Международный суд ООН в Гааге 19 апреля вынес два решения, которые каждая из сторон – Украина и Россия – рассматривают как собственную победу. Суд потребовал от России уважать права крымских татар, восстановить деятельность крымскотатарского Меджлиса и обеспечить преподавание украинского языка в Крыму. Суд не потребовал от России прекратить поддержку сепаратистов на Донбассе и обеспечить контроль над российско-украинской границей.
На самом деле суд вынес решение не в пользу Украины или России, а в пользу себя, считает юрист, специалист по международному праву Владимир Гладышев:
– Это только промежуточное, первоначальное решение о срочных, как сказал суд, предварительных мерах, которые запросила Украина. Для того чтобы дать ответ на вопросы, поставленные Украиной, суду, прежде всего, нужно было дать ответ на вопрос "Какова юрисдикция суда? Где полномочия самого суда?
Суд впервые дал такое толкование своих полномочий по данным двум конвенциям. Прежде всего, в отношении Конвенции по финансированию терроризма – она означает теперь не совсем то, что означала раньше. У суда есть гораздо больше возможностей судить государство за несоблюдение данной Конвенции. Грубо говоря, суд сказал: "Мы компетентны во всем. И мы способны давать государству обязательные указания по очень широкому кругу вопросов, гораздо большему, чем это предполагалось раньше". Вот это, наверное, самое важное.
– В чем это проявляется? И почему вы сказали, что Конвенция о борьбе с финансированием терроризма означает теперь не совсем то, что она означала раньше?
– Конвенция по финансированию терроризма, как и все конвенции такого рода, достаточно однотипна. В ней говорится о том, что каждое государство в рамках своего суверенитета будет принимать некие меры. То есть мы договорились, что у нас у всех будут эффективные законы, соответствующие определенным правилам, и мы будем по этому поводу сотрудничать. Фактически речь шла о принятии единообразного, унифицированного внутригосударственного законодательства. В рамках этого законодательства предполагалось также сотрудничество на уровне правоохранительных органов. Суд истолковал это совершенно по-другому. Он сказал, что вот это обязательство сотрудничать в рамках Конвенции по финансированию терроризма – это совершенно самостоятельное обязательство государств, которое не сводится к принятию унифицированного законодательства. Это что-то такое совсем широкое. Если я считаю, что вы недостаточно сотрудничаете – финансируете, то я могу вас привести в Международный суд.
– А почему Украине отказали по первому пункту – по борьбе с финансированием терроризма, с вашей точки зрения?
Суд как бы сказал: "Вы, Украина, не доказали даже в первом приближении, что самолет не был сбит случайно
– Украине сказали очень интересно. Суд истолковал статью 2 Конвенции. Речь шла о малайзийском "Боинге". Что сказал суд? Суд сказал, что, да, малайзийский "Боинг" потерпел крушение. Он не сказал, кто его сбил. Он сказал, что, да, потеряли человеческие жизни. Но для того, чтобы было более-менее перспективное дело в рамках Конвенции о финансировании именно терроризма, Украине надо было показать хотя бы на первом этапе, хотя бы приблизительно, не доказывая это окончательными фактами, а хотя бы показать, что у нее есть основания полагать, что самолет был сбит специально. Суд как бы сказал: "Вы, Украина, не доказали даже в первом приближении, что самолет не был сбит случайно. У вашего дела нет абсолютно никакой судебной перспективы в этом отношении. Вы не показали, что за гибелью "Боинга" стоит умысел тех людей, которые его сбили". Вот что сказал суд.
Умысел – это один из терминов, который содержится в статье 2 Конвенции. Там написано, что терроризм – это не просто действие, которое привело к гибели людей, к угрозе их жизни. Это действие, которое а) совершено с умыслом и б) направлено на то, чтобы заставить правительство государства принять определенные действия. Вот этих двух элементов суд не усмотрел.
По второму эпизоду ситуация была немножко другая. Когда суд говорил о ситуации с Меджлисом и о ситуации с украинским языком, он ссылался на заключение ооновских структур и международных организаций. В ситуации с Меджлисом он ссылался на заключение а) Верховного Комиссара по делам беженцев и б) на заключение ОБСЕ. Почему это важно? Есть такая норма международного права. Некоторые особо важные решения на международном уровне, как, например, применение силы, не могут приниматься на основе односторонней информации. Мы говорим: вот наша разведка считает, что у вас есть химическое оружие, его применили. Это нарушение международного права не только потому, что 51-я статья Устава ООН нарушается, но и потому, что нет заключения международно признанных экспертов либо нет решения сторон о фактах, которые обе стороны признают. Скажем, в Грузии, в грузинской ситуации это было. В отношении "Боинга" ничего международно признанного нет. Поэтому суд здесь был очень осторожен. В отношении ситуации в Крыму такие решения были. Всегда надо иметь в виду, что решения на уровне международно-правовых институтов могут быть обоснованы, если они основываются на фактах, которые не просто заявлены одной стороной, а которые являются установленными по взаимосогласованной процедуре либо по процедуре международных организаций, которые по умолчанию предполагаются объективными, – объясняет юрист Владимир Гладышев.
О том, как оценивают решение суда в Киеве, – украинский эксперт-международник, доктор юридических наук Борис Бабин:
Та логика, с которой Украина пришла в суд, те тезисы, которые прозвучали в суде, – были уязвимы как минимум на этапе диалога
– Главный вывод из промежуточного решения суда ООН – международное право помогает тем, кто с ним работает. И международное право выше каких-либо политических хотелок, желаний. Мы увидели, что там, где собраны четкие доказательства и пройдены все необходимые процедуры, международная юстиция становится на сторону правды и требует прекратить нарушения. Там же, где суд видит возможность дальнейшего разбирательства, а точнее событий, происходящих на оккупированной территории Донбасса, мы можем констатировать, что та логика, с которой Украина пришла в суд, те тезисы, которые прозвучали в суде, – были уязвимы как минимум на этапе диалога. Я не скажу, что они проигрышные, но они не такие безоговорочные, как в случае с Конвенцией о ликвидации всех форм расовой дискриминации. Ну, не каждый день в мире запрещают представительские организации коренных народов. Это нужно было России постараться. Очень сложно было представить, что суд закроет на это глаза. А в случае с обвинениями России в финансировании терроризма мы видим, что суд указал Украине на работу над ошибками, отметил те положения иска, которые, по мнению суда, являются недостаточно обоснованными. Думаю, что у Украины есть время, чтобы исправить эти недочеты.
– В своем промежуточном решении суд ООН обязал Россию возобновить в Крыму деятельность Меджлиса крымских татар и восстановить там обучение на украинском языке. Вы полагаете, что Москва выполнит эти требования?
Ну, откроют в присутствии телекамер пару классов. Скажут, вот мы открыли – и никакой проблемы нет. Для Кремля это не будет таким болезненным ударом, как восстановление деятельности Меджлиса
– Думаю, что России, естественно, не будет возобновлять деятельность Меджлиса. Для них это огромный удар по политическому имиджу. Что же касается украинских школ, то здесь для России ситуация не такая жесткая. Ну, откроют в присутствии телекамер пару классов. Скажут, вот мы открыли – и никакой проблемы нет. Для Кремля это не будет таким болезненным ударом, как восстановление деятельности Меджлиса, который шельмовали последние три года, и теперь им сложно будет отыграть назад физически.
– Как, по вашему мнению, могут развиваться дальнейшие события при рассмотрении этого дела, в котором суд ООН признал свою юрисдикцию?
– Если американские юристы из Covington & Burling LLP, с которыми сотрудничает по этому делу украинская сторона, будут хорошо работать и украинский МИД как минимум не будет им мешать, то Украина сможет добиться обсуждения этого вопроса, например, на Генеральной ассамблее ООН и Совете Безопасности ООН. Если мы возьмем эти конкретные ситуации, в частности, по дискриминации в Крыму, то есть и другие международные инстанции, в частности Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ), есть профильные институты ООН, там есть соответствующие заявления и жалобы Украины. Вот для них даже это промежуточное решение суда в Гааге будет иметь достаточно большое значение. Думаю, что это поможет тому же Меджлису крымских татар быстрее пройти все процедуры и добиться решения в ЕСПЧ. И в любом случае политическое значение решения Гаагского суда будет огромным. Это будет достаточно существенная поддержка Украине в любой стране мира, где уважают решение суда ООН или хотя бы его позицию.
– Можно ли утверждать, что по первому вопросу – относительно обвинения Киевом Москвы в финансировании терроризма на Донбассе – украинская позиция гораздо слабее российской?
Когда из-за линии фронта обстреливают гражданский объект – это не столько финансирование терроризма, сколько просто военное преступление
– В ситуации с финансированием терроризма не все так просто, как кажется. Дело в том, что сама Украина в свое время загнала себя в своеобразный логический тупик. Если говорить откровенно, то Донбасс оккупирован Россией. Там находится оккупационная гражданская администрация России и формирования ее Вооруженных сил. Их деятельность подлежит оценке, в первую очередь, в рамках Женевской конвенции об оккупации и правил войны. Международная конвенция о борьбе с финансированием терроризма немного о другом – она о деятельности каких-то независимых или полунезависимых от государства автономных структур, которые совершают террористические акты. А когда из-за линии фронта обстреливают гражданский объект – это не столько финансирование терроризма, сколько просто военное преступление. И во время предварительных слушаний по этому делу в Гааге Россия достаточно цинично об этом говорила. Российские представители отмечали: вы не доказали, но представим, что на Донбассе есть российские солдаты, и представим, что они убили мирных украинцев. Где здесь терроризм? Здесь не терроризм, а военное преступление. А это совсем другая конвенция. Думаю, Россия и дальше будет настаивать именно на такой своей позиции, – считает эксперт-международник Борис Бабин.
В МИД Украины назвали конструктивным подход Международного суда ООН по делу "Украина против России", несмотря на то что он отказался утверждать временные меры в той части, которая касается событий на Донбассе. "Суд признал логику Украины в подходах к применению Конвенции по противодействию финансированию терроризма. У Украины есть достаточно понимания, какие именно доказательства мы будем представлять на стадии слушаний по существу. К тому же, суд вернулся к вопросу событий на востоке Украины по собственной инициативе и определил, что ожидает от сторон работы над полным выполнением Минского пакета мер (по урегулированию конфликта на Донбассе)", – написала глава украинской делегации в МС ООН, замминистра иностранных дел Украины Елена Зеркаль на своей странице в фейсбуке.
В иске Украина просит суд признать ответственность России "за террористические акты, совершенные в Украине ее ставленниками". К терактам, вину за которые, по мнению Киева, несут группировки "ДНР" и "ЛНР", причисляют, в частности, атаку на малайзийский Boeing MH17, подрыв автобуса под Волновахой, обстрел жилых районов Мариуполя Краматорска, Авдеевки, а также взрыв на митинге в Харькове. Кроме того, Украина заявляет, что Москва ведет в аннексированном ею Крыму "целенаправленную кампанию запугивания" против крымских татар и украинцев, и напоминает, что действия России на полуострове были осуждены Генеральной Ассамблеей ООН. Весной 2016 года подконтрольный России Верховный суд Крыма объявил Меджлис крымскотатарского народа экстремистской организацией и запретил его деятельность на территории полуострова. Председателю Меджлиса Рефату Чубарову и его предшественнику Мустафе Джемилеву нынешние крымские власти в 2014 году запретили въезд на полуостров.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: