Федор Крашенинников: Россию приведут к демократии блогеры и «черные лебеди»

В 2011 году Федор Крашенинников – екатеринбургский политолог, публицист и общественный деятель – издал вместе с оппозиционным активистом Леонидом Волковым книгу «Облачная демократия», в которой предлагалась некая идеальная политическая система, где – с помощью компьютерных технологий – «каждый гражданин имеет все возможности для прямого участия в решении вопросов».

Это было время, когда в русскоязычном интернете по большей части царили оппозиционные настроения, Алексей Навальный многими все еще воспринимался как блогер, а на посту президента находился Дмитрий Медведев, говоривший о новых технологиях и инновациях и слывший реформатором.

В конце того же года десятки тысяч людей вышли на улицы, протестуя против подтасовок на парламентских выборах.

За пять лет, минувших с той поры, на президентский пост вернулся Владимир Путин, массовые протесты породили жесткую реакцию власти и ограничения свобод практически во всех сферах общественной жизни, включая интернет. Алексей Навальный стал признанным лидером оппозиции, оказался под судом и был лишен права баллотироваться в Государственную думу

Мы предполагали поговорить с Федором Крашенинниковым о том, насколько идеи «облачной демократии» актуальны для современной России, однако беседа началась с истории 21-летнего екатеринбургского видеоблогера Руслана Соколовского, которого суд приговорил к двухмесячному заключению по обвинению в экстремизме и оскорблении чувств верующих – за ролик, в котором он ловит покемонов в екатеринбургском Храме-на-Крови и сожалеет, что «не словил самого редкого покемона – Иисуса»: «Что поделать – поговаривают, что его вообще не существует».

Федор Крашенниников считает, что история видеоблогера – развитие идеи «облачной демократии»:

– Даже не столько «облачной демократии», сколько вообще становления нового информационного общества, в котором каждый человек сам себе СМИ, и СМИ может быть любой человек. У Youtube-канала этого человека порядка 300 тысяч подписчиков. Это очень многое. Тот сюжет, за который его судят, посмотрели 900 тысяч человек. Сюжеты, в которых он обсуждает, как ему угрожают и хотят посадить, – более 700 тысяч просмотров. Кто скажет, что это не СМИ, пусть первый бросит в меня камень. На местном уровне это очень популярное СМИ. И это просто молодой парень, у которого, может быть, есть небольшая команда. Это тесно пересекается с темой Вячеслава Мальцева, который тоже был видеоблогером, а теперь – федеральный политик. Человек полтора часа разговаривает о политике, а его ежедневно 100 с лишним тысяч человек смотрят. И это не просто какие-то пассивные зрители, как зрители новостей по Первому каналу – зрители, которые просто включили телевизор и непонятно чем занимаются в это время. Те, кто смотрят видеоблогеров, – это активные пользователи, они сознательно зашли на этот канал. И в этой смысле суд над Соколовским – это истеричная реакция силовиков, государства (а эти защитники православия в погонах – часть государства) на эту не контролируемую ими сферу. То есть мы в 2016 году столкнулись с тем, что в России существует мощная альтернативная культура видеоблогинга, которая вдруг стала прорываться в реальный мир, и она по охвату своих зрителей уже может соревноваться с легальными СМИ, влияет на огромное количество людей, создает информационную повестку, о которой вынуждены говорить и традиционные федеральные СМИ, а все это в итоге завязано на новые технологии, которые позволяют любому человеку из любого места с помощью интернета и смартфона вести трансляцию, видеоблог, репортаж и так далее. Я в этом вижу мощный скачок вверх, и на место одного Соколовского придут 10, 20, 100, 1000 Соколовских, – этих видеоблогеров очень много, это очень популярно среди молодежи. Это часть развития общества. То, что он попал под раздачу, – это на его отдельно взятом примере власть пытается показать всем видеоблогерам, что [хотя] не может пока всех контролировать, но будет пытаться. Власть пытается их напугать.

​– То есть вы уверены, что это реакция власти, а не общества, которое теперь на все подряд бросается, когда слышит нечто под названием «нарушение чувств верующих»?

– Я в Екатеринбурге не наблюдал, чтобы общество в виде толпы людей бросилось писать заявления в Следственный комитет. Я не видел никаких общественных протестов, манифестаций на эту тему. Я видел только, что силовые органы возбудили дело и пришли к человеку. Более того, они это сделали не на ровном месте, а сразу после того, как он опубликовал репортаж о ловле покемонов в храме, – и думаете, кто возмутился? Церковь? Общество? Нет. Главным его преследователем и поносителем был телеведущий одного из местных каналов, который является еще и кандидатом в депутаты от «Единой России». То есть он регулярно в эфире своей передачи требовал этого человека посадить, судить. Не общество этого требовало, а конкретная телепрограмма на государственном телевидении. Никакое общество его не арестовывало, его арестовывали органы власти. Даже церковь, похоже, была застигнута врасплох, потому что это не с ее подачи было сделано. Может быть, они и не против, но не они были инициаторами. Все разговоры о том, что в России существует какое-то общество, которое создает атмосферу ненависти, кого-то арестовывает и преследует, это полная ерунда! Я вам официально заявляю, что нет в Екатеринбурге никакого общества, которое добивалось бы от власти, чтобы этого человека арестовали. Власть сама его арестовала. Пресс-секретарь УВД, полковник полиции говорит: «Я считаю, что за такие вещи нужно сажать на пять лет». Он что, представитель общества? Или он все-таки полковник и сотрудник МВД? Зачем называть людей, которые являются госслужащими, обществом? И сейчас идет тиражирование всякой грязи про Соколовского, и ее тиражируют блогеры, которые традиционно занимаются обслуживанием интересов силовых органов в Екатеринбурге и методично травят всех, кто выступает против власти. Сейчас они все накинулись на него.

​– То есть, если бы этот сюжет сделал какой-нибудь никому не известный видеоблогер, то никто бы и не обратил внимания на него?

– Не факт. Если бы у него было мало подписчиков, но какие-то добрые люди его случайно увидели, могло быть то же самое. Я думаю, что они не ожидали, может быть, даже, что у него столько подписчиков. Ведь проблема нашего государства, – и может быть, это и хорошо, – в том, что им руководят люди, которые совершенно не понимают, как работает интернет. Они вообще ничего не понимают. Они думают, что это что-то похожее на традиционное СМИ. Они финансируют огромное количество ботов и убеждены, что с другой стороны им противостоят такие же боты. Я думаю, они искренне убеждены, что никаких 200-300 тысяч подписчиков у этого человека нет. А они есть. И это роковая ошибка государства, [которое] в принципе занимаются подавлением любого инакомыслия. Парень очень активный, демонстративно, назовем вещи своими именами, нарывался – хотя я не понимаю, что в этом плохого. Человек выбрал себе такую карьеру – быть видеоблогером, Youtube позволяет монетизировать популярность, он ее монетизировал, и правильно делал, то есть он вел себя как нормальная телезвезда – создавал вокруг себя скандалы, шел на конфликты и все это снимал и выкладывал. Но вот государство решило его наказать – такие издержки профессии. Я надеюсь, что его в ближайшее время выпустят, потому что это, конечно, совершеннейшее безобразие, но я не думаю, что его преследование прямо связано с тем, что у него 300 тысяч подписчиков, а если бы было 50 тысяч, он бы остался в стороне.

​– Вы по-прежнему считаете, что именно свободный интернет представляет для этого государства политическую угрозу?

– Да, я так считаю по-прежнему, и за эти пять лет я укрепился в мысли, что единственная площадка, где возможно противостоять давлению государства, – это интернет. То жалкое шапито, в которое превращены выборы, – конечно, совсем не то, что угрожает государству. Кто бы ни участвовал в этих выборах, сколько бы процентов ни собрали оппозиционные партии, это никак не повлияет на ситуацию в стране и в обществе. А вот разрастание неподконтрольной государству информационной среды в интернете очень сильно ему вредит. И испуг государства, который мы наблюдаем с зимы 2011 года, – это реакция государства на то, что они профукали интернет. Ведь государство тогда считало интернет какой-то ерундой, игрой для подростков. И когда в 2011 году на выборах вдруг выяснилось, что Навальный – это не просто какой-то блогер с хомячками, а у него есть влияние на ситуацию в стране, и не только у него, а и у множества других людей, то государство резко занялось интернетом. А попытка заняться интернетом и есть показатель, чего государство больше всего боится. Боится оно интернета.

Конечно, мы были во многом неправы, мы были идеалистичны и считали, что интернет – это среда добра. Интернет – нейтральная среда. Наша главная ошибка, – то, что мы считали, что интернет сам по себе способен сформировать здоровую экспертную среду. К сожалению, мы видим, что из интернета выходит куча безумного конспирологического бреда, что интернет стал возможностью для объединения носителей маргинальных идеологий. Если раньше маргинал сидел у себя дома и писал письма в районную газету, которые никто не публиковал, то сейчас они все по интернету друг друга нашли, друг другу ставят лайки, друг друга пиарят, и мы наблюдаем целую сеть совершенно безумных людей, [про которых] мы раньше и знать не знали, что в стране такие люди есть. С другой стороны, глупо делать вид, что Россия – это только люди, которые все правильно понимают, не любят Путина и так далее. Россия разная, и интернет это хорошо показывает.

[С идеей «облачной демократии»] мы исходили из того, что государство (не российское государство, мы не такие идиоты, чтобы считать, что Путин организует электронную демократию в России) должно быть активным агентом в установлении этой области демократии. В Эстонии, условно говоря, государство поощряет это. А у нас государство, конечно, никакую демократию не поощряет, зато оно финансирует и тиражирует все эти ужасные глупости в интернете. Это огромная буйная армия ботов, способная любую дискуссию превратить в кошмар. Это безумное количество всяких разных псевдо-СМИ и псевдонезависимых блогеров и пранкеров, которые финансируются государством. Государство пытается переформировать интернет под себя, вбухивая туда деньги. Я не уверен, что это очень эффективно, скорее всего, это просто распил денег, но картинка создается весьма причудливая. В 2010 году в Живом Журнале, где тогда все сидели, была вполне проевропейская, достаточно либеральная тусовка, и казалось, что весь интернет примерно такой. Сейчас, если зайти в интернет, общее впечатление будет совершенно другое.

​– Когда государство почувствовало опасность, оно создало целые фабрики троллей, и их тактика – любое мнение утопить в потоке других мнений, абсурдных или заведомо глупых, любых. Вы по-прежнему считаете, что интернет может сформировать позитивную программу, что какая-то группа людей может объединиться в рамках некой позитивной программы?

– Я и сейчас считаю, что в интернете можно вести нормальное обсуждение. Я, например, не замечаю этих всех попыток утопить мое мнение в дерьме, потому что я просто баню тех людей, которые приходят ко мне ругаться. И я не понимаю тех людей, которые поощряют превращение любого обсуждения в помойку. Ведь, по большому счету, нет ничего глупее, чем искренне полагать, что надо выслушивать каждого, кто пришел оскорблять тебя. Если человеку кажется, что это способствует дискуссии, я могу только посочувствовать.

Дискуссия – это когда спорят люди, которые хотят договориться. Если отсекать всех, кто пришел не договариваться, а издеваться, глумиться, кричать лозунги, то вполне можно все организовать. И масса есть сайтов, порталов, блогов, где вполне идет спокойная и конструктивная дискуссия, и люди, которые пытаются туда забежать и прокричаться, их просто банят, и правильно делают. Я всех настойчиво призываю – баньте, баньте и еще раз баньте тех, кто оскорбляет, ругается и кричит лозунги! Сейчас каждый человек может создать себе сайт, блог и говорить о своей позиции. И вокруг него будут собираться люди, которые с ним согласны.

​– Вы считаете, что надо идти в реал, участвовать в выборах, а интернет является только инструментом для перехода в политическую борьбу в реальном мире?

– Я совершенно так не считаю. У меня очень специфическое отношение к тому, что в России сейчас называется реальной политикой. Если бы Навальный все те силы, которые он тратил на регистрацию партии, на выборы в Костроме, Новосибирске и прочую деятельность, потратил бы на создание еще два года назад такого видеоресурса, который создал тот же Мальцев, сейчас бы у Навального были уже миллионы подписчиков и огромная мобилизованная аудитория.

Вложение денег в реальную политику в России не окупается. Сейчас депутаты, которые от оппозиции пошли участвовать в выборах, потратят и без того тощие ресурсные возможности на то, чтобы ничего не добиться. Скорее всего, они проиграют в своих округах, потому что там ситуация очень тяжелая. И я считаю как раз, что интернет не должен быть инструментом для перехода в реальную политику, потому что, как только человек из интернета переходит в реальную политику, там его и заканчивают. Посмотрите, у Навального была аудитория, он мог выводить людей на улицы, а против суда он ничего сделать не может. Суд ему запретил участвовать в выборах, и хоть ты тресни! Это значит, что в реальной политике такого человека, как Навальный, не существует. Но в виртуальном мире, если бы он вкладывался туда (он вкладывается, но если бы он вкладывался еще больше), это бы никак его влиянию не повредило.

Будущее демократии вовсе не в том, что из интернета кто-то выйдет в реальный мир, а в том, что демократия сама должна перейти в интернет, и политические дискуссии, как и голосования, должны происходить в интернете, верифицировано. Я не понимаю, зачем нужно собирать бумажные подписи. Это та тема, которую мы и с Волковым обсуждали, потому что он собирал подписи, и его сняли с выборов в 2011 году. Если есть у человека электронная подпись, почему он не может поставить подпись в поддержку того человека, которого он поддерживает? Может! Зачем эти все бумажки? А если он может поставить подпись, значит, он там же может и проголосовать, и его голос абсолютно точно верифицируется, его не может тетенька в избирательной комиссии подделать. Все очень просто и близко. Поэтому государство и бьется сейчас в такой истерике, что убрать эти препоны очень просто. Я уже не говорю о том, что если в поддержку Навального собираются 200 или 300 тысяч голосов в интернете, то он должен быть депутатом Госдумы. Вот где демократия – там, где государство не может скрыть, запретить, остановить. В реальной политике оно всегда это сможет. Поэтому я абсолютно ничего не жду от выхода людей из интернета в реальность, а я жду совершенно от другого – что в интернете сформируется совершенно другая, свободная бесцензурная среда, которую государство не сможет ни остановить, ни запретить, как бы ему ни хотелось. Свободная среда, которая рано или поздно выплеснется и сметет эту всю реальность. Сметет не в смысле, что в Госдуме будет сидеть на задней скамеечке одним из 450 депутатов, избранных непонятно кем непонятно где. Нет, эта вся система в принципе должна хрякнуть и самоликвидироваться. Как советская система. Ни одна система не рухнет из-за выборов. Советский Союз не на выборах развалился. Коммунизм не на выборах упразднили. Наивно надеяться, что Путин разрешит провести выборы, на которых он же и проиграет. Должна сформироваться критическая масса людей, которая потому и называется критической, что игнорировать ее мнение будет нельзя. И это изменит ситуацию в стране.

Государство не может игнорировать то, что в интернете кто-то что-то говорит, и это поддерживают. Всех не пересажают, и если тысячи блогеров будут говорить с утра до вечера аудитории по несколько сотен тысяч человек то, что говорит тот же Соколовский, – это очень сильно бьет по православной церкви, по государству. Если вместо одного Вячеслава Мальцева будет десять тысяч видеоблогеров, у каждого из которых по сто тысяч подписчиков, и они будут говорить о политике с разных точек зрения, с националистической, с либеральной, это размоет и уничтожит аудитории государственных телеканалов, или там останутся только пассивные люди, которые в принципе никогда ничего не решают. Я абсолютно не верю, и не жду, и не интересуюсь восстанием масс, что прямо весь народ когда-то восстанет и что-то сделает. Такого никогда не было и не будет, это и не нужно. «Облачная демократия», как и любая демократия, – в том, что пассивные люди делегируют свое право выбирать активным людям, тем, кому это интересно, а сами продолжают смотреть сериалы и сидеть дома или на скамеечке, и им совершенно все равно, что происходит в политике. Те, кому не все равно, и формируют критическую массу, а собирается она в интернете. Пока ее нет, поэтому ничего не меняется. Как только она сформируется, перемены наступят.

​– Правильно ли я понимаю, что вы против того, что оппозиция идет на выборы?

– Я не то что против, я просто знаю, что это кончится ничем. Я вижу, что самые сильные игроки от оппозиции не допущены к участию в выборах, например, Навальный и Ходорковский. В списке есть Касьянов, Мальцев, Явлинский, кто-то еще, но я не верю, что это оппозиция во всей своей красе. Это не самые сильные люди в оппозиции, не самые влиятельные, не самые популярные. К сожалению, это люди, не способные поднять миллионы, и мы это обнаружим по итогам выборов.

Государство хочет, чтобы люди смотрели телевизор и ходили на выборы, и там голосовали за то, что им говорят по телевизору. И оно на это работает, предпринимаются огромные усилия, чтобы вернуть аудиторию на место, чтобы она смотрела телевидение и делала то, что по телевизору ей говорят. И я не понимаю, почему сидеть в интернете и обсуждать какие-то вещи – это плохо, а выйти на митинг в Москве в каком-нибудь Орехово-Кокосово – это хорошо. Россия – это не только Москва. Из других городов в Москву на митинги не поездишь – далеко и дорого. А в других городах митинги получаются маленькие, и Москва их игнорирует.

Государству, может, и выгодно показывать эти маленькие митинги и говорить: ну, вот, посмотрите, вся оппозиция собралась, вот они! Поэтому государство больше всего боится, что упустит момент, когда люди выработают какую-то общую повестку, и выяснится, что таких людей миллионы, и эти люди друг друга увидят и поймут, что вот их очень много, нас очень много. Пока такого ресурса нет, потому что эта критическая масса еще не набралась.

​– Многие говорят, что в экономике дела плохи, но это может тянуться еще годами. Предстоят президентские выборы, и понятно, что Путин переизберется. У вас есть представление, когда эта критическая масса наберется где-то?

– Я не могу предсказывать, но думаю, что это никак не связано с графиком выборов в России. Конечно, на тех выборах, которые организует Путин, он, победит. Я не думаю, что это связано с экономикой, потому что экономическая ситуация может довольно долго ухудшаться. Я придерживаюсь теории «черных лебедей»... Или можно по-другому сказать – на чем-нибудь власть сама споткнется. Ведь экономическое положение людей может ухудшаться, а потом одно неверное решение может окончательно взорвать ситуацию. Уверяю вас, где-то сидят тысячи людей на большой зарплате, и с утра до вечера бесконечно просчитывают эту ситуацию. И с этим косвенно связаны и эти миллионы ботов в интернете, и все эти репрессии против непонятных мальчиков-видеоблогеров. Они дуют на воду, чтобы, не дай бог, чего-то ни случилось. Но это обязательно случится, потому что чем больше они дуют на воду, тем больше они приближают свой конец.