять памятники Сталину, то почему бы на этом фоне не быть негативной реакции, политическим обвинениям, угрозам, репрессивным акциям и доносительству, которые мы наблюдаем в моем случае?

–​ Темой своей диссертации вы занимаетесь уже очень давно. В 2009 году издательство "Посев" опубликовало ваш капитальный труд "Офицерский корпус Армии генерал-лейтенанта Андрея Андреевича Власова 1944-1945". Расскажите об этом исследовании.

– Я занимаюсь проблемой истории офицерских кадров власовской армии больше двадцати лет. Это магистральная тема моих исследований, хотя и не единственная тема, которой я занимаюсь. У меня более 300 публикаций по отечественной истории ХIХ и ХХ века. Из них публикаций, которые так или иначе связаны с проблемой власовского движения, не больше пятидесяти. Но это основная тема моих профессиональных интересов на протяжении всей моей сознательной жизни, я стал ею заниматься еще со школы. И эта проблема существует независимо от того, как относиться к этим людям. Проблема есть, и ею нужно заниматься. Для ученых не может быть каких-то секретных, запретных тем.

Еще в 1994 году у меня произошел серьезный прорыв, связанный с тем, что я смог познакомиться с довольно большим количеством источников, находившихся на закрытом хранении. В значительной степени они еще до сих пор не рассекречены. Это коллекция в Центральном архиве ФСБ, а тогда – ФСК.

Я был консультантом фильма, который создавал наш петербургский режиссер-документалист Павел Сергеев, к сожалению, несколько лет назад ушедший из жизни. Вместе с германским коллегой Инго Ботко он сделал фильм "Власов. Дважды проклятый генерал". В феврале 1995 года состоялась премьера этого фильма в России и Германии. Фильм идет около часа. О Власове и власовцах, об этой проблеме сняли потом очень много документальных фильмов с разной степенью достоверности, объективности. Но этот фильм, в котором представлены все оценки, все точки зрения самых разных людей, от политработников Красной Армии до офицеров британской, американской, германской армии, самих власовцев, очень взвешен. Он дает если не абсолютно верное представление об этой проблеме, то, во всяком случае, является своеобразным прорывом, шагом вперед в ее исследовании.

Было отснято очень много документального материала. К сожалению, в фильм вошла лишь одна десятая его часть. И хотелось бы узнать, где, в каких архивах остался этот отснятый материал? Он имеет огромную историческую ценность, потому что почти все люди, которые снимались в этом фильме, на протяжении пяти-семи последующих лет естественным путем ушли из жизни. Там есть очень интересные современники, свидетели событий, очевидцы. Их рассказы и являются главным достоянием этого фильма.

Я был консультантом этого фильма, несмотря на свой юный возраст. Многие документы были еще закрыты, но в рамках этих консультаций мне удалось познакомиться с личным делом генерала Власова и некоторых его офицеров, с делами, которые хранились и хранятся в Центральном архиве Министерства обороны и в Центральном архиве ФСК.

–​ Насколько охотно в те годы вам пошли навстречу в архиве ФСК?

– Конечно, нам показали далеко не все документы. И, более того, мы даже не представляли себе тогда объема массива всех этих источников. Но какую-то часть материалов просмотреть удалось. Первые публикации в художественной литературе СССР на эту тему появились в конце 50-х годов, и они приобрели широкое общественное звучание. Кстати, начались эти публикации в ленинградских журналах. Потом о событиях в Праге, о Пражском восстании появились полухудожественные публикации в Киеве, появился роман Аркадия Васильева "В час дня, ваше превосходительство…", опубликованный в 1967 году в журнале "Москва", а затем вышедший отдельным изданием. Затем, в перестройку начались многочисленные публикации Леонида Млечина, Виктора Бартневского, Александра Колесника. Вначале они носили популярный характер, но были информативны.

Однако разговор шел о судьбах пяти-шести человек, а масштабы этого явления совершенно невозможно было оценить. Познакомившись с этими материалами, я сам стал знакомиться с этими архивными исследованиями, заниматься поисками, составлять свою базу данных.

Меня интересовали только люди, которые служили во власовской армии. Если подходить строго информативно, то сами власовцы составляли не более десяти процентов от общего количества граждан Советского Союза, которые несли военную службу на стороне противника. Всего же таковых было, по разным оценкам разных ученых (и мне кажется, что такая цифра реалистична и доказуема), 1 150 000 – 1 200 000 человек. Но некоторые мои коллеги называют более высокие цифры – до полутора миллионов. Нижнюю планку представила в 1996 году Комиссия по реабилитации жертв политических репрессий при президенте РФ – 800 000 человек. Военнослужащие власовской армии составляли десять процентов, примерно сто двадцать тысяч человек от этого общего числа – это включая и военнослужащих невооруженного резерва и т. д.

– Такое большое количество советских граждан, больше миллиона человек, перешедших на сторону фашистской Германии, – это не соответствует, конечно, принятым в СССР пропагандистским стереотипам, сохранившимся и сегодня?

– В массовом сознании сформировано очень много стереотипов в связи с тем, кого называть "власовцем". Русская освободительная армия никогда не существовала как армия. Это была пропагандистская фикция. Это название начало применяться с зимы 1943 года, в апреле оно получило официальный статус, но этой аббревиатурой "РОА" затем стали обозначать все русские подразделения и части в составе германского вермахта, от рот и батальонов до полков. Они все входили в состав германских вооруженных сил, были преданы тем или иным соединениям, находились на разных участках фронта. И всех военнослужащих РОА стали ассоциировать с генералом Андреем Власовым, но они даже не составляли, как я уже сказал, и десяти процентов от всех советских граждан, перешедших на сторону вермахта.

А власовская армия стала создаваться только осенью 1944 года, накануне институализации Комитета освобождения народов России, комитета Власова. Она просуществовала недолго. Организованное существование ее кадров в американской оккупационной зоне прекратилось в июле 1945 года. Правда, некоторые просуществовали несколько дольше – например, Русский корпус под командованием полковника Рогожина в британской оккупационной зоне. В конце января 1945 года он был де-юре включен в состав власовской армии. Он был доукомплектован в подавляющем большинстве белоэмигрантами и их детьми, советских граждан там было очень немного.

Срок существования вооруженных сил Комитета освобождения народов России – очень небольшой, считаные месяцы. Но это действительно была армия, точнее, ее можно называть протоармией, армией, находившейся в стадии формирования. Она имела свою организационную структуру, дивизионное и корпусное звено, центральный штаб с соответствующими подразделениями, запасными частями, учебными заведениями, где велась подготовка собственных офицерских кадров, и даже со своими небольшими военно-воздушными силами (с материальной частью), насчитывающими несколько тысяч человек.

–​ В результате ваших исследований вы определили не только численность генералов и офицеров, служивших у генерал-лейтенанта Андрея Власова, их имена, фамилии, но и выяснили их характеристики – возраст, социальное происхождение, национальный состав и прочее. Что же это были за люди? Что послужило той движущей силой, которая привела их во враждебный лагерь?

– Нельзя говорить о той теме, которой я занимаюсь, и в целом о сотрудничестве советских граждан с противником вне контекста процессов, происходивших в российском обществе в первой половине ХХ века. Я абсолютно убежден, что мотивации, поступки, выборы, действия этих людей, сколь бы аномальными они ни казались, очень тесно связаны с тем, что происходило в нашей стране с момента вступления на престол Николая II, когда эти люди родились в массе своей, и до смерти Сталина. Ни в Отечественную войну 1812 года, ни в Первую мировую войну, которую в Российской империи называли Второй Отечественной войной, русские пленные генералы и офицеры не создавали воинских частей из соотечественников для того, чтобы сражаться на стороне противников против своих соотечественников, против своего государства. Такое даже трудно себе представить. А здесь речь идет о явлении, которое на протяжении многих десятилетий по многим причинам представлялось несуществовавшим, хотя оно существовало.

И неплохо было бы сделать из всего этого какие-то выводы. Нужно понять, что надо сделать, чтобы рецидива подобного явления не было в будущем. Сейчас это актуально как никогда, ведь войны никуда не делись, мы живем в эпоху локальных войн, пускай не таких страшных и глобальных, как Первая и Вторая мировые войны.

В результате своих исследований я пришел к следующим выводам, которыми и заканчивается моя диссертация. Во-первых, в апреле 1945 года, когда войска Комитета освобождения народов России достигли своей максимальной численности, состав генералитета власовской армии насчитывал примерно 35 человек (может быть, 37, потому что там есть два белых генерала, которые имели генеральские чины по службе в русской армии, но пока нет твердых подтверждений того, что они именно в этих чинах попали на службу к Власову весной 1945 года). А общая численность офицерских кадров, по моим предположениям и расчетам, превысила 4000 человек. С чем это можно сравнить? Исследователи оценивают численность офицерского корпуса Северо-Западной армии Юденича в 4000 человек, есть и еще похожие по численности армии периода Гражданской войны, где было примерно такое количество офицеров. Но дело в том, что для белых армий был характерен очень высокий процент офицеров, даже если брать армию Юденича – ее общая численность не превышала 20 000 человек. А здесь речь шла о том, что 4000 офицеров насчитывалось в армии со 120 000 человек.

Здесь мы видим дефицит офицерских кадров, особенно в нижнем звене, потому что власовцы успели отрыть только одну офицерскую школу, которая сделала два выпуска, причем второй выпуск подпоручиков состоялся 12 мая 1945 года в Чехии. Соответственно, можно предполагать (пока предварительно), что мне удалось установить более половины фамилий офицеров, что создает хороший задел для дальнейших исследований в этом направлении.

–​ Насколько уникален в российской истории этот феномен – переход на сторону врага такой большой группы офицеров?

– Понятно, что по количественным показателям, если сравнивать ситуацию с войной 1812 года или с Первой мировой войной, то этот феномен был беспрецедентным. И я думаю, что ничего подобного в нашей истории уже никогда не повторится. В то время были экстраординарные условия сталинского социума, которые уже стали частью истории, а не текущего момента политики. И можно сказать, что этот феномен находится в решительном противоречии с традициями российской военной культуры.

В составе высшего офицерского корпуса Комитета освобождения народов России граждане Советского Союза составили высшее командование. Генерал Андрей Власов – главнокомандующий, начальник штаба – генерал-майор Красной Армии Федор Трухин, заместитель начальника штаба – полковник Красной Армии Владимир Боярский, начальник оперативного отдела штаба – полковник Красной Армии Андрей Нерянин и т. д. При этом граждане СССР дали подавляющее большинство офицеров в чинах от поручика до полковника. Но доля офицеров из числа белой эмиграции, из числа участников Гражданской войны в составе белых армий оказалась тоже достаточна велика. В некоторых категориях, в генералитете, например, эта доля превысила половину. А если брать штаб офицеров, а это полковники и подполковники, а также войсковые старшины – это чин в казачьих войсках, равный подполковнику, то доля белых здесь превысила четверть от всего состава. Если брать командиров частей и соединений, от полка и до корпуса, то из их числа – 51 – белые занимали 28 таких должностей. Таким образом, можно сделать вывод, что русские эмигранты, участники белого движения сыграли очень заметную роль и в формировании офицерского корпуса, и в создании армии Власова, хотя ведущая роль на уровне высшего командования им не принадлежала.

Кроме эмигрантов, в офицерский корпус попадали перебежчики из Красной Армии на фронте. Можно вспомнить среди них полковника, командира корпуса Михаила Шаповалова, который в августе 1942 года перебежал на сторону противника на Кубани. Интересно, что, когда он уже находился в плену, в Советском Союзе ему было присвоено очередное звание – генерал-майора (долго шли документы).

Но перебежчиков, которые перешли на поле боя к противнику, в армии Власова было очень немного. В основном это были военнопленные, многие из которых до попадания в плен совершенно честно исполняли свой воинский долг, а некоторые внесли серьезный вклад в вооруженную борьбу со стороны Советского Союза на советско-германском фронте. Например, майор Тенников, который в сентябре 1942 года сбил тараном немецкий самолет во время Сталинградской битвы. Он остался в живых, летал еще целый год. Осенью 1943 года был сбит, попал в плен и уже в плену вступил в армию Власова. Можно привести еще много подобных примеров.

Кроме того, в эту армию попадали и жители оккупированных территорий, которые в плену вообще никогда не были. Было очень много таких офицеров из областей, оккупированных в 1941-1942 годах, областей бывших казачьих войск: Дон, Кубань, Терек. Они выдвигались при поддержке населения. И среди них были люди, отличившиеся в Первую мировую войну, служившие в белых армиях, но оказавшиеся в 1920 году на советской территории. Николай Лазаревич Кулаков, полный георгиевский кавалер, произведенный в офицеры за храбрость, сотник Терского казачьего войска – у него зимой 1920 года снарядом оторвало обе ноги по колено. Он, будучи безногим инвалидом, прятался до начала 30-х годов в своей станице на Тереке. Потом его обнаружили, но, поскольку он был инвалид, оставили в покое тихо умирать своей смертью. А он не помер и, когда немцы пришли на Терек, сформировал Терскую казачью сотню, с которой ушел зимой 1943 года в "отступ", как говорили казаки, и потом оказался в армии Власова.

Оригинал публикации – на сайте Радио Свобода