Самое украинское, что есть в Крыму

В той совокупности текстов и публичных высказываний, которые можно сейчас определить как «крымский дискурс», центральной проблемой чаще всего считается возвращение полуострова под контроль украинского государства. Не менее активно обсуждаются и альтернативные проекты будущего «республики». Все их разнообразие можно в конечном счете свести к двум конкурирующим идеям –​ «украинская область» и «крымскотатарская национальная автономия». В последнее время этот давний спор внутри проукраинского лагеря стараниями блогеров и питающейся скандалами аудитории соцсетей приобрел особенно ожесточенный характер.

Среди тысяч сломанных копий и пустого информационного гула, неизбежно окружающего любую резонансную тему, легко забыть, с чего собственно начинали. Критическое мышление – единственный надежный ориентир в этом мире бушующем – заставляет проследить генеалогию проблемы. Проще говоря – попытаться разобраться в прошлом для того, чтобы не повторить прежних ошибок в будущем. С этой точки зрения основной вопрос в отношении Крыма должен быть переформулирован так: что вообще сделало аннексию возможной? Как могло получиться, что в просвещенном XXI веке одно государство силой подчинило себе часть территории другого, не встретив полноценного сопротивления?

Да, разумеется, слабость и растерянность новых украинских политических элит после Майдана, почти полное отсутствие боеспособных подразделений ВСУ сыграли свою роль. Очевидно также, что армия России, которая наряду с другими силовыми ведомствами фактически переподчинила себе российское государство еще в середине 2000-х, обладает несопоставимо большими возможностями, чем наша. Вступать в открытое военное противостояние в постреволюционной ситуации кризиса власти означало для Украины оказаться на краю пропасти, за которым – распад и крушение национального проекта. Однако все перечисленное описывает ситуацию на момент первых дней весны 2014-го, но не объясняет предпосылок оккупации.

Правда в том, что за 23 года после обретения Украиной независимости, Киев так и не сформулировал какой-либо последовательной стратегии, позволяющей говорить об интеграции крымчан с их устойчивым островным менталитетом в общеукраинское политическое и культурное пространство. Полуостров воспринимался центром как провинция, доставшая в безоговорочное наследство от Хрущева, и уже поэтому не требующая дополнительных усилий. На идущие внутри автономии тревожные процессы консолидации пророссийских сил было принято не обращать особого внимания – как, впрочем, и почти на все в стране, что не сулило быстрой прибыли для узкого круга приближенных к власти лиц. На этом фоне общей стала стыдливая ксенофобия по отношению к крымскотатарскому народу. Не только традиционно настороженно, если не открыто враждебно, относящая к процессу репатриации местная «элита», но и государственные мужи на Банковой и Грушевского предпочитали видеть угрозу в коренном народе полуострова, а не в «братской» России.

Сейчас об этом не слишком-то принято говорить, но долгие двадцать с лишним лет украинский национальный проект (в той мере, в какой он вообще существовал до последней революции) последовательно игнорировал вполне законные претензии крымских татар на упрочение своего статуса в границах заново обретенной Родины. Скромные движения в этом направлении пробовали предпринимать только в период правления президента Ющенко, что, впрочем, мало к чему привело на практике. Тем не менее, когда по полуострову прокатилась «русская весна», оказалось, что именно крымские татары являются действительным носителем украинского суверенитета в регионе.

Нынешние дискуссии в медиа, политических и академических кругах ясно дают понять, что тот же шовинизм, который в конечном итоге привел к невозможности вовремя и достаточно крепко обеспечить позиции украинского государства в Крыму, живет и здравствует даже сейчас. Через три года после начала российской оккупации великодержавные настроения в среде значительной части нашей интеллигенции все так же отказывают крымским татарам в праве на приоритетную реализацию собственного проекта в пределах украинской политической нации.

Любому, кто внимательно отслеживает события на полуострове, должно быть ясно: крымские татары – это самое украинское, что осталось на выжженном оккупацией и диктатурой пространстве полуострова. Других украинцев у нас для вас нет, и в условиях стремительной российской колонизации полуострова (уже как минимум третей по счету) в обозримой перспективе очевидно не появится.

Это стоит принять как факт, перестав тешить себя иллюзиями об унитарном и централизованном мононациональном государстве. Такой подход начал морально устаревать еще в середине позапрошлого столетия.

Максим Осадчук, крымчанин, политолог

Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции