Из России. Смешные суммы и птицы небесные

В четверг, 14 апреля, состоится очередная "Прямая линия с Владимиром Путиным": президент России будет отвечать на вопросы жителей страны.

По итогам бурной минувшей недели самые острые вопросы Путину, вероятно, выглядят так: принадлежат ли ему на самом деле два миллиарда долларов в панамских офшорах друзей российского президента, о которых рассказывалось в "Панама-гейт" – расследовании журналистского консорциума; и означает ли создание Нацгвардии, непосредственно подчиненной Путину, что он опасается переворота.

На первый вопрос, впрочем, президент уже отчасти ответил, заявив, что в "панамском досье" он не фигурирует, и добавив, что не видит в этих документах коррупционной составляющей: "Вот есть какой-то друг президента России, он что-то там сделал, наверное, это имеет какую-то коррупционную составляющую... Какую? Да никакой там нет".

Российский политолог и публицист Станислав Белковский в свое время оценивал состояние Путина в 40 миллиардов долларов, и несколько снисходительно относится к суммам, прозвучавшим в "панамских бумагах":

– Во-первых, оценка [состояния Путина] в 40 миллиардов долларов была весьма приблизительной, условной, это именно экспертная оценка, и она относилась к 2007 году. С тех пор пришло почти 10 лет, я не сомневаюсь, что активы, подконтрольные российскому президенту, выросли в несколько раз. Что же касается панамских двух миллиардов, я в принципе не убежден, что Владимир Путин имеет к ним какое-то отношение, все-таки я говорил об активах, а не о живых деньгах. А здесь мы видим некий объем наличности. Анализируя сумму сделок, которая предъявлена общественному мнению, здесь скорее речь идет о мелких механизмах и способах обогащения представителей окружения Путина, нежели его самого. Сегодня сумма даже в миллиард долларов для Путина смехотворна, что же говорить о каких-то миллионах, которые зарабатывались на перепродаже туда-сюда акций "Роснефти".

– На самом деле, интересен механизм раскрытия информации о сделках в окружении Путина. Вот возникает фигура виолончелиста Ролдугина, друга президента, и когда к нему приходят побеседовать корреспонденты, он не пытается сразу все отрицать, говорит, что ему нужно разобраться. То есть тут нет какой-то железобетонной стены, когда нельзя подобраться к этому окружению Владимира Путина. Означает ли это, что данные люди не скрываются особенно, просто никто раньше не подходил или они как-то не думали, что к ним подойдут? Или существует железобетонная стена, просто тут брешь?

– Может быть, раньше они считали, что Владимир Путин в политическом смысле плотно прикрывает их от излишнего интереса, поэтому им ничего не грозит. Думаю, что после марта 2014 года, аннексии Крыма, после того как ближайшие друзья и партнеры Владимира Путина, вроде братьев Ротенбергов, Юрия Ковальчука, Геннадия Тимченко, попали под санкции, теперь уже никто так не думает. Но сознание путинского окружения, как и самого российского лидера, во многом конспирологично, они же считают все подобные акции появлением всемирного заговора против них и против России, они закрепляются в уверенности, что они праведные люди, защищающие свою родину, а не просто джентльмены, которые "наварились" на близости к президенту за последние 15 лет. Поэтому они, с одной стороны, боятся, что активы их арестуют, а с другой стороны, они не считают, что происходит нечто катастрофическое. А происходит то, что и могло произойти с ними в ситуации, когда Владимир Путин из гаранта их интересов превратился в патентованного врага Запада и тем самым скорее фигуру, связь с которой может нести их интересам ущерб.

– С одной стороны, говорят о том, что вокруг Владимира Путина должно расти число нелояльных людей именно потому, что он теперь вместо источника доходов превращается в угрозу доходам или уже нажитому капиталу. С другой стороны, мы видим, что на самом деле никакой внутренней фронды в окружении Владимира Путина, кажется, нет. С вашей точки зрения, что происходит? Может ли создание Национальной гвардии действительно быть, как это трактуют некоторые, свидетельством того, что в окружении Владимира Путина нет единства и ему необходимо подчинять напрямую себе какие-то силовые структуры?

– На мой взгляд, недовольство в ближайшем окружении Владимира Путина присутствует. Жизненные стратегии большинства близких друзей и соратников Владимира Путина были связаны с Западом не только в смысле размещения там активов, но и в смысле здравоохранения, образования, будущего детей и так далее, а это далеко выходит за рамки собственно экономических интересов. И близкое окружение Владимира Путина понимает, что при нынешнем президенте кардинально отношения с Западом уже не изменятся, в этом смысле призрак дворцового переворота витает над Кремлем и путинской резиденцией в Ново-Огарево, вопрос лишь в том, какова возможная технология этого переворота, она пока не сформулирована.

Что же касается Национальной гвардии, то ее создание никак не связано угрозой дворцового переворота и изменением настроений в окружении Путина. Сам план Национальной гвардии вынашивался еще при Борисе Ельцине, твердое решение создавать ее Владимиром Путиным было принято еще в 2013 году, то есть до аннексии Крыма, задолго до того момента, когда в отношениях с Западом появилась некоторая трагическая необратимость. И задолго до момента, когда Виктор Золотов (глава Нацгвардии. – РС) был перемещен с позиции руководителя Службы безопасности президента на должность заместителя командующего внутренними войсками, что многие незрелые наблюдатели расценили тогда как понижение, хотя это был лишь трамплин к последующему повышению, тогда было ясно, что Национальная гвардия начнет создаваться. Здесь вопрос не во взаимоотношениях Владимира Путина с его друзьями, вопрос в том, что ему нужно несколько параллельных силовых структур, каждая из которых была бы лояльна ему лично и могла бы в случае чего нейтрализовать одна другую. Внутренние войска в этом смысле – параллельные вооруженные силы, ибо их численность в ближайшее время может достичь 300 тысяч человек и тем самым стать, по крайней мере, по порядку величины сопоставимой с регулярной армией. При этом четко идет разделение функций между армией, которая должна решать международные политические задачи, и Нацгвардией, которая должна купировать недовольство внутри страны.

Мы не должны забывать, что и "арабская весна", и Болотная площадь с проспектом Сахарова (места протестов в Москве. – РС), которые были расценены как тень "арабской весны" над Россией, воспринимались Владимиром Путиным как реальные угрозы, как некая модель, с помощью которой Запад может дестабилизировать российскую власть и в принципе устранить президента, а вместе с ним единство и целостность Российской Федерации, поскольку, как мы знаем с некоторых пор, Владимир Путин равен России, его интересы тождественны ее интересам, а безопасность России – личной безопасности российского президента.

– То, что Владимир Путин и путинское окружение, Дмитрий Песков, реагируют на "вбросы", как они это называют (а вероятно, впереди новые подобные публикации), – это не кажется вам странным, особенно учитывая, что внутри страны не особенно знают обо всех этих разоблачениях. Зачем вообще Владимиру Путину комментировать такие вещи?

– Это нервозность российского лидера связана с тем, что, во-первых, впервые затронуты действительно близкие к нему люди, близкие в личном плане. Братья Ротенберги, Юрий Ковальчук, Геннадий Тимченко, которые пострадали в 2014 году первыми, конечно, тоже близкие люди, но это бизнесмены, они должны расплачиваться за свои бизнес-амбиции, за те многие миллиарды долларов, которые они стяжали благодаря Владимиру Путину. А скажем, Сергей Ролдугин или женщины из круга президента – все-таки это птицы небесные, это не бизнесмены и не бизнесвумены, это просто люди, которым обломилось от близости к главе российского государства, от щедрот его монаршего стола, в этом смысле они не являются хищниками, которых не стоит жалеть. И этим они качественно отличаются от предыдущего поколения жертв антипутинских санкций в окружении Владимира Путина.

Вторая причина нервозности в том, что впервые обвинения вышли на официальный уровень в США. Когда фрики, типа вашего покорного слуги Белковского, говорили о путинских миллиардах, это можно было не комментировать. Когда те же самые данные начинает говорить Минфин США или руководитель финансовой разведки, тем паче пресс-секретарь Барака Обамы – это совершенно другой уровень обвинений. Это значит, что США, пользуясь своими разведывательными и полицейскими возможностями, могут учинить серьезные действия против ближайшего окружения президента и даже против тех самых женщин и "детей", в широком смысле слова "детей", что Владимира Путина никак не устраивает. Стало ясно, что США перешли красную линию, они готовы считать Путина и его ближайший круг потенциальным объектом весьма жестких действий. Эту нервозность и выразил пресс-секретарь Дмитрий Песков. Если бы он мог объяснить Владимиру Путину, что надо успокоиться и не реагировать, он бы так и сделал, но аппаратная этика в Кремле не предполагает возможности прямо перечить вождю, когда тот находится в определенном эмоциональном состоянии. В конце концов, демонстрация лояльности боссу гораздо важнее, чем эффективность тех действий, которые ты предпринимаешь. Дмитрий Песков действует сообразно этой логике.

– Естественный вопрос: к чему это ведет? Здесь две дороги: первая – режим закукливается, обрубает все связи с Западом под этими обвинениями, грубо говоря, Владимир Путин начинает причислять к ближнему кругу только тех, у кого нет родственников и интересов за границей. Другой вариант: режим пытается внешне смягчиться, пытаясь при этом контролировать внутри ситуацию в стране, чтобы постараться свои внешние интересы в западном мире сохранить. Вы каким видите развитие событий?

– Владимир Путин уже давно проводит операцию по принуждению Запада к любви. У него нет задачи изоляции от Запада, у него есть задача достижения с Западом и, в первую очередь, с США, как флагманом современного мира, договоренностей о разделе сфер влияния, возвращении в некое подобие ялтинско-потсдамского миропорядка, существовавшего с 1945 года, с момента окончания Второй мировой войны, и до 1989 года, когда рухнула Берлинская стена, символ этого отжившего, почившего в бозе миропорядка. Это не удастся, потому что фарш истории невозможно повернуть назад, но Владимир Путин из этого не исходит, он считает, что это может получиться, что уйдет Барак Обама, потом Ангела Меркель, то есть лидеры, которые, как он считает, относятся неприязненно лично к нему, и из-за этого его переговоры с Западом не столь успешны. Запад поймет, что нужно снять санкции против России, Запад окончательно разочаруется в Украине, потому что Украина так и не смогла продвинуться в построении современной европейской государственности, а это действительно так, Запад сегодня стремительно разочаровывается в Украине.

То есть Владимир Путин считает, что он урегулирует весь этот комплекс вопросов в ближайшие годы, как минимум потому, что у него есть колоссальное преимущество: сколько он останется у власти, решает только он сам, в то время как западные лидеры ничего не решают, за них решают избиратели и основные законы их стран. Поэтому трагического пессимизма у Владимира Путина нет, есть нервозность, может быть, потому что он действительно не хочет арестов активов людей, которых он считает не столько бизнесменами, сколько просто членами своей большой путинской семьи в прямом и переносном смысле. Эта нервозность не означает, что стратегически он нанесет завтра ядерный удар по Вашингтону. Владимир Путин вообще не стратег, а тактик, в этом смысле нельзя анализировать его действия на долгие годы вперед. Он будет принимать важные решения исходя из того, как Запад к нему относится. Для этого Владимир Путин будет или не будет инициировать новые конфликты, в которых Запад вынужден будет пойти на переговоры с ним, – везде, от Ближнего Востока до Закавказья.

Что же касается внутриполитических действий, то их логика тоже понятна, его задача – полностью контролировать политическую систему, не допуская какого-либо вмешательства в нее извне, главное для него – заблокировать сценарий типа "арабской весны" или "цветных революций". Этому всему и будет подчинена его система действий, поэтому никаких радикальных послаблений не будет. Массовых репрессий тоже, поскольку массовые репрессии возможны только в идеологизированном обществе, а сегодняшняя Россия таковым не является, и только в случае наличия социальной базы массовых репрессий, а таковой в Российской Федерации тоже нет.