Забытая победа: поход Болбочана на Крым. Черноморский флот

22 апреля – особая дата в украинской военной истории. В этот день в 1918 году войска Петра Болбочана прорвали большевистские укрепления на Чонгаре и двинулись на освобождение Крыма. К 99-летию одной из самых выдающихся кампаний Украинской революции предлагаю вашему вниманию цикл «Забытая победа». В этот раз речь пойдет о силах и планах крымских большевиков.

С первым материалом цикла «Забытая победа» можно ознакомиться здесь, со вторым –​ здесь.

14 марта 1918 года, в день падения советской власти в Одессе, Владимир Ленин писал чрезвычайному комиссару в Украине Серго Орджоникидзе:

​«Товарищ Серго! Очень прошу Вас обратить серьезное внимание на Крым и Донецкий бассейн в смысле создания единого боевого фронта против нашествия с Запада. Убедите крымских товарищей, что ход вещей навязывает им оборону, и они должны обороняться независимо от ратификации мирного договора. Дайте им понять, что положение Севера существенно отличается от положения Юга и ввиду войны, фактической войны немцев с [советской] Украиной, помощь Крыма, который (Крым) немцы могут мимоходом слопать, является не только актом соседского долга, но и требованием самообороны и самосохранения. Возможно, что Слуцкий, не поняв всей сложности создавшейся ситуации, гнет какую-либо другую упрощенную линию – тогда его нужно осадить решительно, сославшись на меня. Немедленная эвакуация хлеба и металлов на восток, организация подрывных групп, создание единого фронта обороны от Крыма до Великороссии с вовлечением в дела крестьян, решительная и безоговорочная перелицовка имеющихся на Украине наших частей на украинский лад – такова теперь задача… Втолкуйте все это, товарищ Серго, крымско-донецким товарищам и добейтесь создания единого фронта обороны».

​

Письмо это появилось неслучайно. По условиям Брестского мира 3 марта 1918 года, российские войска должны были покинуть территорию Украины и не оказывать поддержку местным коммунистам. В реальности отряды Красной армии просто меняли название и оставались воевать с наступавшими украинскими и немецкими войсками. Для их прикрытия были образованы несколько буферных «советских республик», от чьего имени якобы и велись боевые действия. Что касается Крыма, то его судьба оставалась неопределенной. По Третьему Универсалу полуостров не входил в состав Украины, поэтому большевики, захватившие там в январе власть, надеялись избежать конфликта с Киевом и его союзниками.

22 марта 1918 года, на следующий день после провозглашения Советской Социалистической Республики Тавриды, ее правительство объявило, что «принимает и считает для себя обязательным условия мирного договора», заключенного в Бресте. Тем не менее, матросы Черноморского флота и красногвардейцы крымских городов в нарушение этого соглашения принимали участие в боях на материковой Украине. Уже 23 марта Владимир Антонов-Овсеенко, главнокомандующий Красной армии, направил следующее распоряжение Черноморскому флоту:

«Немцы выбиты из Николаева. Немедленно пошлите на поддержку нашим несколько гидроавионов и миноносцев. О получении предписания донести», а 24 марта крымские моряки под началом Алексея Мокроусова вступили в бой с немецкими войсками в Херсоне.

Впоследствии Берлин припомнит это крымским «товарищам»: 12 мая главком Герман фон Эйхгорн потребует от командующего Черноморским флотом адмирала Михаила Саблина вернуть в Севастополь корабли, сбежавшие в Новороссийск, ибо они «неоднократно принимали участие в боях против Германских войск на Украине и доказали, что они не стоят на почве Брестского договора».

Ну а пока самопровозглашенная республика пребывала в плену иллюзий, полагая, «что согласно с документом от германского правительства ни немцы, ни Киев на Крым не претендуют, берут лишь материковую часть Таврической губернии». Под этим «документом» понималась радиотелеграмма от 29 марта 1918 года, в которой Берлин подтверждал, что в состав Украины входят 9 губерний, в том числе и Таврическая, но без Крыма. Воодушевленный председатель правительства полуострова Антон Слуцкий заявлял:

​«Немцы не могут прийти в Крым, потому что мы признаем Брестский договор; если же они через какое-то недоразумение все-таки придут, то стоит показать им Брестский договор, и они в тот же момент уйдут вон».

В том же духе, мол «немцы подавятся и тем, что захватили, не смогут добраться до Крыма» или «что немцы или сами остановятся, или их остановят, или, наконец, их армия разложится, пока она докатится до Крыма» высказывались и другие руководители. А вот глава компартии в Крыму Ян Тарвацкий и его единомышленники, напротив, «легко допускали возможность занятия Крыма немцами и отсюда делали соответствующие выводы». Правда, выводы эти заключались в невозможности сопротивления и необходимости провести эвакуацию.

Параллельно разворачивалась драма и на Черноморском флоте. Согласно все тому же Брестскому миру, боевые корабли России должны были оставаться в своих портах. Однако нарком по морским делам Федор Раскольников, обеспокоенный продвижением немцев по югу Украины, 22 марта 1918 года предложил Льву Троцкому увести флот из Севастополя в Новороссийск, а недвижимое имущество уничтожить. Через три дня Москва дала добро.

Эта позиция, в свою очередь, натолкнулась на резкое сопротивление левых эсеров во главе с Вильямом Спиро, главным комиссаром Черноморского флота. Эсеры саботировали эвакуацию, и 26 марта под их влиянием флот принял резолюцию: «перейти от слов к оружию».

Начались едва ли не ежедневные телефонные звонки из Севастополя в Москву и обмен телеграммами. 30 марта Раскольников запросил разъяснения: может ли флот защищать себя в случае захвата кораблей немцами, как это уже случилось в Николаеве. Троцкий ответил отказом.

2 апреля 1918 года Морской генеральный штаб предложил высшему руководству России решить проблему Черноморского флота путем переговоров с Германией, а не эвакуацией кораблей, «что, конечно, требует значительных расходов казны». Троцкий был непреклонен:

«Принимая во внимание, что опыт показал, с какой легкостью нарушаются нормы международного права и собственные обязательства, перенос базы в Новороссийск продолжать».

​

6 апреля был арестован (и позже расстрелян) Спиро, что привело к расколу между большевиками и эсерами и политическому кризису в Севастополе прямо накануне немецкого вторжения. Двоевластие и уличные стычки, разумеется, не помогли укреплению обороноспособности Крыма.

Тем временем выяснилось, что, с одной стороны, многие из кораблей просто не переживут переход до Новороссийска, а с другой – что сам Новороссийск абсолютно не приспособлен для базирования всего Черноморского флота. Поэтому, соглашаясь с Москвой на словах, адмирал Саблин тянул с эвакуацией до последнего. 16 апреля Раскольников информировал высшее руководство о мрачных перспективах:

«Наконец, имея в виду возможность захвата Крыма германцами и украинцами и исходя из того, что в этом случае Черноморскому флоту придется перейти в Новороссийск, Коллегия Морского Комиссариата считает нужным преподать Черноморскому флоту указание о разработке плана обороны Керченского пролива, а равно увода из Азовского моря всех, находящихся там плавучих и транспортных средств. На основании изложенных соображений, Коллегия Морского Комиссариата представляет па утверждение Высшего Военного Совета проект директивы Черноморскому флоту, коей ему надлежит руководствоваться в настоящее время».

Примечательно, что в отличие от многих современных российских историков, советский нарком видел в украинской армии реальную угрозу для большевиков в Крыму. Очевидно, что в результате всех этих метаний, как это часто бывает, ни защита, ни эвакуация не были толком подготовлены. В конечном итоге, переход флоту пришлось проводить в прямом смысле слова под обстрелом германских орудий.

Продолжение следует