Геннадий Афанасьев: Глубокий нокаут

Это был праздничный день. Но не сам праздник захватывал меня в тот момент, а свидание, которое должно было произойти после почтения памяти воинов, погибших во Второй мировой войне. Да, это было 9 мая 2014, празднование Великой победы. В Крыму было уже тепло, но прохладный ветерок заставлял еще надевать что-то теплое. Таков наш крымский контраст: вроде бы солнечно, а ты одет. Якобы и жарко, а одновременно и прохладно. Может именно из-за этой неоднозначности так все и случилось?

Я шел себе с фотографией своего прадеда, гордясь, что и у меня дед отдал жизнь за Родину. Каждое 9 мая мы с друзьями посещали дом ветеранов войны, для которых готовили сладкий стол, пели, читали стихи, чествовали их, как могли.

Но в этом году шествие было совсем другое. Это был праздник уже не ветеранов, а оккупантов. Был уже опозорен символ георгиевской ленты, которую наматывали на все, что можно было видеть вокруг, чтобы символизировать не победу, предков, а современную русскую революцию-оккупацию. И мне казалось, пока я шел с фотографией своего мужественного родственника, что этот праздник создали не для него, а для Владимира Путина. Потому что все вокруг напоминало об этом человеке. И эти ленты, и его портреты на футболках, и граффити на стенах зданий, и призывы пенсионеров прославлять Путина, а вовсе не ветеранов Великой Отечественной войны.

Парад победы уже закончился, и наконец я мог пойти на встречу к той, которую любил и которой стремился отдать свое сердце. Она любила фотографироваться, и я прихватил с собой свою фотокамеру, чтобы сделать ей приятное. Вот-вот я увижу ее...

Внезапно меня охватило необъяснимое чувство, потому что было как-то неспокойно на душе. Я повернул голову, чтобы осмотреться вокруг, и именно в этот момент заметил, как два крепких мужчины быстро движутся ко мне, глядя только на меня, как волки на охоте. Сложно поверить, но добычей оказался я. Дальше было как в замедленном кино... Это такое, когда в один миг проносится жизнь. Бежать не имело смысла, потому что они только и ждали, чтобы воспользоваться своим оружием против беглеца. Убить или ранить человека для таких – это лишь развлечение. Там нет Бога, там нет человечности, потому что это ФСБ... Но об этом я узнал позже.

И я просто шел дальше, надеясь, что это ошибка в моем мгновенном ощущении. Я был уверен, что не за что на меня охотиться. И вот внезапный толчок в спину. Мгновенно выкручиваю руку и просто вбиваюсь головой в асфальт. Сыплются удары, но из-за адреналина ты не чувствуешь ничего... Я закричал, что это ошибка, что я фотограф, я иду к девушке, но они не реагировали. Просто заковывали меня в наручники.

Как хорошо я помню то первое ощущение, когда твоя жизнь остановилась. Нет, пожалуй, вы не поймете, потому что вы движетесь дальше: у вас есть хлопоты на работе, есть планы, есть семья, есть радость и заботы. А когда на тебе замыкаются цепи, то у тебя уже нет ничего… совсем ничего. Только ты – и Господь...

Они сыпали ударами, но делали это молча, среди толпы людей, которые в ужасе смотрели на это внезапное задержание в самом центе города. Кто-то снимал на камеру, кто-то шумел... но моим похитителям было безразлично. Потому что так и было запланировано. Потому что ФСБ срежиссировало свое представление, и их журналисты тоже были среди тех зевак. Именно таким нелепым образом готовился материал, который должен был стать еще одним, каким-никаким, оправданием российской оккупации в Крыму.

Обыскали и изъяли все, что было при мне, натянули капюшон на голову к подбородку, а поверх этого еще черный мешок, чтобы не смог видеть лица этих преступников. Подняли меня как мешок и понесли к машине, затолкали в салон и запрыгнули сверху. Один сел на голову, другой на руки и ноги. Почувствовал, как машина начала двигаться. Через длительное время меня посадили между этими боевиками и начали задавать вопросы. Говорят: «Отвечай! Кто заложил мину в Бельбек? Кто взорвал танк в Севастополе? Мы знаем, это был ты! Кто твои сообщники? Кто такой Олег? Кто такой Чирний?». Я совершенно не понимал, о чем они спрашивают. За это они били. Задают вопрос, ты пытаешься сказать что-то в ответ, а в это время тебе наотмашь по животу. Это больно. Спирает дыхание. Огонь внутри. На голове мешок, и ты не видишь, когда тебя бьют, не можешь сгруппироваться.

Первая задача – запугать. Запугать максимально, разрушить, сломать. Постоянно говорят, что твоей жизни пришел конец. Что они не ошибаются, и если задержали, то это уже конец. В Крыму пропадали люди, именно люди из проукраинского сопротивления. Поэтому, рассуждал я, если это самооборона, то меня везут в подвал пытать, или в лесополосу убивать, а если это ФСБ, то меня осудят и убьют где-то в исправительной колонии. И вот они говорят: «Везем тебя в лес, будешь яму копать!». Это страшно. Потому что верится, что действительно будешь. Что действительно убьют и закопают. Да еще постоянно бьют – то по голове, то по животу. Вопросы, вопросы... все кажется таким бессмысленным...

Увидели славянские амулеты на шее и крестик православный. Сорвали и выбросили в окно с криками – фашист!

В эти первые часы впечатление, будто это глубокий нокаут, будто тебе кувалдой заехали по голове, будто ситуация безнадежна, и ты только можешь наблюдать за тем, что происходит вокруг... Это первая сцена театра абсурда, который является основной площадкой в России. Это первая сцена, но не последняя. Страшная, но не самая страшная. Жесткая, но не самая жестокая...

Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции