Миф о предательстве и стереотипы советской эпохи. Окончание

Героический миф о Великой Отечественной войне, созданный советской историографией, многие годы изображал ее в монохромных – черно-белых тонах, сформировав бесчисленное множество стереотипов. (Начало публикации «​Миф о предательстве и стереотипы советской эпохи» – здесь)

«Человеческое измерение» в советской историографии войны присутствовало весьма ограниченно. А между тем бериевский образ «солдата 51-й армии» – это самые разные, часто очень драматические, судьбы конкретных людей.

Один из них – учитель Абдураман Бариев, в архиве которого сохранилась большая рукопись «Воспоминания о военных годах.1941-1945». Это рассказ «рядового» человека на войне, простого писаря, бойца 476-го полка 51-й армии.

Вот как описывает он события первого этапа борьбы за Крым (сентябрь-ноябрь 1941 года): «Во всем батальоне пригодных к работе было роздано 18 винтовок. Остальные 700 солдат из батальона стояли перед немцами с лопатой и киркой. Минометы и пулеметы были сломаны и негодны... Сопротивление было бесполезно. Немецкие силы, техника в несколько раз были сильнее наших. Когда началась мобилизация, у многих солдат не было винтовок. Многие не были обучены военному делу. Из солдат мало кто умел стрелять. На Крымском фронте советская армия рассыпалась. Солдаты либо погибли, либо попали в плен. Или сбежали в сторону Севастополя. Некоторые бежали в Феодосию и в Керчь, и через море на Кавказ. Небольшая часть перебежала к партизанам в лес».

Прочитав эти безыскусные строки («непреднамеренные свидетельства», как назвал подобные документы личного происхождения один историк), уже не хочется давать простые ответы и выносить суровые приговоры людям, оказавшимся «между молотом и наковальней», между иноземным врагом и собственной преступной властью.

Некоторые авторы, культивирующие миф об особой вине крымских татар в войне 1941-1945 года, почему-то не обращают внимания на то, что депортация крымских татар была отнюдь не единичным фактом. Репрессии, начавшиеся с 1920-х годов, были направлены на различные группы населения, а в период войны они приняли беспрецедентно массовый характер – теперь уже против целых народов.

Систематический характер репрессий дает основания говорить, что постоянный поиск «врагов», «антисоветчиков» был одной из фундаментальных характеристик советского режима. Крымские татары были не первыми и не последними, кого Сталин заподозрил и обвинил в неблагонадежности, так что повторять расхожий советский миф о поголовном предательстве крымских татар – значит оправдывать не только очевидно преступный акт депортации, но и всю репрессивную политику Сталина.

Режим всегда искал виноватых – чтоб оправдать собственные ошибки, просчеты и поражения – и он их находил. Причем совсем неважно было, кто на сей раз будет объявлен врагом, а по сути «козлом отпущения».

Косвенным подтверждением этой мысли является то, что на территории Крыма в период оккупации существовали не только пресловутые татарские Мусульманские комитеты, но и созданная в 1942 году немецким командованием «Партия истинно-русских людей», филиалы «Национально-трудового Союза нового поколения» (создана в 1943), «Украинский национальный комитет» (создан в 1943), тем не менее для одних народов наличие антисоветских и профашистски настроенных организаций (а еще предстоит исследовать, каковы были реальные цели и задачи этих организаций) стало приговором, а для других нет.

Достаточно пролистать подшивки выпускавшейся в период оккупации в Крыму газеты «Голос Крыма», чтобы оценить этнический состав авторов и редакции и понять, что оккупационные власти находили поддержку у самых разных этнических групп полуострова.

Причины депортации крымских татар, по-видимому, были гораздо глубже и основательнее, чем пытаются представить некоторые авторы. Коллаборационизм части крымских татар был одним из факторов или поводов, позволивших Сталину осуществить очистку Крыма от коренного населения и других «неблагонадежных» этносов. К сожалению, многие подготовительные документы к депортации по-прежнему секретны (либо уничтожены) – в частности, большая часть документов ГКО и многократно упоминаемая в записках Берии «Особая папка по Крыму», где, по-видимому, концентрировалась информация, связанная с Крымом.

Что же касается темы «наказанных народов», исчерпывающей представляется позиция автора одного из новейших исследований по истории принудительных миграций в СССР Павла Поляна: «Несправедливость... в самом прецеденте «наказания народов», подменившем судебные разбирательства против конкретных лиц. Независимо от всякой статистики приписывание коллективной вины и применение коллективного наказания по признаку этнической принадлежности является серьезным преступлением против человечности, наравне со взятием и расстрелом заложников».

Возвращаясь к теме коллаборационизма в постсоветской историографии, отметим как отрадный факт появление серьезных научно-исторических исследований темы коллаборационизма, ибо это тоже часть «настоящей», неприукрашенной войны. Это, например, работы Искандера Гилязова «На другой стороне. Коллаборационисты из поволжско-приуральских татар в годы второй мировой войны» (Казань, 1998), Сергея Дробязко «Вторая мировая война. 1939-1945. Восточные легионы и казачьи части в вермахте» (Москва, 1999), Михаила Семиряги «Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны» (Москва, 2000), разумеется, труды по истории Русской Освободительной Армии Кирилла Александрова, недавняя защита докторской диссертации которого «Генералитет и офицерские кадры вооруженных формирований Комитета освобождения народов России (1943-1946)» имела немалый общественный резонанс.

В современных исследованиях коллаборационизм рассматривается как многоаспектное и отнюдь не маргинальное явление, связанное с недостойным поведением отдельных личностей или народов. Авторы стремятся понять это явление в контексте запутанных исторических перипетий, с применением современного теоретико-методологического инструментария.

Историки новой генерации в постсоветский период избавились от сервильных по отношению к власти функций. Однако концептуальные подходы, выводы и обобщения ученых пока, к сожалению, слабо экстраполируются на поля современных масс-медиа, а, следовательно, явно недостаточно воздействуют на общественное сознание.

Несомненно, тема коллаборационизма, в том числе крымского, имеет такое же право на разработку, как и любая другая. Изучение данного сюжета невозможно без взаимосвязанного разрешения вопросов о поражении Крымского фронта, трудностей развертывания партизанского движения в Крыму, без корректного историко-антропологического анализа социально-политических и психологических причин. Серьезному анализу должны быть подвергнуты и цифровые данные из источников различного происхождения, соотнесение которых только и может дать корректные статистические сведения. Но какова бы ни была статистика, актуализация этой проблемы в направлении выяснения степени вины тех или иных народов, ничего нового – кроме приумножения негативных стереотипов – не внесет…