Фейсбук как метафора жизни

Одна добрая и деликатная знакомая под впечатлением нашей размолвки на актуальную тему написала мне как бы в утешение: "Ефим, вам повезло, что вы не в фейсбуке. За последние пару лет там по разным поводам разругались насмерть все приличные люди – Путин, Украина, крымнаш, Бандера, беженцы, евреи, Меркель, Обама, Трамп..."

Милая женщина констатирует очевидное: зеркало мира разбилось, а это дурная примета, сулящая семь лет несчастий. Приличные люди – это, видимо, вчерашние единомышленники, которым еще недавно для взаимного понимания и согласного перемигивания было достаточно намека, жеста, обрывка цитаты. Но почему же нас так разметало по разным углам, почему любое событие неизменно оказывает дробительное, а не единительное воздействие на умы? От ответа на трудный вопрос простой констатацией факта не отделаться. И разве мало было в прошлом роковых страстей и трудных вопросов, которые нас только крепче прижимали друг к другу?

Колоссальная растерянность, упадок духа и приступ куриной слепоты типичны не только для простых смертных, но и для большинства высоколобых интеллектуалов, вчерашних гуру и властителей дум. Быть потерянным, дезориентированным сегодня не зазорно, не унизительно. На вечные вопросы не бывает единственно правильных ответов, иначе они бы не были вечными.

В литературном обозрении The New York Review of Books с читателями делится своими невеселыми соображениями британский историк Тимоти Гартон Эш. Автор решительно относится к категории гуру – он тонкий знаток Восточной Европы с десятками книг и эссе на счету, личный друг всех более или менее великих людей региона типа Гавела, Валенсы или Орбана. Знаю его не понаслышке, самому доводилось разговаривать с ним, глубокие познания Гартона Эша не могут не вызывать уважения. Статья, о которой идет речь, называется символично: "Распадается ли Европа?". Хорош уже ее зачин: "Если бы в январе 2005 года меня криогенно заморозили, я засыпал бы счастливым европейцем". Понятное дело: континент был залит солнцем, весь в шоколаде. Еврозона процветала, восточные европейцы шли в рост под лозунгом "Домой на Запад!", спорилась работа по составлению Конституции ЕС, из Таллина в Лиссабон можно было проехать без погранконтроля. Всюду, даже на киевском Майдане, оркестры играли ликующим массам бетховенскую "Оду к радости".

Шли годы, прошло 12 лет. Двенадцатью строками ниже мы читаем: "Если бы меня криогенно разморозили в январе 2017-го, я бы тут же скончался от шока. Куда ни глянь, всюду кризис и развал: зона единой валюты хронически недееспособна, солнечные Афины прозябают в нищете, молодые испанцы с докторскими степенями работают посудомойками в ресторанах Лондона и Берлина, дети моих португальских друзей уезжают в поисках счастья в Анголу и Бразилию... Конституции нет, она отвергнута по итогам референдумов во Франции и Нидерландах. "Брекзит" в моей собственной стране скорее всего лишит меня европейского гражданства аккурат к 30-летнему юбилею "бархатных революций" 1989 года".

Все в этом описании по существу верно. Невеселый ряд примеров можно продолжить, что Гартон Эш, собственно, и делает. Читателя, однако, не покидает странное чувство, что в разрыве и нестыковке между реальностью и многообещающими ожиданиями мыслитель винит реальность, а не ограниченность собственной интеллектуальной мощи. Он ведь на самом деле не проспал все эти годы в морозильнике, а был свидетелем и где-то даже влиятельным участником событий, политических действий и социальных подвижек, результатом которых оказалось столь плачевное состояние Европы. И не Европы тоже. Почему же он своевременно не кричал "Рятуйте!", не бил в набат, не поднимал указующий библейский перст, не предлагал точную аналитическую проекцию неизбежного будущего?

Раз последствия схожи в самых разных углах цивилизованного мира, от Польши до Австралии, – значит, и причины, их породившие, не столь уж многообразны. Можно, конечно, обижаться на действительность за то, что она темна и непонятна, но толку от этого мало. Боюсь, что хороший человек и тонкий аналитик Тимоти Гартон Эш не просматривал в событиях роковой взаимосвязи и не предвидел, где и чем логическая цепочка закончится. Поэтому, как и все другие умные и порядочные люди, которые насмерть переругались в фейсбуке, он в растерянности стоит перед осколками рассыпавшегося мира, перечисляя признаки, но не постигая причин происходящего. Если бы понимал, наверное, не стал бы скрывать их от читателей.

Чтобы быть умным, одного ума мало – не я придумал. Некоторые образованные люди слишком умны для того, чтобы понимать простые вещи. Ни морщины на лбу, ни даже богатство мозговых извилин мудрость не гарантируют. Просто умные прилежно учатся в школах, мудрые сами создают школы и имеют умненьких учеников. Начитанные люди часто знают, что искуситель человечества Люцифер начинал свою профессиональную карьеру как ангел света и что Зло имеет обыкновение принимать на себя самые пригожие личины, но не ведают, для чего им может пригодиться это знание. В книгах читали, что пространство закривляется, но всякий раз удивлены, когда после целеустремленного движения вперед опять оказываются в исходной точке. Не без гордости относят себя к инакомыслящему меньшинству, но почему-то уверены, что вправе говорить от имени всех. Кичатся своим индивидуализмом, но лучше всего чувствуют себя в толпе, считая ее размеры критерием истины. Мы правы уже хотя бы потому, что наша толпа гораздо больше их толпы!

Самые проницательные, конечно же, понимают, что апокалиптические перспективы и эсхатологические ожидания родились не на пустом месте. Тяжкие проблемы современности – волна террора, обрушение миропорядка, радикальный исламизм, приход беженцев, паралич ЕС и неспособность сформулировать его новую повестку или хотя бы сознательно поменять его лидеров, Брекзит, возведение принципа "нелиберальной демократии" в новую идеологию, стремление антидемократического интернационала в составе России, Китая и Ирана заполнить силовой вакуум на мировой сцене, хитроумно оставленный после себя нобелевским лауреатом Бараком Обамой, концепция "мягкой силы" в виде целенаправленной дезинформации и пропагандистского проникновения в западное общество, где был предварительно выхолощен инстинкт самосохранения, – все это не причины, а следствия постмодернистской парадигмы, господствовавшей в цивилизованном мире до самого последнего времени.

Перелом тысячелетий стал разломом времен, отмеченным абсолютным релятивизмом и неопределенностью. Нормативные ценности, лежавшие до той поры в основе западного общества, признаны относительными и сданы в утиль. А там, где все относительно и зыбко, стираются различия не только между культурными стилями, но и между воображаемым и реальным, старым и новым, Востоком и Западом, законом и беспределом, либерализмом и авторитаризмом, суверенитетом и вмешательством во внутренние дела. Когда вам говорят, что идеологии умерли, а их противостояние вышло из моды и наступила полная глобализация, знайте, что на дворе постмодерн. Все остальное – неспособность Запада построить устойчивую систему безопасности, неэффективность экономики, отсутствие проектов будущего, упадок философии и других неточных наук, непомерно раздутая роль развлекательной промышленности – лишь бесплатное приложение к парадигме постмодернизма. И явление миру Дональда Трампа укладывается в ряд его последствий, а не причин. Каждый врач вам скажет, что лечить надо причины болезни, а не проявления.

"Время пост-правды. Реальность формируется в воображении. Не только "конец идеологии", но и "конец реальности". Правда и ложь перестали быть антиподами" – это цитата из интервью мудрого политолога Лилии Шевцовой.

Старая парадигма умирает, но не сдается. Допускаю, что многие участники вашингтонских демонстраций всерьез верят, что их многолюдность – доказательство правоты, признак того самого единства, которое распалось в фейсбуке. Раз на одной площадке сошлись в едином порыве такие разные люди, значит, они на правильной стороне истории. С ними Мадонна, лучше других выразившая пафос протеста своим эмоциональным и остроумным заявлением о том, что от нее Дональд Трамп орального секса не дождется, может даже не просить, а ведь она в этом деле большой эксперт – ей тысячи благодарственных писем! Тут же еще одна замечательная певичка, обвиняющая незаконно избранного президента в том, что своих ублюдков он растит в роскоши, обрекая ее детишек на голод и нищету. И кто бы упрекнул красавицу в том, что ее доходы в десятки раз превышают президентскую зарплату? Сбоку притерлась героиня моего детства и приживалка лагеря мира и социализма Анджела Дэвис – человек, как нам объяснили, гордый и ранимый: даже тюрьма не сломила ее дух, не вызвала угрызений совести и не заставила просить прощения у сирот, оставшихся после тех невинно убиенных, кем пришлось пожертвовать в ходе освободительной борьбы. И Билл Клинтон, с молодых ногтей не покладая рук боровшийся с сексизмом, шлет им со своего ранчо пламенный привет и поздравления.

Их единство призрачно – ткни и развалится. Достаточно спросить участников, какая же альтернатива им представляется желательной, чтобы стало ясно, что вразумительного ответа у них нет – а точнее, у каждого свой ответ, непохожий на другие. Требование позитивной программы всегда расщепляет общий протест против несовершенной действительности. Но как сформулировать проект будущего в мире, где плана нет ни у кого?

Им кажется, что главное сейчас – найти то заветное, потрясающе точное и убийственное слово, которым можно уесть противника раз и навсегда. Обозвать популистом можно, но недостаточно обидно – из-за полной неясности термина. Популист – это кто? Политик, который идет на поводу у большинства избирателей? Слепо выполняет их наказы? Выходит, прямая противоположность волюнтариста и самодура? На Трампа не очень похоже. Такие дефиниции, которые каждый может толковать произвольно, ведут прямиком к вкусовщине, к делению на ваших и наших. Нет уж, лучшего слова, чем "фашист", в природе не бывает – не случайно же им так охотно пользуются участники обсуждений на московских телеканалах для описания враждебного окружения. Одна беда – заветное слово тут же превращает любое обсуждение в труху, в жалкую перебранку: "Да ты фашист, брат!" – "От фашиста слышу!" Все – свидание окончено, остается только послать противного резонера в фейсбук или твиттер.

Поражает факт, что наиболее массовые и яростные демонстрации протеста удается собрать вокруг самых маргинальных тем правления нового американского президента. Толщу социального бытия гораздо круче перемешивают совсем другие его подзаконные акты. Целевое сокращение госрасходов метит в миллионный класс чиновников, занятых распределением социальных пособий для нуждающихся. Эта непродуктивная прослойка росла в последние годы как раковая опухоль. Одно из ярчайших социальных проявлений правления Обамы – разделение общества на нуждающихся и делопроизводителей из сферы их обслуживания. Чем больше первых, тем больше вторых – неумолимый закон жизни. Запрет совмещения политической деятельности с лоббированием в пользу международных корпораций и иностранных государств обижает до глубины души огромную прослойку людей, поднаторевших в этом специфическом коррупционном бизнесе. Фонд семейства Клинтон, долгие годы трудившийся на ниве политического лоббирования, предусмотрительно закрылся в день инаугурации Трампа, но у других тружеников цеха мог остаться неприятный осадок. В этот ряд встают и угроза особого налогообложения для сверхприбыльной биржевой игры, как и для промышленного "аутсорсинга", призывы к фармацевтам снизить цены медикаментов и сообразовать их с реальными доходами американцев и многие другие возмутительные действия.

Неужели все эти революционные преобразования меньше затрагивают американцев, чем приставания живчика Трампа к женщинам? Его похвальба в сравнении со словарем и жизненным опытом протестующих пансексуалов кажутся невинным детским анекдотом, способным вогнать в краску разве что Христовых невест. Неужели из всех перечисленных бесчинств американцам не дают спать только разделенные туалеты с высоко завешенными писсуарами да унизительное словосочетание "беременная женщина" вместо политкорректного термина "беременное существо"? Откуда же такая ярость, такие гроздья гнева? Боюсь, что они – результат умело канализированных страстей, отведенных в безопасное русло благоглупостей. Боюсь, что над возбужденной вашингтонской толпой витали духи всех обиженных бюрократов, биржевиков, деловиков и лоббистов, опасающихся лишиться работы или доходов – а скорее, и того, и другого вместе.

Но возвращаясь к вопросу, который остался без ответа, – чего следует добиваться и чего можно добиться в такой ситуации? Какое будущее реально приближают массовые протесты? Можно, конечно, на какое-то время парализовать страну и ее институты. Не припомню, чтобы когда-либо в прошлом принцип "чем хуже, тем лучше" считался работающим и достойным. Обструкции и флибустьерство (филибастер) в Конгрессе со временем обычно бьют по самим флибустьерам. Трампа можно, разумеется, уничтожить, но такой сценарий приличными людьми не обсуждается. Впрочем, даже исчезновение президента не отменило бы того факта, что Америка разделена до полной несовместимости. Нельзя всерьез надеяться и на то, что избиратели Трампа его "разлюбят", если их как следует перевоспитать. Этого не происходит даже сейчас, когда перемены идут шквалом. А что будет, если вдруг они начнут приносить плоды, и те окажутся не отравленными?

Сравнение нынешних времен с наступлением тоталитаризма, хоть в Германии, хоть в Советском Союзе, напрашивается само собой, но является несостоятельным. В Германии 1930-х годов общественная атмосфера была трагически тягостной именно потому, что в собственной истории не к чему было апеллировать: не мечтать же о возврате упадочной Веймарской Республики, милитаризма кайзеровской Пруссии, чинушеской эстетики "железного канцлера"! Коммунизм, как мы знаем, настоящей альтернативой нацизму никогда не был. В Советском Союзе, напротив, диссидентство было осмысленным, хотя и рискованным делом: существовала демократическая альтернатива, легко формулируемая и за границей неплохо работавшая на практике. Был западный мир, тогда еще не оскопленный постмодерном. Была достижимая цель, иными словами.

Сегодня туманность начинает затвердевать. Время полной неопределенности и релятивизма необратимо истекло – к счастью, как хочется надеяться. Феномен Обамы отсюда видится позорной кульминацией этого процесса, пополам с агонией. Кто по нему ностальгирует, может всю оставшуюся жизнь посещать лекции бывшего президента, слушая профессорские софизмы о том, как он чуть было не обустроил вселенную. Или же он может вяло препираться в фейсбуке с оппонентами, сглатывая набежавшую желчь.

Ефим Фиштейн, международный обозреватель

Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции

Оригинал публикации – на сайте Радио Свобода