«Единственный ответ – бороться дальше». Как крымчане сопротивлялись оккупации

27 февраля 2014 года российские солдаты заняли административные здания в центре Симферополя. Как на открытое вторжение отреагировал крымский Евромайдан? Как активисты продолжали действовать в условиях начавшейся оккупации? И когда они были вынуждены прекратить сопротивление? Об этом говорят координатор движения «Евромайдан – Крым» Сергей Мокренюк, активист проукраинских митингов в Крыму Павел Довбыш и общественный активист, бывший политзаключенный Геннадий Афанасьев.

​

– Утром 27 февраля вы уже понимали, что это конец 25-летнего периода в истории Крыма, либо еще была надежда, что можно изменить ситуацию?

Мокренюк: 27 февраля я еще просто не понимал, что происходит. Тогда был полностью перекрыт правительственный квартал, милиция оцепила здание Верховного совета. В течение дня привозили невероятное количество людей из Евпатории, Керчи, Севастополя, много было кубанских. Было нападение на Порошенко. Я был на месте до вечера, когда вышли Сергей Аксенов и Владимир Константинов и сообщили, что, дескать, все поменялось. Тогда не было никакого понимания, как все будет развиваться.

Довбыш: Числа до 14 марта никто толком не понимал, что происходит. Числа с 3 марта, когда начались захваты военных частей, стало ясно: это российские солдаты. По крайней мере, мне, как бывшему военному, это было понятно: уж больно знакомая экипировка. Но большинство граждан не думало, что это конец, что все в истории Крыма настолько изменилось – наверное, вплоть до так называемого «референдума».

– Павел, вы поддерживали украинских военных в этот непростой период. Когда и по какой причине вы решили все оставить и переехать на материковую часть Украины?

​Довбыш: К огромному сожалению, 15 апреля я вынужден был выехать с территории полуострова в связи с тем, что возросла непосредственная опасность для здоровья, свободы, да и жизни. Я входил в ту же группу, что и Тимур Шаймарданов и Сейран Зинединов – они пропали 26 и 30 мая. Скорее всего, сейчас я общаюсь с вами благодаря Тимуру: он предупредил меня 14 апреля 2014 года о том, что нужно срочно брать самое необходимое и бежать с полуострова, потому что за мной уже начали следить. Мы постоянно были на виду, организовывали акции помощи нашим военнослужащим уже после референдума, до момента вывода украинских войск с территории Крыма. Слежка ощущалась – и до референдума, и после. Почти все акции украинских активистов сопровождались съемкой, слежкой, «ходоками» – милицией, лицами в штатском.

– Что вы делали для помощи украинским военным в Крыму после открытого российского вторжения?

​Довбыш: Для них можно было сделать не так уж много – передача продуктов питания, вещей первой необходимости на территории частей, которые были окружены, но еще не сдались. В частности, это был штаб береговой обороны в Симферополе, Перевальное. Когда остатки наших военных эвакуировались из Перевального на материк, увы, Минобороны почему-то не сумело обеспечить их транспортом, и активисты по всему Крыму бегали и за свои средства нанимали транспорт для военных. Это было ощущение брошенности, и оно, если честно, в какой-то степени присутствует до сих пор.

– Сергей, до какого времени вы сопротивлялись оккупации? Когда и почему были вынуждены оставить полуостров?

Мокренюк: Я понял, что не может быть никакой поддержки, нет никакой возможности обеспечить безопасность себя и своей семьи. 9 марта была акция в Симферополе, формально посвященная Дню рождения Тараса Шевченко. С утра крымская милиция захватила Андрея Щекуна и Анатолия Ковальского, позже передала их «самообороне». Когда я попытался обратиться за помощью к Рефату Чубарову, услышал ответ, дескать, мы занимаемся дипломатическими переговорами. Я понял, что вариантов нет: было четверо координаторов, Щекун, Ковальский, Исмаил Исмаилов и я. Остались мы с Исмаиловым. Вариантов не оставалось, ночью я уже выехал из Крыма.

– С нами на связи общественный активист, бывший политзаключенный Геннадий Афанасьев. Геннадий, Сергей, на днях вы оба опубликовали в соцсетях посты о том, что, если бы в ночь с 26 на 27 февраля активисты под Верховным советом Крыма не разошлись, все пошло бы иначе. Почему вы так думаете?

Афанасьев: Это в первую очередь вопрос к самому себе. Мы в тот день были под Верховным Советом, и при встрече всегда задаем друг другу этот вопрос: что нужно было сделать, чтобы не случилось то, что случилось? Единственный ответ – баррикадироваться и бороться дальше. Конечно, мы обычные люди, мы не видим полной картины, не видим, правильно это было бы или нет.

– То есть гражданское сопротивление защитило бы Крым от российских военных и ополченцев?

Афанасьев: В Киеве смогли защитить Украину и отстоять свое достоинство. Мне кажется, вряд ли бы ГРУ пошли на штурм Верховного совета, будь там 5-10 тысяч человек.

– Сергей, а что вы об этом думаете?

Мокренюк: Это правда: вопрос не в том – что, если бы. Это вопрос к самому себе: что должен сделать лично я. Да, это хороший вопрос, остановило бы сопротивление агрессию или нет. Но о чем думали на Майдане мои друзья, шедшие на смерть с деревянными щитами? Что думали ребята на Востоке в мае 2014-го, когда у них были топоры и ножи против вооруженной российской армии? Вопрос был не в том, остановит это агрессию или нет, а в том, как конкретному человеку действовать в такой ситуации. Мне кажется, мы не сделали того, что должны были, и это еще слишком живо для нас.

– Представлялось ли вам в феврале 2014, что что-то можно изменить?

​Афанасьев: Я не представлял, что может случиться. Что могут войти российские войска и захватить нас. Для меня 26 февраля было присоединением к Революции Достоинства. Шагом к тому, чтобы перестать сидеть дома и наблюдать происходящее через экран телевизора, присоединиться к борьбе. Но я не представлял, что будет. 27 февраля я создал небольшую организацию волонтеров. Мы предвидели, что будет борьба, готовились к акции 9 марта, к другим протестам. В дни, когда меня задержали, мы ездили по Крыму и забрасывали краской билборды с портретами так называемой местной власти, старались хоть как-то расшевелить людей.

Мокренюк: Почти в каждом городе были воинские части, и мы помогали, чем могли. Кстати, когда я покупал кабели и генераторы для военных, меня спросили, зачем мне так много. Я честно сказал – для наших военных. Мне сделали скидку в 50%. Мы подъехали к части с заднего входа и столкнулись с российскими военными. Они указали нам на находящихся неподалеку казаков и сказали: «Давайте так – после 7 вечера они разбегаются по домам, и тогда вы это все привезите, а мы передадим». Так и произошло – вечером российские военные сами все передали нашим военным. Так что это тоже повод задуматься, можно ли было что-то изменить.