Битва за Мосул: дорога ярости

"Это страшная война, здесь ежедневно происходят как чудовищные преступления против человечности, так и настоящие акты самопожертвования, и геройские подвиги". На севере Ирака продолжается сражение за ключевой город Мосул, которое уже называют самой крупной военной операцией на территории страны с 2003 года, когда был свергнут диктатор Саддам Хусейн.

Освободить Мосул от террористов запрещенной в России группировки "Исламское государство" одновременно пытаются правительственные войска, курдские формирования "Пешмерга", поддерживаемые Ираном шиитские отряды и другие местные ополченцы. Бои за Мосул будут продолжаться, очевидно, еще долго – накал их все возрастает, радикальные исламисты отказываются сдаваться и готовятся оборонять каждый квартал захваченного ими города, в котором остаются около полутора миллионов жителей.

Жизнь людей на территориях под властью группировки "Исламское государство", как рассказывают все, кто сумел бежать от джихадистов, превратилась в непрерывную пытку в прямом смысле слова. Это подтверждает и украинский журналист и репортер Юрий Мацарский, только что вернувшийся с места боев за Мосул. В интервью Радио Свобода он рассказывает о своих впечатлениях от этой войны:

– Я последний раз был в Иракском Курдистане чуть меньше года назад и могу проследить огромные изменения, которые за это время произошли. Самое главное: если год назад группировка "Исламское государство" постоянно наступала, захватывала территории и находилась в периоде роста своей мощи, то теперь она с каждым днем, наоборот, сужается, отступает и сдает все новые и новые земли и терпит все новые и новые поражения.

– ​Вы писали, что все происходящее на севере Ирака напоминает серию старых фильмов 80-х годов про "Безумного Макса" с Мэлом Гибсоном. И что, все типажи "пустынного постапокалипсиса" там есть?

– Да, действительно. Хотя бы курдское ополчение – у них нет какой-то уставной формы, нет общего вооружения. Это люди, одетые кто во что горазд, вооруженные чем попало. Это может быть и какой-то древний китайский автомат Калашникова, и современной пулемет, доставленный кем-то из западных союзников, немцами или американцами. Кроме того, их техника, это тоже очень важный момент! В стране огромное количество военной техники, которую американцы оставили еще в начале 2000-х, ее передавали властям или армии Ирака, а иногда непосредственно "Пешмерга". Кроме того, есть огромное количество техники из числа той, что была передана армии Ирака, а впоследствии захвачена боевиками "Исламского государства" и теперь снова отбита – армией или "Пешмерга". Так вот, вся эта техника часто с "колхозным тюнингом", что называется. На нее наварено и навешано все, что только возможно, какие-то железные листы, решетки, чтобы защитить от осколков, от пуль и так далее. Это что-то совершенно невероятное! Какие-то матрасы, старая мебель, металлические двери, снятые неизвестно откуда. И такого рода грузовики и пикапы возят на фронт одно пополнение за другим.

– ​С боевиками группировки "Исламское государство" под Мосулом сражаются действительно самые разные силы, они отличаются внешне, отличаются вооружением, методами. А как различаются они внутренне?

– Да, очень, все – если мы говорим и про курдское ополчение, и про иракскую армию, и про западных союзников. Главный спорный момент – кому потом будет принадлежать Мосул! Дело в том, что само ополчение "Пешмерга" пока еще не пускают в город союзники. Мосул еще не освобожден, город по-прежнему удерживает "Исламское государство", но туда время от времени заходит спецназ иракской армии. И что сразу заметно, когда ты приезжаешь на передовую – наступление курдского ополчения, наступление иракской армии и наступление шиитской милиции происходят параллельно. То есть это не те силы, которые наступают вместе, единым фронтом, нет! За каждой из этих сил закреплен определенный участок фронта, и на нем они воюют.

Мне удалось на передовой поговорить с командиром одного из отрядов "Пешмерга", которые идут всегда впереди, наступают на позиции "Исламского государства". И я у него спрашивал, есть ли координация между этими разными силами? Он ответил, что, будучи руководителем отряда в несколько сотен человек на передовой, он не вступает вообще ни в какой контакт с иракской армией! Хотя они видят друг друга, части "Пешмерга" и части иракской армии находятся в визуальном контакте друг с другом, но тем не менее, они не переговариваются. Вся координация, как мне пояснил этот командир, происходит на уровне администрации президента Иракского Курдистана. Вот уже там сам лично Масуд Барзани каким-то образом контактирует и с Багдадом, и, судя по всему, с Вашингтоном, и с другими столицами государств, которые отправляют на север Ирака силы, чтобы победить "Исламское государство".

– ​Я как раз хотел спросить, как таким непримиримым противникам, разнородным силам удается поддерживать координацию. Кроме тех или иных местных, скажем так, военнослужащих, активно ли действуют там какие-либо подразделения западных государств?

– Да, более чем активно! Есть немалое количество турецких военнослужащих, есть подразделения западных армий. В первую очередь это, конечно, либо спецназ, либо артиллерия, либо военно-воздушные силы, то есть самолеты и вертолеты, которые бомбят джихадистов. Самой заметной западной силой являются американцы, их много, и они совершенно не скрываются. Американцы передвигаются на своих автомобилях, которые пришли на смену Humvee, это новое поколение американских боевых автомобилей типа Oshkosh. Кроме того, достаточно часто они передвигаются на американских же гражданских пикапах, правда, с иракскими номерами, и совершенно не стесняются своего присутствия, не пытаются его скрыть. Более того, не скрывают даже эмблемы, по которым можно определить принадлежность тех или иных бойцов к соединениям. Например, заметно было большое количество бойцов 101-й воздушно-десантной дивизии армии США, той самой, в которой служил, например, Джимми Хэндрикс.

– Насколько ужасны разрушения? После того как военные действия закончатся, там вообще останутся места, пригодные для жизни?

– Это, на самом деле, одна из самых больших проблем. Потому что те места, в которых находились боевики "Исламского государства", часто мало того что бомбились, обстреливались, в том числе с использованием артиллерии (и одно это уже вызывало гигантские разрушения городов и сел), но плюс к этому, когда джихадисты приходили в эти села и города и изгоняли оттуда мирных жителей (это происходило постоянно), это развязывало руки и местным силам самообороны, той же "Пешмерга", и западной коалиции, которые очень активно атаковали эти районы. В ряде мест фактически не осталось вообще никаких целых жилых домов. Кроме того, есть большая опасность при разминировании участков, которые разрушены, целиком или частично. Очень много где остались фугасы, много заминированных развалин и целых домов. Бойцы этно-религиозной группы "какаи", которые лишись вообще всех своих деревень, говорят, что сейчас во всех этих развалинах лежат неразорвавшиеся фугасы и что нужно, скорее, строить жилье на новых местах, чем пытаться разминировать старые поселения и пытаться строить новые дома там. Во-первых, действительно, количество неразорвавшихся боеприпасов колоссально, и во-вторых, на севере Ирака присутствует очень мало специалистов, которые могут профессионально заниматься сейчас разминированием.

– ​Люди, побывавшие под властью джихадистов, на освобожденных территориях готовы идти на контакт? Что они рассказывают о жизни в этом современном "Мордоре"?

– На самом деле, это люди самые разные, как и везде. Кто-то, и меня это сильно удивило, готов был остаться под властью "игиловцев" сам, в том числе в ряде совершенно курдских деревень. У некоторых были понятные всем обстоятельства – жалко оставлять дом, хозяйство, часто еще дорогую сельскохозяйственную технику. И они там рассчитывали на то, что боевики, конечно, отчасти людоеды, но вроде бы такие же мусульмане, сунниты, и поэтому их не погонят. На самом деле радикалы из "Исламского государства" выгнали из курдских деревень, которые они захватили, почти всех – потому что, по их мнению, "сунниты суннитами", но они "никому не доверяют". Как суннитов этих курдов джихадисты не стали на месте резать или угонять в рабство, но им не разрешили остаться в родных деревнях. Они были вынуждены уйти в лагеря беженцев или к родственникам. Сейчас потихонечку возвращаются. Очень много жалоб на то, что людей выгнали из домов, а потом эти дома превратили в какие-то свалки, если не заминировали, что все просто тонет в грязи. А те люди, которым пришлось остаться на территориях, занятых группировкой "Исламское государство", сейчас испытывают невероятную эйфорию, когда им удается спастись. Даже когда вместо дома, в котором они прожили всю жизнь, они получают палатку в лагере беженцев, они очень счастливы, что им удалось оттуда вырваться.

– ​Что станет с десятками тысяч людей, которые бегут, как я понимаю, отовсюду и ото всех? Пока они в лагерях беженцев, а потом?

– Есть несколько категорий людей, которые находятся в лагерях для беженцев. И в первую очередь стоит отменить тех, кто сам имел непосредственное отношение к "Исламскому государству" и сейчас пытается выбраться из все сужающегося кольца окружения. Их большое количество, судя по всему, речь идет о тысячах человек. Тех, кто бежит сейчас с бывших или все еще оккупированных территорий, не пускают в города, и они остаются в лагерях. Это гигантские временные поселения, в них находятся десятки тысяч человек, от горизонта до горизонта стоят палатки или быстро собирающиеся домики. С теми людьми, которые могли иметь отношение к радикальным исламистам, сейчас работает масса спецслужб, в том числе западных, чтобы как-то их отфильтровать, выявить все возможные контакты и не допустить их проникновения в мирные города или уже освобожденные. Во вторую очередь это – мирные жители с тех территорий, которые сейчас освобождаются от власти группировки "Исламское государство". После того, как они проходят какую-то проверку, после того, как становится понятно, что они не имеют никакого отношения к преступным группировкам, они спокойно уезжают домой, часто даже получая на первое время какую-то помощь и питанием, и медикаментами от международных организаций.

Есть категория людей, которые наименее защищены, которым непременно нужна помощь, причем срочно! Это бывшие рабы, в первую очередь рабыни, "Исламского государства". Это несчастные женщины, которые провели по 2–2,5 года в рабстве, часто это было рабство сексуальное. Они были захвачены вместе со своими мужьями и детьми, потом мужья их были убиты, дома разрушены. Они сейчас живут в лагерях, не понимая, куда они смогут вернуться, чем они смогут заниматься в тех деревнях и городах, откуда они родом. У них нет мужей, которые их обеспечивали, нет домов, в которые можно вернуться. Это огромная проблема. Похожая проблема существует и с какаи. Их всего около 100 тысяч человек, почти все их деревни разрушены, огромное количество их уехало в города севера Ирака или в близлежащие страны. Ни одного целого храма их не осталось, потому что джихадисты "Исламского государства" их считают язычниками и всегда на месте убивали, и первым делом разрушали их храмы, святилища и могилы их святых, основателей этой религии. Мужчины-какаи пока воюют тоже в рядах курдского ополчения "Пешмерга". Но, когда война закончится, им тоже будет некуда возвращаться. У них нет домов, работы, их поля заминированы, мастерские уничтожены. И эти люди тоже просят мировое сообщество о помощи, умоляют хотя бы помочь в восстановлении их святынь, храмов. Потому что у них нет денег, стройматериалов, чтобы вернуть все в первоначальное состояние.

– ​А что представляют собой захваченные в плен исламисты, что это за люди? Действительно ли они все сумасшедшие фанатики или просто очень жестокие бандиты, но в здравом уме?

– Я наблюдаю этих исламистов в течение последних 5-6 лет, встречался с ними в Сирии, в Турции, доводилось и в Ираке. Давайте просто представим себе, что речь идет о десятках тысячах человек, которые воюют не только за группировку "Исламское государство", но и за массу других крупных и мелких джихадистских группировок, что в Сирии, что в Ираке. Конечно, среди них есть люди, которые убеждены в том, что они выполняют какую-то божественную миссию. Я разговаривал, например, с одним таким человеком несколько лет назад в Сирии. Он был родом из Туркмении, еще в советской школе учился, ему тогда было чуть за тридцать, он мой ровесник, и мы с ним даже по-русски говорили. И вот он был уверен в божественности своей миссии, в том, что то, что делают сейчас они в этой пустыне, предначертано Аллахом! Он приехал туда с собственными детьми, участвовать в джихаде. Младшему сыну было 4-5 лет, и он научил его делать фугасы! И ребенок делал эти самые фугасы, которые потом закладывали куда-то на дорогу. А в худшем случае дети чуть постарше, 14-16 лет, клали эти фугасы в грузовики, автомобили и мотоциклы, садились за руль и становились самоубийцами, так называемыми "шахидами", отправлялись в этих машинах к "условному противнику" и взрывали себя! Для них все иные, конечно, "безусловные противники".

Кроме того, есть некоторое количество людей, которые приехали "за адреналином", что называется, их тоже хватает. Но сейчас говорят, что отток этих людей очень заметен. Когда группировка "Исламское государство" наступала и с каждым днем захватывала все новые территории, такие люди только прибывали, но сейчас, когда джихадисты отступают, конечно, они стараются покинуть территории Ирака и Сирии, отправиться домой и переждать.

– ​Вы также писали о том, что на севере Ирака познакомились с человеком, должность которого "руководитель бюро по делам похищений людей". Там похищения людей – отлаженный бизнес? Как удается его вести, через все линии обстрелов, фронтов, границ?

– Сейчас никто не пытается проникнуть с территорий группировки "Исламское государство" за линию фронта, чтобы похищать людей. Речь идет о захвате людей на оккупированных землях, о захвате заложников, которых потом превращают в рабов. И это чудовищная история – например, что творится в сирийском городе Ракка, который сейчас является так называемой "столицей" этого самого "Исламского государства". Даже сейчас там действует настоящий невольничий рынок, продают в первую очередь женщин и детей народности езидов. Кроме того, некоторое количество христиан, женщин и детей, там тоже присутствует. Это натуральный невольничий рынок, там женщины и дети стоят с ценниками на головах, причем еще можно торговаться! Боевики выбирают себе рабов, и в первую очередь, как я уже говорил, сексуальных рабынь, – рассказывает Юрий Мацарский.

Стратегическое наступление на Мосул, в котором участвуют в общей сложности около 60 тысяч бойцов – иракские солдаты, курды, шииты и местные суннитские племена, при поддержке авиации западных стран, – началось 17 октября. На севере Ирака сейчас также действуют около 8 тысяч солдат военнослужащих стран НАТО, больше половины из них – американцы. Мосул, по неподтвержденным данным, обороняют от 5 до 10 тысяч боевиков группировки "Исламское государство".