От Эндрю Джексона до Ялты: на кого ориентируется Трамп

Телефонный разговор Дональда Трампа и Владимира Путина ни к каким дипломатическим прорывам не привел и свелся к обмену взаимными "заверениями в совершеннейшем почтении". В целом же первые дни президентства Трампа были отмечены лихорадочной активностью, и первые внешнеполитические шаги оказались весьма заметными: подтверждение намерения построить стену на границе с Мексикой и запрет на въезд в США гражданам семи стран. Тем не менее общее направление внешней политики новой администрации остается не совсем ясным. При этом, как отмечает авторитетный американский журнал Foreign Affairs, в Соединенных Штатах развернулась "самая серьезная со времен Франклина Рузвельта" общественная дискуссия по внешнеполитическим вопросам. Каких итогов от нее можно ожидать?

В среднем каждые 80 лет своей истории США переживают внутренний кризис, часто сопровождаемый кризисом внешнеполитическим: война за независимость в конце XVIII века, гражданская война в 1860-е годы, Великая депрессия, реформы Рузвельта и Вторая мировая война в середине прошлого столетия. Каждый из этих кризисов Америка преодолевала и в результате их даже усиливалась. В 1990-е годы американские историки-любители Нил Хау и Уильям Штраус разработали так называемую "теорию поколений", в которой обратили внимание на цикличность американской истории и предсказали приход очередного "обновляющего кризиса" примерно во втором десятилетии XXI века. Как отмечает в своей статье в журнале Time американский историк Дэвид Кайзер, многие специалисты скептически относятся к "теории поколений", но среди ключевых фигур новой президентской администрации есть люди, которые весьма интересуются ей. Возможно, они будут исходить из нее при планировании политики, в том числе внешней. По мнению Кайзера, это означает склонность к решительным действиям и отсутствие пиетета перед существующими системами, представлениями и идеологиями.

К такому политическому стилю подталкивает Дональда Трампа и его окружение сама история его восхождения к вершине власти, отмечает на страницах Foreign Affairs сотрудник Гудзоновского института, профессор истории международных отношений Уолтер Расселл Мид. Он называет происходящее "джексонианским бунтом", так как, по его мнению, ядро избирателей Трампа составляют люди, чьи взгляды на внутреннюю и внешнюю политику восходят ко временам Эндрю Джексона, президента США (1829–1837), которого нередко называют первым популистом в Белом доме. Свое уважение к Джексону и его политическому наследию президент Трамп уже продемонстрировал, повесив его портрет рядом со своим рабочим столом. Почему?

Об этом, об исторических тенденциях в американской внешней политике, о том, что такое "Америка прежде всего", является ли Трамп изоляционистом и что все это может означать для российско-американских отношений, Радио Свобода рассказал историк-американист, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Иван Курилла.

– Дональд Трамп повесил в Овальном кабинете Белого дома портрет седьмого президента США Эндрю Джексона. На первый взгляд это парадокс: Трамп избран от Республиканской партии, а Джексон считается основателем партии Демократической. Что видит Трамп в своем давнем предшественнике, в чем он хочет быть на него похожим?

– Эндрю Джексон пришел мне в голову сразу же после избрания Трампа. Не вижу ничего удивительного в том, что Трамп на него каким-то образом ориентируется. Конечно, Демократическая партия времен Джексона, образца 1830 года – это совсем не то же самое, что сегодняшняя Демократическая партия, там очень многое поменялось и в идеологии, и в структуре избирателей, которые ее поддерживают. Поэтому, конечно, прямую преемственность трудно найти. Что сближает Трампа и Джексона? Несколько вещей. Прежде всего то, на чем Трамп делал упор в своей инаугурационной речи и в значительной степени во время избирательной кампании – это его намерение прийти в Вашингтон и вернуть власть народу. У него звучало, что элита забыла о народе. Это, конечно, популистская риторика. Но в этом плане похожий и довольно успешный сюжет в американской истории – как раз приход в Белый дом Эндрю Джексона. Он был первым американским президентом, не относившимся к старой элите, к тем, кого называют отцами-основателями. Он был седьмым президентом США, до него шесть президентов представляли старую элиту северной части США, определенный достаточно узкий социальный круг.

И вдруг приходит Эндрю Джексон, человек с тогдашнего американского Запада, человек, который воевал, был генералом ополчения, который ничего общего не имеет с этой старой элитой. С одной стороны, его противники считали, что он узурпировал власть, его называли "королем Эндрю", имея в виду, что он узурпатор, что он пытается стать не президентом, а диктатором. Даже партия, которая против него образовалась, называла себя Партией вигов по английской традиции: в Британии это были в свое время сторонники ограничения королевской власти. С другой стороны, период правления Джексона теперь называют "джексоновской демократией". За время его президентства значительно расширилось число американцев, которые принимали участие в выборах, в четыре раза, по-моему, оно выросло за период с его первого участия в президентских выборах (1824) до его ухода (1837). Резко увеличилась доля и политический вес жителей американского Запада, был ликвидирован ряд избирательных цензов. Американская политика демократизировалась. Трамп обещает примерно то же: демократизировать американскую политику. Но другое дело, может ли это выйти за рамки риторики и популизма и насколько сегодняшняя Америка может брать за образец события первой половины XIX века. Это уже другой большой вопрос.

– В инаугурационной речи Дональд Трамп несколько раз употребил лозунг America First ("Америка прежде всего"), который тоже имеет свою политическую историю: он связан с традициями американского изоляционизма первой половины ХХ века. Какие черты характерны для этой идеологии? Что из нее дожило до нашего времени и почему?

– Америка большую часть своей истории была изоляционистской, это не только первая половина ХХ века, но и весь предыдущий период. Американцы считали девизом своей внешней политики слова из прощального обращения Джорджа Вашингтона. Тот призвал своих преемников не заключать никаких обязывающих союзов, и все последующие лидеры США повторяли, что у Америки нет необходимости вмешиваться в мировые дела, Америка служит только примером как демократическая страна, на которую может ориентироваться человечество. Вмешиваться в мировую политику, в частности, быть участником европейских коалиций Соединенным Штатам не надо. И это оставалось такой путеводной звездой, лозунгом для многих поколений американских политиков – вплоть до Вудро Вильсона. Он оказался первым президентом, который поехал в Европу, попытался принять участие в решении судеб мира после Первой мировой, сформировал предложения, которые привели к созданию Лиги наций и Версальско-Вашингтонской системы. Но, когда Вильсон вернулся в США, Конгресс не утвердил ни одно из его решений. Президент провалился дома, потому что Конгресс оставался изоляционистским и вмешательства в европейские дела не одобрил. Вплоть до Франклина Рузвельта, до Второй мировой войны Америка оставалась в целом изоляционистской: не вмешиваться в европейские дела, пусть они сами там друг с другом разбираются. (Тогда "весь мир" для американцев означал прежде всего Европу.)

​– То есть можно сказать, что фактически во время Второй мировой войны Америку чуть ли не против ее воли "втащили" в мировые дела и сделали глобальной державой?

– Да, это одна из влиятельных точек зрения в историографии. Некоторые историки даже заявляют, что это вообще был заговор Франклина Рузвельта, который якобы специально подтолкнул Японию к нападению на США, для того чтобы сделать неизбежным для Америки участие в мировой политике. Это, конечно, не единственная точка зрения на Рузвельта, но она не маргинальная, она достаточно широко представлена среди историков. Если вернуться к Трампу, то он обращается к какой-то части нынешнего американского общества, для которой давний изоляционизм представляется до сих пор идеалом внешней политики, кажется правильным поведением на мировой сцене.

– А вообще реально опять сделать Америку изоляционистской? Или это уже происходит? Относительно Барака Обамы ведь тоже разные взгляды высказывались и аналитиками, и СМИ, многие называли его умеренным изоляционистом. Есть и еще одна точка зрения. Например, в самом его большом интервью, или, точнее, в огромной статье-интервью, которая была опубликована в журнале "Атлантик", делался упор на то, что Обама изначально хотел усилить влияние США в нетрадиционных для последних десятилетий американской политики регионах мира: Азиатско-Тихоокеанском, в Африке, Латинской Америке. Но в силу обстоятельств он опять вынужден был заниматься, как и его предшественники, Ближним Востоком, постсоветским пространством и так далее. Был Обама изоляционистом или не был?

– Нужно вспомнить конкретный контекст прихода Обамы к власти после Джорджа Буша-младшего. Буш был очень непопулярен именно в силу того, что начал несколько войн, которые не смог завершить, довести до победного конца. Обама пришел, и, помните, Нобелевская премия мира, которую ему дали в самом начале президентства, как раз была авансом от мирового сообщества, которое ожидало, что Америка будет меньше воевать. Сквозь эту призму на него и смотрели. Обама изоляционистом не был, у него был более сложный, присущий Демократической партии, подход к мировым делам, более идеологизированный. У него было несколько программных внешнеполитических заявлений, например, Каирская речь 2009 года, обращенная к мусульманскому миру. Он говорил о том, что Соединенные Штаты готовы поддерживать народные правительства, выступал в поддержку демократизации в мире. Это стало одним из факторов, не главной причиной, но одним из факторов "арабской весны" и революционизирования исламского мира в начале этого десятилетия. Потом оказалось, что призвать-то Барак Обама мог, а для того, чтобы поддержать эти движения, у него не оказалось ни возможностей, ни ресурсов, ни политической поддержки. Это стало одной из причин критики Обамы со стороны его противников и в США, и в тех регионах мира, где произошли политические перемены. Звучала критика: мол, президент США оказался недостаточно силен для того, чтобы поддержать демократическую волну, недостаточно решителен. Трамп, видимо, ничего подобного в мире провоцировать не будет, он просто хочет снизить вес международных обязательств, которые давят на Америку. Прежде всего сократить финансовые обязательства США по всему миру, снизить затраты на внешнюю политику. Это не идеологизированный курс, который был у демократов.

– Но при этом он обещает увеличить расходы на оборону. Как это может сочетаться?

– Осажденная крепость тоже требует увеличения затрат на оборону. В предвыборных речах Трамп много говорил о том, что надо всех заставить платить за свою безопасность. Почему НАТО получает большую часть ресурсов от США? Пусть европейские страны сами платят, считает он. Пусть те государства, где находятся базы Соединенных Штатов, сами платят за эти базы, которые их охраняют. Эта логика, конечно, многим в мире очень не понравилась. Правда, мы еще не очень знаем, какие из предложений нового президента являются результатом его взглядов на внешнюю политику, а какие диктуются необходимостью поддержать своих республиканских сторонников. Ведь оборонный сектор всегда был одним из главных политических ресурсов Республиканской партии. Но каким образом будут потрачены деньги на оборону? Можно наращивать военное присутствие по всему миру, а можно, допустим, перевооружать свою армию внутри страны, создавать новое поколение какого-нибудь оружия – ракетного, авиационного, космического. В этом смысле Трамп себе не противоречит.

– Если перейти к теме российско-американских отношений, то есть такое журналистское и политологическое клише: мол, эти отношения обычно складываются парадоксально. А именно в итоге у Москвы лучше выстраиваются отношения с теми администрациями США, на которые при их приходе к власти никаких особых надежд в России не возлагается. И наоборот, разного рода "разрядки" и "перезагрузки" часто заканчиваются похолоданием, и довольно резким. Если взять президентство, с одной стороны, Рональда Рейгана, а с другой – Джорджа Буша-младшего или Барака Обамы, то эта закономерность вполне подтверждается. Сейчас по поводу Трампа в России у многих просто эйфорические ожидания. Может ли случиться, что эта эйфория сменится очень резким возвращением к неприятной реальности?

– Вполне может случиться. История показывает, как вы правильно сказали, что и с Бушем, и с Обамой все начиналось с гораздо более теплых отношений, чем заканчивалось. Вполне возможно, то же нас постигнет и в отношениях с Трампом. Ваш противоположный пример с Рейганом, правда, про другое – тогда в ходе президентства одного и того же человека в Вашингтоне поменялся лидер в Москве. Здесь, если предсказывать Трампу 8 лет правления, то не факт, что в России через 8 лет будет тот же президент, что и сегодня. И тогда действительно у нас будет совсем другая повестка дня в российско-американских отношениях.

– Способы решения проблем, стоящих на повестке дня, могут быть, понятное дело, разными. Ясно, где у России и США сейчас проблемные геополитические точки: с одной стороны, Сирия и "Исламское государство", с другой стороны – Украина, или, может быть, чуть шире – вообще Восточная Европа, отчасти также отношения с Китаем и так далее. Настанет ли при Трампе, которого многие ассоциируют с "реальной политикой", возрождение так называемого ялтинского подхода к дипломатии: грубо говоря, вот сфера влияния наша, она кончается здесь, а ваша начинается здесь, о спорном договариваемся по пунктам. Такая дележка. Трамп – бизнесмен, возможно, ему это близко. Или все-таки часы истории назад не поворачиваются?

– Такое впечатление, что подобного подхода очень ждут или на это очень надеются некоторые наши внешнеполитические аналитики, одни прямо об этом говорят, некоторые только намекают: да, нам нужна новая Ялта, нужно снова поделить мир, может быть, с Трампом и Китаем вместе. Этого ожидают от Трампа. Можно ли этого ждать на самом деле? Немного рановато об этом говорить. Лично Трамп, если бы речь шла действительно только о нем, насколько я могу судить, был бы вполне к этому готов. Но это как раз то, что ему может оказаться очень сложно провести через свою систему сдержек и противовесов, через Госдепартамент, хоть он там и поменял значительную часть людей в руководстве, через Конгресс. Такого рода решения слишком сильно противоречат логике международных отношений последних десятилетий и слишком сильно будут ломать то, на чем эти отношения стояли. Это вопрос, по которому Трамп, если он решит действовать подобным образом, столкнется с серьезным сопротивлением не только внутри Соединенных Штатов, но и со стороны союзников, потому что ни Великобритания, ни союзники в континентальной Европе, ни НАТО в целом как организация, я думаю, такого подхода не хотели бы.