Павел Казарин: Узбекистан и Крым. Будет ли новая волна репатриации?

Специально для Крым.Реалии

На приезжего Узбекистан производит впечатление страны застывшего времени. Для туриста этот регион выглядит привлекательно: восточная экзотика в постсоветской обертке, дешевый общепит и копеечное такси, недорогие гостиницы и развитая инфраструктура, промтоварный дефицит уживается с продуктовым разнообразием. Но над всем этим довлеет ощущение скорых, а главное – неминуемых и необратимых перемен.

Во время моих поездок в Ташкент, Бухару и Самарканд местные рассказывали о культе личности местного президента – Ислама Каримова. Ему не ставят памятники как в Туркменистане, а вдоль дорог не висят билборды с его портретами, но оппозиции в этой бывшей советской республике нет как явления: идеологические отличия нескольких существующих партий – чисто косметические. Вдобавок, в рассказах местных мелькают упоминания о специфике личности Каримова. Говорят, что его авторитарность дополняется экспрессивностью – незадачливому министру может пригодиться умение уворачиваться от летящей в него прямо во время заседания пепельницы. Если глава государства повысит голос на чиновника – это равноценно приказу об увольнении.

Ситуация доходит до того, что его собственные министры и главы районных администраций боятся переспрашивать и уточнять высочайшие распоряжения. В итоге президентская рекомендация «привести парк в порядок» может привести к тотальной вырубке многолетних платанов, после чего во время повторного визита взбешенный непонятливостью сановников глава государства увольняет их со своих постов. Потому что он, на самом деле, имел в виду «установить урны», но никто не решился переспросить и уточнить.

При этом в советском Узбекистане Каримов безжалостно давил любые ростки исламских доктрин. Религиозная жизнь проходит под пристальным контролем административного аппарата. Все это дополняется пропагандой в лучших традициях непритязательного советского идеологического кино. Вот один из сюжетов фильма местного телевидения: молодой лейтенант приезжает с супругой по окончании училища в отдаленный гарнизон, рекомендует себя с лучшей стороны и старательно обучает бойцов. В это самое время через горы пробирается банда бородатых исламистов, начинающих беспомощно глумиться над мирными жителями. Доблестная армия громит чужаков при помощи лояльного местного населения. В финале все счастливы, мир восторжествовал, а главная интрига сюжета заключалась том, что под маркой экспорта вероучения бородачи занимались наркоторговлей. Непритязательная художественная ценность ленты восполняется идеологически выверенным курсом, который при Каримове считался гарантией шаткой стабильности в стране.

При этом Узбекистан, который лишь в советское время получил нынешние географические границы, во многом остается полианклавной территорией. Ташкентские узбеки предпочитают жениться лишь на своих землячках, точно такой же линии поведения придерживаются жители Самарканда и Бухары. И эта клановость дает свои результаты – в высшем руководстве страны есть свои группы землячеств, которых от явной борьбы с конкурентами удерживает лишь шаткое статус-кво и фигура действующего президента.

Многолетняя позиция шпагата между интересами США и России привела к тому, что узбекское руководство не чурается таких телодвижений, которые вряд ли бы простили любой другой республике бывшего Союза. Власти страны отобрали завод «Дэу» у Южной Кореи, пивзавод «Балтика» у россиян, а за отказ усилить давление на эмигрировавших в Турцию представителей исламского движения Узбекистана всех представителей турецкого бизнеса за неделю выгнали из страны. Несмотря на всю резонансность поступков, руководству республики это фактически «сошло с рук». Разве что крупные инвесторы теперь значительно осмотрительнее выбирают среднеазиатскую страну для своих капиталовложений.

Вообще, местному бизнесу не позавидуешь. Главная угроза для предпринимателей – чиновники. Мелкому бизнесу они мешают перерасти в средний, а средние и крупные предприниматели всегда сталкиваются с риском отъема собственного бизнеса. Здесь высок уровень теневой экономики, а демонстрировать достаток не принято не из-за национальных традиций скромности, а по причине вполне обоснованного желания не раскрывать собственную зажиточность.

С теневой экономикой государство тоже пыталось бороться – с переменным успехом. Все, кто официально оформлен, получают зарплату на карточку. Причем в банкомате обналичить можно лишь половину суммы – все остальное придется тратить лишь по безналу. Расчет у государства простой – заставить перейти в правовое поле всю многомиллионную армию рыночных торговцев. С одной стороны, результат есть – в Ташкенте на рыке многие продавцы принимают оплату через терминал. Но сказать, что такое решение стало панацеей, будет преувеличением.

В стране сохраняются два валютных курса. Один – официальный: скучающие тетеньки в немногочисленных ларьках оживают лишь при появлении законопослушных туристов из дальнего зарубежья. Всех остальных на каждом углу поджидают уличные менялы, которые предлагают туристам продать доллары почти в два раза дороже официальных расценок. Официально же купить валюту в стране и вовсе не получится, единственный выход – это идти на поклон все к тому же пресловутому «черному рынку».

Государство вообще привыкло достаточно плотно контролировать ежедневную сутолоку будней. Дважды в неделю участковые делают поквартирный обход с проверкой паспортного режима – в том же Ташкенте запрещено прописываться иногородним узбекам. Служба в милиции и армии считается престижной – помимо довольно высоких по местным меркам зарплат она гарантирует главную преференцию по местным среднеазиатским меркам – обретение власти. Что, в свою очередь, тянет за собой как уважение соседей, так и возможности «дополнительного заработка».

Но главное ощущение, которое остается после поездки в Узбекистан, – это ощущение шаткости существующего порядка вещей. Страна выстроена по пирамидальному принципу, но эта геометрическая фигура перевернута и опирается на землю не широким основанием, а остроносой верхушкой. Если с первым лицом государства что-то произойдет, многотонная надстройка рухнет, погребая под собой всех, кто годами прорывался наверх. И даже традиционное чинопочитание узбекского менталитета вовсе не может считаться гарантией от потрясений.

Уход Ислама Каримова может воплотить в жизнь самые разные сценарии. Быть может, мы обнаружим через какое-то время новый консенсус элит – и будем заучивать новую фамилию узбекского президента. Возможно, этого не произойдет – и страна скатится в долгую фазу борьбы за власть, а исламское подполье, к тому же, воспримет уход Каримова как шанс для борьбы со светским государственным аппаратом.

И если сценарий нестабильности возьмет верх, то это скажется в том числе и на Крыме. Потому что в Узбекистане до сих пор живет несколько десятков тысяч крымских татар. Речь о тех, кто до последнего не стремился репатриироваться на полуостров, не желая оставлять налаженный еще в советское время быт. Но если система пойдет вразнос, то вполне может быть, что Крым столкнется с новой волной вынужденных переселенцев, к которым вполне могут добавиться те этнические узбеки и представители смешанных семей, которые решат найти более спокойное место для самих себя.

В конце концов, советские гордиевы узлы так никто окончательно и не развязал. И теперь мы можем стать свидетелями того, как время начнет их разрубывать.

Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции