«Навальный открыл калитку»

Одним из главных итогов воскресных митингов в России стало заметное "омоложение протеста". Практически все наблюдатели и участники акций отметили огромное количество подростков и молодежи старшего школьного возраста среди вышедших на улицы и площади российских городов. Эти люди родились в начале нулевых годов, не видели иной жизни, кроме как при Путине, ни разу не голосовали на выборах, не участвовали в массовых акциях протеста, но неожиданно для многих оказались крайне неравнодушными к происходящему в России.

"Молодые – это та среда, в которой легко вспыхивает и размножается мода. И мода на протест может стать чрезвычайно привлекательной, нарастающей лавинообразно", – говорит политолог и социолог, президент стратегического фонда ИНДЕМ Георгий Сатаров.

Подводя итоги воскресных акций протеста в российских городах, эксперт констатирует: в сложившейся ситуации у власти нет хорошего хода. "Нынешние игры Кремля в квазичестные выборы крайне важны Путину не для украшения лица, а по жизненным показаниям. Он крайне зависим от своей "вертикали", которая обеспечивает его "президентство" и, стало быть, прекрасно знает цену его легитимности. Он мечтает выскользнуть из-под этой зависимости. Второе. Сегодня власть установила рекорд задержания в Москве и в некоторых других городах. Не говоря уж о беспрецедентности самой акции по географическому охвату и по составу: вышли молодые, "непоротое поколение". И что теперь делать власти? Если начать драконить молодежь и изолировать их кумира Навального, следуя сценарию "Болотной", то можно ставить крест на сценарии квазичестных, а Путину – снова попадать в зависимость от "вертикали". Если же спускать на тормозах и делать вид, что ничего не произошло, то высок риск следующий раз получить улицу на порядок большую по масштабу. И это может стать началом конца", – пишет политолог в фейсбуке.

О роли нового поколения в российской уличной политике и о том, каким может быть продолжение воскресных протестов, Георгий Сатаров рассказал в интервью Радио Свобода.

– Анализируя воскресные события в Москве и в России, вы увязали два тезиса. Во-первых, что нынешние игры Кремля в "квазичестные" выборы крайне важны Путину, который очень зависим от своей "вертикали". И он мечтает выскользнуть из этой зависимости. И, во-вторых, что власть в воскресенье установила рекорд задержаний в Москве и в некоторых других городах. И поэтому власть оказалась в цугцванге – любое дальнейшее действие приведет к ухудшению ее положения. Так все-таки что теперь будет делать власть?

– То, что я сформулировал, никак не облегчает прогноз – как раз в силу вот этой неопределенности, тупиковости ситуации. На это накладывается еще куча всяких вещей. Немецкий социолог Никлас Луман в свое время написал, что "сила власти определяется числом степеней свободы, которые она в состоянии дать обществу". Насилие, которое мы видели вчера, – это проявление слабости. Это проявление страха, связанного с этим ощущением слабости, ощущение абсолютного непонимания ситуации. Говорили, что выросло поколение, которое не знает жизни, кроме как при Путине. Оказалось, что при нем оно не видит жизни вообще!

Нужно вспомнить, что уже больше 10 лет подряд Кремль смотрит на "оранжевые" и прочие революции, примеряет их на себя. Тут ими вспоминается, что последние революции в Северной Африке совершались именно молодежью. И тут власть видит эту возмущенную молодежь. Это усугубляет страх. Попытайтесь поставить себя на их место, с достаточной долей фантазии – у вас просто зашевелятся волосы. С другой стороны, вы ограничены в применении насилия, потому что вам предельно не хочется выходить за рамки, заданные эталоном Лукашенко. Выход за эти рамки чреват очень неприятными последствиями, о которых они не хотят думать. Добавьте к этому склоки внутри власти, неоднородность представлений о том, что происходит, что нужно делать и прочее, прочее. Поэтому в этой ситуации предсказывать что-то, отвечать на вопрос: "А что же они будут делать?" – я бы не взялся.

– Акции 26 марта действительно называют беспрецедентными за последние годы – и по составу участников, и по охвату. Это то самое "непоротое поколение" вышло на улицы?

– Конечно! Многие об этом поколении писали, и Лия Ахеджакова, и другие. Тут много важных обстоятельств. Во-первых, любой кризис сказывается, прежде всего, на двух категориях – на людях сравнительно слабозащищенных, преклонного возраста, и на молодых, для которых ситуация затруднена в результате конкуренции на рынке труда. Они это чувствуют очень серьезно. Во-вторых, это поколение, про которое власть думала, что она в состоянии промывать ему мозги. Но это поколение живет уже в другой информационной среде. Вся стратегия власти нацелена, грубо говоря, на информационное потребление пенсионеров. А у них совершенно другое потребление, совершенно другое информационное поведение. Власть не готовила свои технологии к влиянию именно на этих людей. Наконец, молодые – это та среда, в которой легко вспыхивает и размножается мода. И мода на протест может стать чрезвычайно привлекательной, лавинообразно нарастающей. Тут много факторов, которые в состоянии привести власть в панику. Если бы они пытались действовать рационально, если размышлять о том, чтобы они могли делать, то, конечно, надо было рушить эту их практику абсолютного отсутствия диалога с обществом, и прежде всего, с обществом, говоря старым языком, инакомыслящих. В состоянии они это сделать или нет – сказать трудно.

– Про протесты старые и новые. Как вы считаете, это совсем новые протесты, новые люди? Или они приняли эстафету у тех, кто выходил на акции в 2010-2012 годах? У организаторов и участников Болотной? В конце концов, и тогда, и сейчас у них один и тот же лидер – его зовут Алексей Навальный.

– Это только в коммунистической мифологии существовало клише об эстафете поколений. В других языках нет этого понятия, потому что оно противоречит природе вещей. Молодые отрицают предыдущие поколения, а не перехватывают с гордостью эстафету.

– Но прошло-то совсем немного времени. Мы говорим о промежутке в 5 лет, а не в 20.

– Это не значит, что поскольку промежуток маленький, то они и перехватывать будут, – смотрите на живые примеры. Навальный и здесь оказался человеком, который почуял спрос. Неправильно думать, что он их поднял. Он оказался им адекватен в этом возникающем спросе. Невозможно поднять людей, если они не хотят, если им это не нужно. Тут важен спрос. Обратите внимание: несмотря на то, что Навальный был арестован в самом начале, несмотря на то, что никаких явных лидеров, на которых можно было бы ориентироваться, не было, это все продолжалось, и очень интенсивно. Просто потому, что они пошли туда, куда они хотели бы пойти. Навальный лишь помог открыть калитку.

– Навальный придумал объединяющую всех тему борьбы с коррупцией. Все, кто сейчас активно обсуждает это в русском интернете, говорят, что это было гениально. Он осознанно выбирал молодежь в качестве своей целевой аудитории?

– В репортаже вчера дотошные репортеры "Дождя" спрашивали: "Вот вы вышли против коррупции. А вы сталкивались с коррупцией?" У молодых людей отвисала челюсть. Лозунги там звучали другие. Вначале шли стандартные заготовки, а потом вплоть до "Путин вор" и "Отдайте нам нашу страну", "Мы здесь власть". Вот, если хотите, пример эстафеты поколений. Но там были люди и с предшествующих протестных акций. Они могли это скинуть. Это было проявление общего недовольства страной, в которой позорно жить.

– Российская власть, кажется, в какой-то момент начинала понимать, как важно завлечь молодых людей. Все эти сборища на Селигере, "Наши", "Молодая Гвардия "Единой России" и т. д. Получается, что никаких хунвейбинов воспитать у нее не вышло, несмотря на вложенные средства и силы?

– Они собирали очень прагматичных ребят. Конечно, с какими-то попытками представить какую-то идеологическую эклектику или возбудить их против кого-то. Ты против кого-то возбуждаешь, а потом через несколько лет оказывается, что это мишень ложная или в прямом смысле слова убитая, как в случае Немцова. И это уже не работает. Поэтому это было обречено с самого начала. И где они были, эти хунвейбины в 2011-2012 году, где они были вчера? Не было их нигде. Они растворились.

– Привычная картина мира поменялась на наших глазах. Полиции эта молодежь, которая вчера протестовала, не просто не боялась, она ей в лицо смеялась. Очень много смелости было заметно. Но смелость ведет к радикальным способам борьбы. Сейчас на смену мирным протестам могут прийти протесты силовые?

– Конечно, это все зависит от власти. Только она в состоянии это предупредить и не допустить этого. Причем это абсолютно бессмысленно. Пример всех стран без исключения показывает, что насилие бессмысленно. Оно ведет только к одному – к ответному насилию. Не видеть этого, не понимать – нужно быть абсолютно дебилами или запуганными недоучками и придурками. Есть, в общем, неглупые люди во власти, которые в состоянии это проанализировать и понять. Против них насилие бессмысленно.

– Власть в последние годы смогла провести полную деполитизацию, разгромить все центры независимой политической гражданской активности. Общество в целом удалось запугать. И вот мы сейчас с вами рассуждаем о смелости, которую мы наблюдали, и о том, что власть себя поместила в какую-то скороварку, с которой может сорвать клапан, в этот цугцванг, вашими словами. Почему все-таки людям не дали выйти на улицу спокойно, не доводя до крайности? Вы же говорите, что есть люди во власти, которые все понимают.

– Первое – это фантастическая привычная близорукость, в смысле абсолютного непонимания самой сути политических процессов, и неумение считать хотя бы на два хода вперед. Второе: если там кто-то и есть, кто в состоянии это делать, то не они заказывают музыку на улице. Третье обстоятельство – может быть, наиболее важное: Путин обычно отстраняется от принятия каких-то решений в такой ситуации и отвечает: "Ну, вы там сами разбирайтесь. Вы поставлены на месте с тем, чтобы самим решать эти вопросы". Они и "решают", в меру своего понимания. Нет настоящего центра политического предвидения, политической стратегии принятия решений, которые будут реально адекватно исполняться. Власть находится в совершенно разобранном состоянии.

– Один мой коллега вчера написал: "Считалось, что российский народ готов жить в условиях социального контракта "сытость и стабильность в обмен на свободу", но он не готов терпеть откровенные нарушения условий этого контракта властью". Идет ли речь о понимании демократии как в большей степени справедливости (в кавычках, не в кавычках), чем свободы?

– Отчасти это, конечно, верно. Потому что свобода у российского народа была отобрана уже давно. И все, что происходило после этого, это вопиющее наступление на самые обыденные и банальные представления о справедливости, когда власть выглядит откровенно, эпатажно по-хамски. Конечно, люди любых политических представлений, в т. ч. представлений о ценности свободы, не могут это терпеть бесконечно.

– Как вы сами относитесь к Навальному? Насколько серьезным политиком он стал именно после вчерашнего дня? Можно ли говорить, что теперь все остальные главные, известные оппозиционные лидеры уже никому не нужны, никто за ними не пойдет?

– Ну, фамилии этих лидеров более-менее очевидны. Их не так много уже осталось, осколков 90-х или начала нулевых. С моей точки зрения, они перестали быть нужными и до вчерашнего дня. Это продемонстрировали, просто вопиющим образом, парламентские выборы. Только слепой мог не заметить их абсолютную импотенцию. Более того, даже абсолютное отсутствие желания потенции, я бы сказал так. Что касается Навального. Я не приучен оценивать политиков, как невесту или жениха, знаете, как в "Женитьбе" Гоголя. Я подхожу к этому как ученый-аналитик, абсолютно функционально. Сейчас, конечно, у Навального есть задатки человека, который может, не без шансов, метнуться лбом на эту трухлявую стену. Но у него есть один политический недостаток – он очень слабый командный игрок. В нем желание непрерывного наращивания индивидуального ресурса преобладает над желанием добиться политического результата, в т. ч. кооперативными способами. В данный момент это единственное, что может его серьезно подвести. Потому что по мере наращивания спроса, по мере естественного вытеснения этих ошметков старой оппозиционной политики будет нарастать спрос на новых лидеров. И будут появляться те, кто может составить ему конкуренцию, в том числе именно как игроки коллективные, что в нынешней ситуации крайне важно.