Правосудие в Крыму: возможна ли справедливость?

Интересы более десятка крымчан которые проходят по политическим делам на полуострове представляют московские адвокаты. Какую юридическую оценку работы местных спецслужб на аннексированной территории дают адвокаты? По каким критериям российские силовики выбирают фигурантов дел и стоит ли искать сегодня в крымских судах правду? Об этом говорим с российским адвокатом – Николаем Полозовым.

​24 ноября российский адвокат Николай Полозов сообщил, что Астраханский суд России отменил решение об установлении административного надзора в отношении сына национального лидера крымских татар Мустафы Джемилева Хайсера. Это позволило ему выезжать за пределы России, и уже в пятницу Хайсер Джемилев оказался на свободе. До этого Россия длительное время уклонялась от исполнения решения Европейского суда по правам человека и не отвечала на запросы украинской стороны о передаче Хайсера Джемилева. 10 июля 2015 года ЕСПЧ постановил освободить его из СИЗО, а также обязал Россию не предпринимать каких-либо действий, которые могут навредить здоровью украинца. Хайсера Джемилева обвиняли в том, что в мае 2013 года он во дворе своего дома в Бахчисарае непреднамеренно убил знакомого семьи из ружья своего отца. После аннексии Крыма российские следственные органы решили расследовать его дело заново. Хайсера вывезли из симферопольского СИЗО в Краснодарский край. Верховный суд России сократил на полтора года срок заключения в 5 лет, определенный Краснодарским судом. При этом Днепровский суд Киева в апреле 2015 года определил ему меру наказания в виде 3 лет и 8 месяцев лишения свободы. Хайсер Джемилев отбывал наказание в Астраханской колонии №10. Адвокат Николай Полозов ранее заявлял, что Россия затягивала дело умышленно: посредством Хайсера пыталась шантажировать лидера крымскотатарского народа Мустафу Джемилева.

– Николай, вы приехали в Киев с освобожденным из российской тюрьмы Хайсером Джемилевым, сыном Мустафы Джемилева. Насколько я помню, изначально суд в Астрахани постановил административный надзор на 3 года после освобождения в отношении Хайсера Джемилева. Это означало бы, что ему запрещено покидать территорию Российской Федерации. Как получилось, что российская Фемида сделала шаг назад?

– На самом деле произошел конфликт между государственными органами в России. Решение выносилось тайно, без моего участия, я узнал о нем по факту. Я получил официальный ответ Главного управления по вопросам миграции МВД России – это орган, который сейчас занимается всеми миграционными вопросами вместо расформированного ФМС. Ответ был таков: Хайсер Джемилев является гражданином Украины, без каких-либо ограничений, и ему не навязали российское гражданство, как это произошло со многими крымчанами. Это было обусловлено двумя факторами. Во-первых, на момент аннексии Хайсер имел киевскую прописку, хоть и находился в Крыму. Во-вторых, вовремя были поданы заявления об отказе от российского гражданства – напомню, на направление подобных отказов Россия давала месяц. По российским законам, административный надзор в отношении иностранцев не устанавливается.

– Как вы думаете, попытка установления административного надзора – это инициатива суда, прокуратуры, или же это санкционировано вышестоящими инстанциями?

– Это была инициатива исправительного учреждения – колонии №10 Астрахани. Дело в том, что если в колонии имеется осужденный за тяжкое преступление, и если он признан колонией злостным нарушителем порядка отбывания наказания, колония автоматически подает соответствующее исковое заявление об установлении админнадзора в суд.

​– Были ли риски в процессе переезда из Астрахани в Киев?

– Конечно, мы опасались провокаций со стороны российских властей. Очевидно, что сам Хайсер российской власти не был интересен, но вот как инструмент давления на своего отца – очень даже. Когда мы разрабатывали план его спасения, рассматривали различные варианты, от позитивных до негативных.

– Вы ведете еще несколько дел, связанных с Крымом – дело «26 февраля», дело Ильми Умерова. Есть ли общее в этих делах в плане позиции стороны обвинения, суда, принятии к рассмотрению аргументов защиты?

– У меня большой опыт работы в российских судах. Еще до агрессии российских властей в отношении Украины, до аннексии Крыма, я достаточно долгое время вместе с моим коллегой Марком Фейгиным занимался защитой политических оппонентов режима, оппозиционеров. Уже тогда прослеживалась абсолютно четкая связка работы государственных органов. Сначала это оперативные сотрудники, следователи, затем прокуроры, суд. Это работает в режиме единого конвеера: человек попадает в эти жернова, и обратного хода система уже не дает. По делам в отношении украинских политзаключенных еще не было вынесено ни одного положительного решения. Все осуждены. Заложники, которых удалось спасти – Надежда Савченко, Геннадий Афанасьев, Юрий Солошенко, сейчас Хайсер Джемилев – все они были осуждены, и зачастую на длительные сроки. Их освобождение – во многом результат именно политической работы, а не юридической. Поэтому, если человек попадает в эту систему, суд не может вынести оправдательный приговор. Ведь это значит, что недоработал прокурор, следователь, оперативные сотрудники, и надо всю систему наказывать, а это слишком большие издержки для власти.

– То есть в таком случае следователь или оперативный сотрудник получает выговор, лишается премии?

– Именно так. По факту, каждый следующий этап прикрывает предыдущий. Если человек действительно невиновен или у судьи есть сомнения, что предъявленное обвинение соответствует действительности, в лучшем случае могут дать небольшой срок или условное наказание. Это связано еще и с тем, что судей назначает указом президент, а снять судью может председатель суда. Это – полная управляемость всей системой.

– Кто выступает судьями, прокурорами, следователями в «крымских» делах, которые вы ведете – сотрудники российских правоохранительных органов или бывшие украинцы?

– В Крыму осталось много граждан Украины, зачастую на прежних должностях. Много коллаборационистов. Чувствуется отличие от того, что происходит в материковой России. В Крыму есть ощущение, что люди хотят выслужиться, доказать, что, мол, мы настоящие россияне, можем лучше, больше. В деле Чийгоза, например, из тройки судей – двое украинских. И, кстати, по российским законам судья не может иметь два гражданства. Однако же никто из тех, кто занимает должности уже в России, не проходил процедуру лишения гражданства, президент Порошенко не подписывал соответствующий указ. Де-юре это все еще граждане Украины, незаконно исполняющие функции судей. Третий судья в деле Чийгоза, Козырев, специально прислан из Саратова. Я просмотрел дела, которые он вел в последние 5 лет. Ни одного оправдательного приговора. Он повышает квалификацию – обучает крымских судей нюансам российского «правосудия».

– Возбуждаемые в Крыму уголовные дела можно разделить на два типа. Одни вписываются в общероссийский тренд, ка дела активистов «Хизб ут -Тахрир», а есть инициированные на местах. На ваш взгляд, дело Ильми Умерова и «26 февраля» ведутся по отмашке высоких инстанций, или же это местная инициатива?

– Я делю дела на три типа работы правоохранительных органов. Есть политические – борьба с крымскими татарами, запрет Меджлиса, дело «26 февраля», Ильми Умерова, ряд дел в отношении членов Меджлиса, которые неминуемо будут конвертированы в уголовные. Второе направление – религиозное, например, дело «Хизб ут-Тахрир». Третье – дела о шпионах, диверсантов. Эдакая епархия спецслужб. Активность местных правоохранительных органов очень высока, я ощущаю ее даже на себе. Например, на меня есть зуб у прокуратуры, в которой очень высокий процент коллаборационистов. Против меня пытаются возбудить уголовное дело, и застрельщик – именно прокуратура. Однако политические решения диктуются из Москвы. Запрет Меджлиса, преследование Чийгоза, Умерова, дело «26 февраля» – заказная московская история. Им важно вытащить стержень из крымскотатарского народа. Есть задача построить альтернативные органы, привлечь коллаборационистов, которые будут выполнять функции выдавленных за пределы Крыма лидеров. Очень большие деньги сейчас в Крыму выделяются на молодежные организации, в том числе крымскотатарские, для формирования лояльности к российской власти. Что касается религиозной составляющей, то генерал Палладин, главный сотрудник ФСБ, специально привезен из Башкирии, где он боролся с «Хизб ут-Тахрир». Совершенно дикая история. Когда Россия захватила Крым, члены организации, которая в Украине не запрещена, автоматически стали террористами. ФСБ же надо давать показатели. А диверсанты – те нужны Москве, чтобы Путин и Лавров в нужный момент могли заявлять о вероломности Украины. Ведь эти дела всплывают в самые интересные моменты – перед встречей Нормандского формата, перед оглашением результатов выборов в США. Это нужно Москве для манипуляций мнением Запада.

– Осенью в Крыму несколько раз задерживали граждан и обвиняли в сотрудничестве с украинской разведкой. Первое сообщение о задержании якобы украинской диверсионной группы появилось в августе. Что это все означает?

– Это фабрикация спецслужбами и правоохранительными органами России уголовных дел, чтобы руководство страны могло использовать нарисованные под столом козыри в большой карточной игре. Это все желание российской власти выдавать свои фантазии за объективную реальность. Крым для российской власти – неисчерпаемый ресурс для фабрикации новых уголовных дел.