Олег Панфилов: Русский язык – оружие сепаратистов

Специально для Крым.Реалии

В Кремле могут сколько угодно рассуждать о праве народов на самоопределение, но со временем все становится на свои места. Постсоветский сепаратизм не имеет никакого отношения ни к свободам, ни к самоопределению, ни, тем более, к возрождению культур. Практически на всех территориях «самоопределившихся» русский язык стал единственным – даже там, где говорили о возрождении «коренных языков». Так было 25 лет назад, так происходит и сейчас – в Крыму.

О природе постсоветского сепаратизма много написано, но уже подзабыты нравственные позывы, с помощью которых людей склоняли к борьбе против соседей, коллег и родственников из смешанных браков. Кремлевские политтехнологи научили идеологов сепаратизма красивым словам о «возрождении культуры и языка», но спустя время оказалось, что все эти убеждения были нужны для одной цели – оттяпать у бывшей советской республики часть территории, чтобы шантажировать, когда по кремлевскому плану начнется процесс возрождения СССР.

Первая волна сепаратизма в начале 1990-х годов была самой ожесточенной – еще недавняя советская армия, поддержавшая сепаратистов в Абхазии, «Южной Осетии», Карабахе и Приднестровье, не жалела снарядов и военной техники – от авиации до танков. Ни сейчас, ни тогда невозможно было представить, что тысячи людей погибли только за то, чтобы абхазы или осетины говорили на родных языках. На помощь сепаратистам бросили добровольцы из России, в Карабах – из армянской диаспоры. С Карабахом история была понятной – Кремлю был выгоден конфликт между армянами и азербайджанцами, чтобы попытаться удержать Баку. Кремль сейчас контролирует Карабах исключительно для того, чтобы быть спокойным в его будущем. В Ереване это спокойствие расценивают как само собой разумеющееся – поэтому Армения стала членом всевозможных постсоветских организаций в рамках СНГ – от ОДКБ до ЕврАзЭС.

На других территориях влияния Кремля намного больше и не только оказанием моральной и военной поддержки, но и финансированием – в «Южной Осетии» российская помощь составляет до 90 процентов расходов сепаратистов, в Абхазии больше 80 процентов. Как сказал в начале августа «президент ПМР» Вадим Красносельский, правительство России выделяет сепаратистам 40 миллионов долларов на социальные нужды населения. С 2008 года Россия предоставляет финансовую помощь для выплат надбавок пенсионерам: учитывая, что в Приднестровье живет более 140 тысяч пенсионеров, на пенсии для них из российского бюджета ежемесячно тратится около 1,5 миллионов долларов.

На первый взгляд, в поддержке сепаратистов и языковой проблемы нет прямой связи – но она сохраняется в финансировании существования ПМР, созданной в начале 1993 года на основе равноправия и сожительства трех народов: молдаван, украинцев и русских. Равноправие записано и в «конституции ПМР» – однако, несмотря на декларируемое равенство официальных языков, русский язык законодательно используется шире, чем другие.

Например, арбитражное производство по делам с участием стороны, находящейся на территории другой страны СНГ, осуществляется только на русском языке. На русском языке ведется обучение в 145 из 181 школ республики. В дошкольных учреждениях на русском учится 91,9 % учащихся, в учреждениях общего образования – 84,4 %, в учреждениях профессионального образования – 95,7 %. Вся учебная и методическая литература – на русском. Официальные правительственные сайты ПМР – сайты «президента», «парламента», «Верховного суда» – главным образом на русском языке.

В Приднестровье был не этнический сепаратизм, как в кремлевских операциях на Кавказе. Он, скорее, был политический – врагами стали власти Молдовы, впервые заявившие тогда об евроинтеграции. А главным раздражителем стал румынский язык, на котором говорили в Молдове всегда. Только советские коммунисты решили, что молдаване должны писать по-румынски кириллицей, назвав его молдавским языком, больше никаких отличий не было. Так что война 1992 года, как ни странно звучит, была отчасти и за право писать на кириллице – вместо возвращаемой в Молдове латиницы. Джонатан Свифт, конечно, не знал об этом конфликте, когда писал свои книги о Гулливере, но чудовищная глупость в Приднестровье в вопросе отстаивания кириллицы напоминала войны «между тупоконечниками и остроконечниками». Точно такую же тактику приручения Советская Россия в 1930-х годах применила в Центральной Азии, где персоязычных таджиков заставили перейти на кириллицу, хотя они по-прежнему говорят на персидском языке.

В Абхазии Кремль пытался придать сепаратизму межэтнический конфликт, но проблема была в том, что народ апсуа, который почему-то себя называют абхазами – по географическому названию, всегда был меньшинством: последние 100 лет их численность составляла 15-17 процентов от живущих в автономной республике, но и после войны 1992-1993 годов и изгнания более 300 тысяч этнических грузин – около трети населения. При всем желании не только декларировать, но и реально создать условия для использования абхазского (апсуа) языка в качестве «государственного» ни к чему не приводит. В Абхазии этническим большинством являются этнические армяне и грузины-мегрелы Гальского района, которые не говорят на абхазском (апсуа) языке. Согласно статистике, «всего в Абхазии работают 59 абхазских, 46 русских, 25 армянских, 15 абхазо-русских и 11 с грузинским языком обучения школ». Как правило, «абхазскими» называют школы, где обучение на языке апсуа ведется с 1 по 4 классы, а затем обучение только на русском языке.

Стало быть, единственным языком в Абхазии был и остается русский, а абхазы, хоть иногда и вспоминают о возрождении национальной культуры и языка, делают это все реже и реже. Понятно, что Кремль совсем не заинтересован в развитии национальных языков, а Абхазия, Приднестровье и «Южная Осетия» остались отдушинами в вечной борьбе «русского мира» за распространение и укрепление русскоязычного мира. В «Южной Осетии» ситуация немногим отличалась об абхазской – лишь в том, что этнических грузин выгнали девять лет назад, в августе 2008 года, до того селения с грузинскими жителями подчинялись Тбилиси, а не Цхинвали. Во всех грузинских селах работали школы на родном языке. Во время августовской войны сепаратистский статус-кво был восстановлен – всех грузин выселили, и «Южная Осетия» стала русскоязычной, а кударо-джавское наречие осетинского языка теперь используется только дома, в кругу семьи.

Захват Крыма и не предполагал какого-то изменения в национальной и языковой политике Кремля. Считалось, что раз победил «русский мир» – то русский язык само собой является главным и основным, в том числе и по Конституции страны-оккупанта. Еще со времен «собирания земель русских» язык был главной силой, с помощью которой происходила не только аннексия новых территорий, но и ассимиляция вновь захваченных народов и постепенное их превращение в «русских». С бесписьменными народами обходились жестко, их было легче всего ассимилировать, и теперь за 500-600 лет издевательств над языками коренных народов, за редким исключением, нет национальной литературы, а формальные СМИ на языках народов России – всего лишь формальность.

Главная опасность аннексии Крыма – национальная и культурная самоидентификация двух народов – крымскотатарского и украинского, которые благодаря политике советского времени оказались национальными меньшинствами. Оккупационные власти начали уничтожать любую возможность сохранять украинский и крымскотатарский языки. Правда, с первым они обходятся точно так же, как это делают сепаратисты на Донбассе, с языком крымских татар сложнее – они коренное население, за судьбой которого наблюдает и Турция, и европейские страны. Но российских марионеток это не смущает.

По данным правозащитных организаций, в Крыму доступ к образованию на родных языках имеют только 60 процентов носителей крымскотатарского языка и 74,5 процентов украиноязычных детей. Только 14 крымских школ – на крымскотатарском языке, и всего один университет, в котором есть факультет крымскотатарского языка и литературы. На 1 сентября 2017 года из 1149 школ оккупированного полуострова только 371 школьник может учиться на родном украинском языке. Для сравнения: в 2013 году было 13,5 тысяч учеников, то есть за три года цифра сократилась в 36 раз.

Как видно, 25 лет назад сепаратистов склоняли к борьбе против властей своих стран благодаря красивым историям о национальном возрождении. Спустя четверть века Россия уже выступает как гонитель языков национальных меньшинств, а в случае с Крымом – как истребитель языка коренного народа. Россия в этом смысле не меняется уже несколько веков: насаждение русского языка – всего лишь привязка к имперским амбициям, возможность для постоянной обработки населения с помощью пропаганды. В сепаратистских странах слово «возрождение» было лишь лозунгом, которое быстро забылось. Донбасс стал ярким примером того, что называется языковой ассимиляцией, когда большинство населения имеет украинские фамилии, но называют себя «русскими», подтверждая, что национальность определяется языком, а не забытой культурой и традициями предков.

Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции