Павел Казарин: Новая независимость

Специально для Крым.Реалии

Все чаще звучит мысль, что настоящую независимость Украина обрела только в 2014 году – по итогу Майдана. Того самого, который был ничем иным, как восстанием против узурпации власти Виктором Януковичем. И с этой идеей спорить довольно сложно.

Хотя бы потому, что 23 постсоветских года Украина могла считаться независимой лишь формально. Да, это была страна с государственными символами, границами и даже подобием государственных институтов, но реальность заключалась в том, что во многом это оставалась все та же перелицованная УССР. Главный смысл существования которой заключался в доедании остатков советского наследства. Главный социальный договор которой – «мы не вмешиваемся в вашу коррупцию, а вы не вмешиваетесь в нашу». Эта страна оставалась экономическим протекторатом бывшей метрополии, и вся борьба шла за то, станет ли она еще и полноценным протекторатом Москвы.

Она им не стала. Майдан подвел черту под амбициями Виктора Януковича быть бессменным и монопольным. И все то, что началось после его бегства – процессы не затормозило, а лишь ускорило.

Часто говорят, что 2014 год можно считать годом обретения Украиной независимости еще и потому, что в 1991 году государственный суверенитет достался стране не по итогу некой освободительной войны, а лишь в силу борьбы между номенклатурой СССР и РСФСР. И в этом случае аннексия Крыма и вторжение на Донбасс запустили второй этап (первым был сам Майдан) самоосознания политической нации.

Волонтерское движение, добровольцы, стихийная самоорганизация – все это было ничем иным, как этапом самоосознания украинцами самих себя. Одновременно, оказался маргинализован пророссийский дискурс – сегодня невозможно представить себе политика, который во всеуслышание будет продвигать тему вступления в Таможенный Союз или ОДКБ. Многие вопросы просто исчезли с повестки дня, равно как исчезли очень многие иллюзии.

Страна, по сути, разделилась на тот лагерь граждан, который заинтересован в сохранении независимости и суверенитета государства, и тех, кто никакой ценности в этом не видит. Но у второго лагеря после аннексии Крыма просто не могло сохраниться никакого политического представительства. Он оказался деморализован и разобщен. В социологических исследованиях эти люди нередко отныне попадают в категорию «затруднились ответить».

И самое неприятное во всей этой ситуации заключается в том, что этот самый процесс осознания нацией самой себя происходит без участия жителей оккупированных территорий. Потому что сегодня страна проходит через один из важнейших этапов – перезаключение старых и заключение новых социальных договоров. По самым разным темам: от вопроса «нужна ли нам армия» до вопроса роли церкви в обществе, от взаимоотношений власти и граждан до выработки новой этики поведения. Именно аннексия Крыма и вторжение на Донбасс зпустили этот процесс и именно они привели к тому, что жители полуострова и востока Украины сегодня в нем не принимают участие.

Проблема в том, что такое участие в коллективном договоре крайне сложно кому-то делегировать. Причем, если сегодня общее число переселенцев из Донбасса перевалило на полтора миллиона человек, то аналогичный «крымский» показатель колеблется в районе пятидесяти тысяч. В итоге, тему Донбасса есть кому поднимать в повестку и кому ее продвигать. Просто по факту того, что жители оккупированного восточного региона живут в самых разных областях, составляя существенную часть электората, к которой политикам есть смысл апеллировать. А крымчан на материке слишком немного, чтобы они представляли из себя сколь бы то ни было значительное электоральное лобби.

Это особенно обидно потому, что полуостров успел принять участие в первом этапе формирования политической нации, который шел на Майдане. С полуострова приезжали люди, стояли на площадях. Возможно, многие из тех самых выехавших на материк пятидесяти тысяч человек и были плодом этого трехмесячного этапа. А второй этап самоосознания нации, начавшийся с момента войны за независимость, уже проходил без участия полуострова. Просто потому, что он и стал объектом территориальных притязаний Кремля. А, между тем, за эти два с половиной года диффузия идей ценности суверенитета могла быть куда более значимой и охватить куда большее число крымчан. Как, собственно, это происходило во многих других украинских областях, выглядевших вполне инертными и пророссийскими по состоянию на зиму 2013-го.

И то немногое, что способна сегодня делать Украина и украинцы, – это не забывать о тех людях, которые стали заложниками аннексии Крыма. Просто потому, что Москва раз за разом транслирует им идею, что они никому не нужны. Что о них никто не помнит и что «своими» никто кроме Кремля не считает. Помните об этом всякий раз, когда решите написать что-то о полуострове в социальных сетях.

Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции