«Ваш прадед – массовый убийца». История сталинского палача и его правнучки из Англии

Тамаре Гречухиной было 15 лет, когда в 1938 году ее отца арестовали и он исчез в застенках НКВД. Вскоре от туберкулеза умерла мать. Окончив десятилетку и курсы медсестер, Тамара стала работать в госпитале. В 1942 году, когда Ростов взяли немцы, Тамару отправили на принудительные работы в Дортмунд. Там она познакомилась с поляком, тоже остарбайтером, и вышла за него замуж. В СССР у нее родственников почти не осталось, и после войны Тамара с мужем поселилась в деревне недалеко от польского города Легница. Во время хрущевской оттепели она узнала о том, что ее отец в феврале 1939 года был расстрелян.

Лишь в 1964-м Тамара Гречухина решается отправить в Верховный совет СССР письмо о судьбе своего отца, упомянув, что он работал вместе с "товарищем Никитой Сергеевичем Хрущевым, который тогда был Первым секретарем партии Украины". Русский язык она уже стала забывать:

"В 1938 году в ноябре месяце он был арестован и след за ним пропал, а нас с матерью вывезли в бараки за город, где мать умерла с горя на скоропостижную чахотку. Я осталась сама без всяких средств в жизни, т.к. наша квартира была опечатана и все имущество было отобрано. <…> В СССР живет мачеха моего отца. От нее я узнала, что всем оставшимся семействам, которых члены семьи при Сталинской власти были арестованы и погибли как мой отец, теперь в СССР выплачивают возмещение убытков. Так как я являюсь единственной дочерью вышеупомянутого Гречухина Дмитрия Дмитриевича, которая потеряла тогда самое дорогое в жизни, отца и мать, которая умерла с горя после ареста отца, прошу вас о вознаграждении за все потерянное имущество и огромные терпения моральные. Мы имеем 6 детей, и нам тяжело всем им дать воспитание и образование. А потому еще раз прошу принять во внимание вышеприведенные обстоятельства и не отказать мне в моей просьбе".

Но Тамара Гречухина получила отказ, поскольку ее отец не был реабилитирован. Вновь она пишет из Польши в Москву, в главную военную прокуратуру 24 года спустя, в разгар перестройки, просит о реабилитации отца, но в июне 1988 года получает отказ.

Проходит почти 30 лет, и внучка Тамары Гречухиной решает выяснить, что случилось с ее прадедом и почему он до сих пор не реабилитирован. Переводчица Агата Оприхал родилась в Польше и сохранила польское гражданство, но уже много лет живет в Англии. Она не говорит по-русски и никогда не была в России. Сведения о своем прадеде она собирает по крупицам, переводя русскоязычные сайты через "Гугл-транслейт".

В американских и британских газетах Агата находит статьи о Денисе Карагодине из Томска, который уже много лет ведет расследование обстоятельств убийства своего прадеда в застенках НКВД, просит у него совета и получает неожиданный ответ: "Ваш прадед – массовый убийца".

"Моя бабушка умерла, когда мне было 12, – рассказывает Агата. – Она не знала, чем занимался ее отец и почему его арестовали. Не знала она и что его казнили. Я никогда не сомневалась, что рано или поздно разберусь в том, что случилось с моим прадедом. У нас большая семья, у бабушки было шестеро детей. Конечно, все хотели узнать правду о дедушке из России, но как-то было не принято говорить об этой истории. Только сейчас, когда я начала разбирать документы и переводить один отрывок за другим, я стала понимать, кем он был. Когда Денис мне написал "Он был массовым убийцей", я в самом деле расстроилась".

Дмитрий Дмитриевич Гречухин родился в селе Наволоки Владимирской губернии в 1903 году. Человек происхождения самого низкого, он ловко воспользовался возможностями, которые предоставлял лозунг "кто был ничем, тот станет всем". За 15 лет Гречухин делает карьеру в меняющих свое название "органах", ее вершина приходится на годы Большого террора. В 1937 году быстро перескакивает из одного кресла в другое в Управлении НКВД по Западной Сибири, потом возглавляет Управление НКВД по Красноярскому краю. Из Красноярска Гречухин пишет в Москву письмо, в котором просит увеличить лимит на расстрел врагов народа. Ему кажется, что 750 человек – слишком мало. На Лубянке легко соглашаются, увеличивают лимит до 6600 человек.

Награда за рвение в Сибири – перевод в феврале 1938 года на борьбу с врагами народа на Украине. На три месяца Дмитрия Гречухина назначают начальником управления НКВД по Одесской области, потом уже в Киеве в чине майора госбезопасности он становится и.о. заместителя наркома внутренних дел Украинской ССР (тот самый период работы вместе с Хрущевым, упомянутый в письме Тамары Дмитриевны).

«Спустя месяц после прибытия в Одессу Дмитрий Гречухин рапортовал в Киев о достигнутых успехах по выселению из приграничных районов области в Казахстан неблагонадежного элемента общим количеством 7691 человек. В марте-апреле 1938 года репрессиям подвергались еврейские религиозные деятели. В застенках НКВД оказалось 29 представителей православной церкви, обвиненных в принадлежности к контрреволюционной фашистской церковной организации. Во время пребывания Гречухина на посту начальника УНКВД по Одесской области (26 февраля-28 мая 1938 года) дальнейшее развитие получили репрессии по «национальным линиям» (преследования греков, поляков, болгар, румын). Дмитрий Гречухин не только был причастен к фальсификации криминальных дел на лиц, якобы «враждебно настроенных против советской власти», но и к организации «конвейера смерти» в Одесской области. Во главе квазисудебного карательного органа (так называемая "тройка НКВД") Д. Гречухин утверждал «революционную законность» в регионе. Тройкой при Управлении НКВД по Одесской области в течение первого полугодия 1938 года было вынесено более 3000 смертных приговоров. Вести беспощадную борьбу с «врагами народа», «шпионами всех мастей» Гречухин с конца мая 1938 года продолжил в статусе начальника особого отдела НКВД Киевского округа и одновременно заместителя наркома внутренних дел УССР. По личному указанию Д. Гречухина в июле-августе 1938 года по всей республике прокатилась волна массовых необоснованных арестов демобилизованных военнослужащих Красной Армии на основании анкетных данных, в которых указывалось, что они являются уроженцами регионов царской России, которые после Первой мировой войны отошли Румынии, Польши, Латвии, Литвы, Эстонии, Финляндии», – рассказывает украинский историк Олег Бажан.

В сентябре 1938 года начинается последний и очень короткий этап карьеры Дмитрия Гречухина – он возглавляет Управление НКВД по Ростовской области. Здесь настает его звездный час – приглашение в Кремль, к Сталину, но за этим недолгим взлетом последовало падение: арест, приговор и казнь. Дмитрий Гречухин решил придумать антисоветский заговор с участием Михаила Шолохова, и Сталину это не понравилось.

О том, что произошло в сентябре 1938 года, мы знаем благодаря письму "чекиста запаса" (он не работал в "органах" с 1923 года) Ивана Погорелова. В 1961 году Погорелов решил детально воспроизвести все обстоятельства своего знакомства с Гречухиным, и его исповедь сохранилась в архиве Шолохова. Когда Погорелова вызвали на встречу с Гречухиным, недавно назначенным в Ростов, он был убежден, что это предлог для ареста. Однако Гречухин огорошил его сообщением о том, что Шолохов, с которым Погорелов был знаком, а также его тесть и еще несколько человек готовят "с помощью закордона" восстание "терских, донских и кубанских казаков" против советской власти. Гречухин сказал, что его вызывали в Москву, потребовали заговор разоблачить и дали задание подослать к Шолохову своего человека, который "умело говорил бы против советской власти". Погорелову предложили стать этим агентом и направить его в станицу Вешенскую. Готов был подробный тщательно разработанный план ареста Шолохова и его окружения, предполагавший и убийство писателя. Погорелов не поверил, что такой приказ мог дать Сталин, и, после долгих раздумий, решил для вида согласиться, но сообщить обо всем и Шолохову, и Сталину.

Погорелов скрывается от людей Гречухина, прячется в стогу, в то время как его преследователи, догадавшиеся об обмане, распространяют слухи, что некий белый офицер убил старого чекиста и выдал себя за него. Но Сталин решает выслушать все стороны – и приглашает в Москву и Погорелова с Шолоховым, и Гречухина с его людьми. Погорелов все рассказывает Сталину ("он внимательно слушал и смотрел мне прямо в глаза, а я смотрел ему прямо в глаза"). Завершается разговор триумфом Погорелова и Шолохова: Сталин объявляет, что они поступили правильно и он им верит. Лишь в одном месте, как думает, выходя из Кремля, Погорелов, он допустил ошибку: сказал Сталину, что не доверяет наркому Ежову. Но вскоре выясняется, что и это было правильно: до ареста Ежова остается несколько месяцев. А еще раньше, 3 декабря 1938 года, арестовывают Дмитрия Гречухина. 22 февраля 1939 года его расстреляли. О том, что случилось с его женой и дочерью, мы уже знаем.

"Я была потрясена, когда прочитала, что он повинен в стольких злодеяниях, – говорит Агата Опирхал, живущая в Англии правнучка Дмитрия Гречухина. – Но я хочу узнать все до конца. И хочу разыскать родственников в России. У Гречухина была сводная сестра, которая приезжала в Польшу до моего рождения и переписывалась с моей бабушкой. Они жили в Кривом Роге. У нее были дети, но потом переписка прекратилась, и мы потеряли контакт с ее семьей".

Агату Опирхал заинтересовала опубликованная в газете The Guardian статья журналистов Радио Свобода о Денисе Карагодине, который ведет расследование убийства своего прадеда, и Владимире Яковлеве, рассказавшем, что его дед был сталинским палачом. "Похоже, наступило время для внуков и правнуков жертв и организаторов Большого террора заговорить о прошлом", – размышляет Агата. Она собирается писать запрос в ФСБ, однако шансов на то, что ей позволят ознакомиться с делом ее прадеда, очень мало, поскольку он был арестован за "нарушение социалистической законности" и не реабилитирован.

Письмо Агаты Опирхал – не первое сообщение от родственников сотрудников НКВД, которое получил Денис Карагодин. В ноябре 2016 года к нему обратилась внучка Николая Зырянова, одного из чекистов, причастных к гибели его прадеда. Юлия поблагодарила Дениса за его расследование и попросила у него прощения. "Задача следующих поколений просто не замалчивать, все вещи и события должны быть названы своими именами. И цель моего письма к вам – это просто сказать вам, что я теперь знаю о такой позорной странице в истории своей семьи и полностью на вашей стороне", – написала внучка чекиста.

Денис Карагодин в течение нескольких лет устанавливал обстоятельства, которые привели к аресту и убийству его прадеда в Томске. В первую очередь его интересуют сотрудники советских спецслужб, которые прямо или косвенно участвовали в этом преступлении. Денис рассчитывает, что в ближайшее время ему удастся довести дело об убийстве его прадеда до суда, создав таким образом прецедент для других родственников жертв советской репрессивной машины.

Денис Карагодин рассказал Радио Свобода о том, что он думает об истории Агаты Опирхал и о том, как продвигается его расследование.

– Шансов на то, что Агата получит доступ к делу своего прадеда в архивах ФСБ, очень мало?

– Дмитрий Гречухин был признан нарушителем "социалистической законности" и расстрелян в феврале 1939 года. В конце 80-х годов его дело пересматривалось, но в итоге все осталось без изменений – в реабилитации было вновь отказано.

Здесь нужно сразу разъяснить, что за формулировкой "нарушение социалистической законности" скрывается не что иное, как "ключевая и ведущая роль в массовых убийствах заведомо невиновных советских граждан", еще встречается синоним: "необоснованные политические репрессии" – означает то же самое.

И так, Дмитрий Гречухин – массовый убийца, это установленный факт, причем неоднократно подтвержденный государством (которое само его на эту "работу" в свое время, кстати, и подрядило).

Поэтому в доступе к "расстрельному" делу Гречухина Агате будет, скорее всего, отказано по формальным основаниям. Таков закон. Во всяком случае был таковым, на момент моего последнего к нему обращения.

– Во всех случаях, если осужденный не реабилитирован, в доступе к его делу отказывают даже близким родственникам?

– Да, к сожалению, это так. Однако, не все так плохо. Агата может сделать запрос в ФСБ, т. е. по месту постоянного архивного хранения дела, и апеллировать к тому, что с момента создания документа прошло уже более 75 лет и поэтому ограничения для нее (как для прямого родственника) должны быть сняты. Возможно, это сработает. Но, опять же это все, если мы говорим именно про формальный вариант доступа к материалам.

В случае, если этот сценарий реализуется, то перед нами открываются достаточно широкие перспективы. Потому что тогда не только Агата, но другие исследователи смогут получить доступ к подобным делам. Например, в Управлении ФСБ России по Томской области на постоянном архивном хранении находится аналогичное дело, но только в отношении начальника Томского горотдела НКВД Ивана Овчинникова – прямого виновного в убийстве моего прадеда Степана Карагодина. Получив к нему доступ, мы сможем найти действительно много интересного.

Ну, вот опять же что значит интересного? В случае и Овчинникова, и Гречухина там будет полный состав по методам того самого нарушения "социалистической законности", то есть сценарии фальсификаций и практики ведения процедуры массовых убийств. Дела сформированы самими же чекистами, зачастую либо подчиненными, либо кем-то, кого они просто знали лично. Когда по тебе работает "свой" – это самое опасное, поэтому доступ к подобным делам – большая исследовательская удача, если не сказать больше – настоящий информационный пир!

Некоторые, пользуясь своим служебным положением, даже делали на этом академические карьеры. Например, бывший сотрудник Управления КГБ по Томской области полковник Валерий Уйманов защитил относительно недавно докторскую диссертацию как раз вот по этим материалам фонда архива Управления КГБ/ФСБ по Томской области (в том числе и на материалах дела Овчинникова). Тут, знаете ли, дело такое. Причем интересно то, что ссылки на документы есть, а проверить их нельзя (потому что доступа к ним нет)! Хотя в случае с Уймановым лично у меня нет ни малейшего сомнения, в том, что все указанные им источники 100% верны. В этом отношении к нему как автору не может быть никаких претензий; все остальное – это уже стилистические расхождения, авторские акценты и личные позиции. Пользуясь случаем, сердечно благодарю Валерия Николаевича за частичную засветку достаточно интересных материалов и сведений.

В случае же Агаты важным будет следующее – она точно узнает причины, приведшие ее прадеда к смерти, кроме того, теоретически может выяснить, кто именно его расстрелял, хотя я предпочитаю даже в случае Гречухина говорить "убил", а не "расстрелял". На этом собственно все. Всю остальную информацию по нему она может свободно (ну или почти свободно) получить по иным источникам и архивам.

– Была известная история с внучкой Николая Зырянова, теперь вам написала Агата Опирхал. Были ли еще случаи, когда родственники сотрудников НКВД к вам обращались?

– На сайт действительно продолжают писать. Сейчас, конечно, не так много, как пике медийного хайпа конца 2016 года, когда только через контактную форму я получал по письму каждые 15 секунд (и это без учета комментариев в социальных сетях и общего фидбека), но все же… Иногда бывают действительно интересные письма; но весь поток опять же перерабатывается, что называется "под задачу", используется как источник или ресурс.

Бывают сообщения и от людей, представляющихся потомками сотрудников НКВД, упоминаемых в материалах сайта; как правило, это всегда комментарии к постам, из серии "это все ложь", или "на самом деле он бы хороший человек, что бы вы о нем здесь не писали" и т. д. В общем, ничего интересного.

А вот такие письма, как от Агаты или Юлии, – это совершенные особые, единичные случаи, я называю такие ситуации "гуманитарные исключения".

– В истории Дмитрия Гречухина, хотя она достаточно типичная, есть интересная деталь: то, что он копал под Шолохова…

– Кстати, у Дмитрия Гречухина было только 4 класса образования, вы знали об этом? Вообще, Гречухин мне был интересен, лишь поскольку он упоминался в тексте, посвященном Сибирскому военному округу, по которому я серьезно работал, выявляя там сеть чекистов-особистов. На тот период времени он был в звании капитана ГБ и одновременно занимал должности помощника начальника УНКВД по ЗСК, начальника 5-го отдела УГБ, являлся заместителем начальника ОО ГУГБ НКВД Сиб-ВО, а позже и начальника УКНВД Красноярского края. Собственно, на этом у меня по нему все; больше я его не разрабатывал, он мне был не нужен, так как к делу моему отношения не имел… Хотя и упоминается в материалах на сайте – это да. Когда мне написала Агата, я пробил его по базе, и он проявился. Собственно, это вся история. Дальше еще немного беглого ресерча, и вот я уже подсказываю Агате, как лучше сформировать запрос для доступа к его делу. Человек искренне хочет все узнать, почему ему не помочь?

– Как продвигается ваше расследование?

– О! Расследование вышло на крейсерскую скорость и заняло свой расчетно-фазовый информационный эшелон. Если кратко, то основные последние успехи таковы:

1) Выявлены фотографии на всех палачей (с подробными биографическими сведениями, вплоть до таких, например, как медицинские характеристики зрения – какой плюс-минус и на какой глаз; дальнейшая карьера, ведомственные документы и т. д., очень много данных, вплоть домашних адресов и наличие домашнего животного – с фотографиями!

2) Собраны дополнительные сведения на многих других убийц, занимавшихся фабрикацией обвинения; например, абсолютного маньяка прокурора города Томска Пилюшенко Николая Лаврентьевича (данные по которому были закрыты, это был совершено отдельный и многолетний квест с включением МВД, Прокуратуры и ФСБ); а также людей, осуществлявших политическое прикрытие массовых убийств – например, руководителя города Томска в 1936–1937 годах товарища Куравского Саула Зиновьевича и др. Отдельно идет работа по прокурору Баркову, представившему Ежову и Вышинскому материалы по моему прадеду Степану Карагодину. Бонусом – вскрыт почти полный кадровый состав Томского горотдела НКВД, выявлены дополнительные сведения на ряд ключевых сотрудников…

4) Сторонние люди (чьи родные были убиты в Томске), опираясь на опыт моего расследования, пошли тем же путем, что и я – запрашивают документы, акты расстрелов – сверяются с моей базой, находят "своих" убийц; присылают мне данные, мы вскрываем расстрельные бригады. Я называю этот метод "сетка". Все отлично работает. Кроме того, мне известен уже как минимум один случай, когда человек настроен так же решительно, как и я – хочет добиться привлечения к уголовной ответственности виновных в убийстве своего родственника.

– Все происходит гладко, никому не отказывают?

– Пока проблем нет, ведь фреймворк создан, он рабочий. Просто бери и делай. Я очень доволен.

– На сайте Радио Свобода опубликовано интервью с историком Олегом Бажаном, который занимается расследованием в том же направлении, собирает данные о сотрудниках НКВД, участвовавших в массовых репрессиях на территории Украины. И там эта программа существует на государственном уровне. Какое у вас впечатление от того, как она осуществляется?

– Во-первых, не в "массовых репрессиях", а в "массовых убийствах", а во-вторых, смею заметить, что сбор подобных сведений в России и Украине отличается колоссально. В Украине весь корпус документов на эту тему полностью открыт (и судя по тому, что вы мне сейчас сообщили, это еще и поддерживается государством), в России же все эти сведения либо полностью закрыты, либо доступ к ним серьезно ограничен.

Кроме того, положа руку на сердце, честно вам сажу: меня совершенно не интересуют абстракции (или любые разговоры "в общем"), я занимаюсь совершенно конкретным, абсолютно частным, личным семейным делом – конкретным уголовным убийством; и только им.

Кстати, в статье на которую вы ссылаетесь, упоминается Алексей Тепляков, новосибирский историк, – это блестящий специалист, суперпрофессионал, всем рекомендую его статьи, книги, да и вообще любые его публикации или интервью; лучшего эксперта в России по этой теме не найти.

Что же касается неисториков, то сейчас в Томске идет совершенно конкретная, предметная работа по привлечению к уголовной ответственности совершенно конкретных причастных к убийству Карагодина Степана Ивановича лиц (от машинистки Томского горотдела НКВД, водителей "черного воронка" и палачей, и далее по всей цепочке ответственных – до состава Политбюро со Сталиным во главе); здесь нет никаких абстракций, все четко: вот документ, вот подпись, вот последствия этой подписи, вот акт об убийстве, вот следы сокрытия следов убийства и т. д. – это чисто уголовный кейс, не исторический и не гуманитарный, и я это особо подчеркиваю.

Задача на ближайшие недели – опубликовать массив исключительной по ценности информации, выявленной на сотрудников Томского горотдела НКВД. Включая, например, фотоальбом отдыха на курорте в Сочи в 1938 году конкретных палачей Томского горотдела НКВД, направленных туда по линии НКВД поправить свое здоровье после совершенных ими массовых убийств в 1937–1938 годах. Ценность этого фотоальбома еще и в том, что на нем в плавках на пляже загорают и в шахматы играют не только томские палачи, но и их коллеги со всего СССР.

Все, о чем я сейчас вам рассказал, всего лишь несколько самых ярких и наглядных примеров; а ведь существует и множество непубличных линий, о которых я пока просто не могу говорить.

Поэтому, возвращаясь к вашему вопросу, скажу так: всем, кто интересуется темой, я рекомендую все же повнимательней присмотреться именно к Томску, потому что, возможно, все в итоге произойдет именно здесь.

Денис Карагодин готов ответить на вопросы на своем сайте. Агата Опирхал будет рада любым сведениям о судьбе ее родственников, живших в советские времена в Кривом Роге.