Тоска о прошлом – эмоция не тонкая и, увы, совершенно не изысканная. Тоска о прошлом доступна не только сложно организованным, но и примитивным человеческим особям. Разговорив самого незамысловатого в мире человечка, вы очень часто будете одарены монологом вроде:
– Вот, здесь и сейчас того и того нет, а вот там-то и тогда-то было все, и даже больше и гораздо лучшего качества…
Способность испытывать такую ностальгию мало коррелирует с незавидной участью, на нее способны больные, бедные и богатые, свободные. Она не зависит от пола, возраста национальности, социальной страты. Я видел пациентов 17-20 лет, которые предавались грустным размышлениям о «старых добрых временах» (когда им было 7-15 лет), и когда выпало счастье пережить Великое Событие, попробовать изысканные яства, получить в подарок мопед…
Случаются эпохи, которые открывают чакры, ответственные за переживание ностальгии, у многих. И у тех, у кого эти чакры прежде были открыты слегка, и у тех, кто всегда любил погрустить на всю катушку, и у тех, кто раньше искренне считал себя жизнерадостным сангвиником, не склонным оглядываться на прошлое.
Есть два главных вида ностальгии: тоска по времени и тоска по месту. Я бы добавил третий, тоска по собственному положению в определенном времени и месте
Есть два главных вида ностальгии: тоска по времени и тоска по месту. Я бы добавил третий, тоска по собственному положению в определенном времени и месте. Пожалуй, всякая ностальгия более или менее включает в себе все три составляющих.
Я предполагаю, луганчане, покинувшие город, весьма вероятно, больше тоскуют по месту. Те, кто остался и склонен к ностальгии, тоскуют по времени, «когда все было хорошо». Тоска же по утраченному положению доступна и тем, и этим. Мне не раз доводилось оказываться в положении «приемщика ностальгии» луганчан, оставшихся или уезжавших, но вернувшихся. Предаваясь ностальгии вслух, при свидетелях, далеко не обязательно уточнять, чем конкретно вызвана твоя тоска, куда более важно найти подходящего собеседника. Является ли таким тот или иной человек перед тобой – понятно с полуоборота.
Например, покупаешь лампочку. Продавец бросает ключевую фразу:
– Лампочки уже не те… Вот раньше лампочки делали в Виннице….
Тот, кто поддакнет и выразит желание развить тему «все не так, ребята», – конечно, подходящий собеседник, и с ним можно всласть повспоминать былые лампочки, кипятильники, удлинители, держатели, поместья, угодья… Ну а если не поддакнет, на нет и суда нет.
Теоретически, тосковать о прошлом должны те, кто до войны как сыр в масле катался, кому было, что терять, и кто что-то, таки, потерял
Кого в Луганске больше: тех, кто тоскует о прошлом, или тех, кто о нем забыл и совершенно не хочет вспоминать? Бог его знает, не все же вываливают свои мысли и чувства прилюдно. Теоретически, тосковать о прошлом должны те, кто до войны как сыр в масле катался, кому было, что терять, и кто что-то, таки, потерял. «Что-то» – это что именно? Ну, конечно, не лампочки из Винницы, должно быть что-то более существенное: бизнес, доходы, возможности. Однако деловые люди, из тех, кто способен налаживать бизнес и получать сверхприбыли, вообще мало склонны к избыточному выражению чувств, да и к самим чувствованиям, если на то пошло.
Как ни странно, видимым образом более подвержены ностальгии как раз те, у кого ничего «такого» до войны не было. Ни бизнеса какого-то интересного, ни больших доходов, ни серьезной недвижимости
Как ни странно, видимым образом более подвержены ностальгии как раз те, у кого ничего «такого» до войны не было. Ни бизнеса какого-то интересного, ни больших доходов, ни серьезной недвижимости. Отчего я все-таки склоняюсь к мысли, что способность к ностальгии – чисто эмоциональное свойство, разновидность поэтического дарования, которому для манифестации ничего запредельного не нужно. Отсюда же следует мысль, что опираться на показания такого рода людей довольно неосмотрительно (хотя из таких поэтических натур при должном приготовлении могли бы получиться средней руки пропагандисты или хотя бы боты).
Ибо из потока сознания: «Как прекрасно было раньше в Луганске… Я тогда покупала на каждом углу глазированные сырки, произведенные на фабрике «….» (здесь могла бы быть ваша реклама)»… – На самом деле много не выжмешь.
Ностальгия – эмоция, эмоция – дым (хотя концепция СМИ сегодняшних дней целиком построена на вызывании эмоции, но отсюда же следует, что любой пропагандист-первокурсник любую эмоцию откуда угодно вытащит без труда).
Украина дала уникальную возможность стать если не всем, то почти всем тем, кто был никем
При наличии большого понятийного аппарата у испытуемых они, разумеется, могли бы подвести под свою ностальгию конкретику более существенную, чем «глазированные сырки» или «Арабские Эмираты, которые мы потеряли». Но весьма вероятно, это перевело бы тонкую и эфемерную материю ностальгии в язык сухих цифр, где требуется не эмпатия, а понимание. Что тоже интересно, но это уже другая тема. Сейчас подумаем о конкретике. Конкретика состоит в том, что за 20 с лишним лет своего существования Украина дала уникальную возможность стать если не всем, то почти всем тем, кто был никем. Это невероятно, и это не закладывалось в условия, но случилось. Это то, что обещала, но не выполнила советская власть, и не обещала, но дала Украина. Сейчас много говорится о том, что власть в «ЛНР» и «ЛНР» захватили «люмпены». Подумаем хорошо о том, кем 20 лет тому назад были те, кто к 2013 году превратился в олигархов и видных политиков…
Вполне возможно, так случилось не только в Украине, но и в сопредельных странах. Но там я не имел возможности наблюдать наглядно, как, торгуя пирожками, человек строит себе трехэтажный дом, работая юрисконсультом, возводит рыцарский замок, а преподавая юриспруденцию в университете, стоит три замка. Имелись и более яркие истории, истории превращения скромных отставных военных или преподавателей научного атеизма во владельцев сверхсостояний, а водителей такси – в партийных бонз.
Однако я не слышу ностальгии таких людей и не вижу как скупые мужские слезы тоски по покинутому Луганску стекают по их немолодым лицам. Мне достается только отраженный свет и эхо эмоций этих больших людей, которым удалось заехать с помощью довоенного Луганского социального лифта на очень высокие ступеньки иерархии.
В роли эха оказываются куда менее выдающиеся граждане, которые до войны никаких особенных высот в Луганске не взяли. Они просто видели, как это делали другие и радовались за них чистой бескорыстной радостью обслуживающего персонала. Теперь же не менее бескорыстно огорчаются насчет того, что «мои друзья, у которых все было, все потеряли».
К сожалению, их друзья далеко не всегда догадываются, что они чьи-то там друзья, не будучи даже знакомы с теми, кто сейчас проливает слезы, и, стало быть, не в силах оценить всю глубину их души. Так мы приходим к понимаю того, что существует ностальгия четвертого уровня: тоска по тому, что на твоих глазах ел, имел, катал и покупал кто-то другой.
А ты просто смотрел на это. Смотрел и восхищался. Как в кино. Или в музее.
Петр Иванов, психолог, город Луганск
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Перепечатка из рубрики «Листи з окупованого Донбасу» Радіо Свобода
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: