Анатолий Стреляный: Решающая потеря Кремля

О том, кто и почему устроил Голодомор 1932-1933 годов в Украине, можно судить даже по одному документу. Это письмо Сталина Кагановичу от 11 августа 1932 года: «Самое главное сейчас Украина. Дела на Украине из рук вон плохи… Говорят, что в двух областях (кажется, в Киевской и Днепропетровской) около 50-ти райкомов высказались против плана хлебозаготовок, признав его нереальным. В других райкомах обстоит дело, как утверждают, не лучше. На что это похоже? Это не партия, а парламент, карикатура на парламент. Если не возьмемся теперь же за выправление положения на Украине, Украину можем потерять».

Итак, Киеву было приказано изъять у сельского населения Украины практически весь хлеб. Выражение «план хлебозаготовок» продержалось, кстати, до последнего советского дня. Последним, кто с тоской от своего бессилия следил за ходом хлебозаготовок в СССР, был Горбачев. Всеми делами на местах заправляли штабы (комитеты) партии – районные, городские, областные, республиканские. Так тоже было до последнего дня Советской власти. Она считалась властью Советов, избранных населением, но все вершилось партийной бюрократией. Так вот, районные партийные комитеты (райкомы) Украины, получив планы хлебозаготовок, сразу увидели, что они невыполнимы, а попытки выполнения приведут к голоду. 50 райкомов решились заявить об этом вслух.

Слово «голод» не произносилось, но всем все было ясно. Это было нечто большее, чем чиновничье непослушание. По существу, это была претензия Украины на свой голос в строительстве светлого будущего. Это был вызов московской диктатуре. Что-что, а это она, как всякая диктатура, поняла мгновенно. Словами "Украину можем потерять" Сталин не только начал свое письмо, но и закончил его. Следует признать, что он посмотрел на дело глубже, чем сами украинские райкомы. Они-то, по их разумению, всего-навсего попытались честно сообщить Кремлю, как обстоят дела на местах. Можно также сказать, что это был очередной порыв к внутрипартийной демократии.

Вся история КПСС – это во многом история того, как Ленину, потом Сталину, Хрущеву и напоследок Горбачеву приходилось подавлять эти порывы. Как только Горбачев сказал: «Все, я пас!», партия – а за нею и Советский Союз – перестали существовать. Голод в 1932-1933 годах был устроен и на Кубани, и в Поволжье, и в Казахстане, где погибла почти половина населения, но там просто изымали хлеб. Украину же голодом изнуряли для того, чтобы не потерять эту часть советской империи. Эту-то разницу и сознавал лучше всех Сталин, по должности.

Его страх был знаком всем русским царям с Петра, а по правде – всем русским людям, включая революционеров. «Имейте в виду, – писал Сталин в том письме, – что Пилсудский (глава межвоенной Польши. – РС.) не дремлет… Имейте также в виду, что в Украинской компартии (500 тысяч членов – хе-хе) немало (да, немало) гнилых элементов, сознательных и бессознательных петлюровцев, наконец – прямых агентов Пилсудского. Как только дела станут хуже, эти элементы не замедлят открыть фронт внутри (и вне) партии, против партии».

Этот документ помогает лучше понять, почему большевистский террор, длившийся с 1918 года, резко усилился в 1937-м. Страну сковывали страхом, чтобы она не рассыпалась. Во время войны террором гнали в бой, террором удерживали тыл. Так обеспечивалось послушание миллионов. Менялись формы и накал террора, но не его смысл. Послушание и еще раз послушание! Почти до последнего советского дня исключение из партии более-менее ответственного чиновника означало его гражданскую смерть. Даже при Горбачеве в дни заседаний бюро обкомов партии у подъездов дежурили машины «скорой помощи», на случай, если кого-то из свежеисключенных тут же хватит инфаркт.

Многим украинцам хочется забыть, а забывать не следует: красная Москва усмиряла, в том числе и голодом, красную же Украину. Самыми большими поборниками украинской самостоятельности были коммунисты: литераторы, общественные деятели, управленцы. «Прочь от Москвы!» – был их лозунг. Идти к коммунизму вместе с Россией. Идти даже в одном государстве с нею – во временном государстве, ибо считалось, что все государства на свете скоро отомрут. Но – не под ее управлением. Рука об руку, но не под рукой. За это стремление и был уничтожен цвет украинской творческой и компартийной интеллигенции.

Говорят: «Расстрелянное возрождение». На самом деле, было не возрождение, а рождение. 1917 год вызвал к жизни новое украинство – украинство под красным знаменем. Русский имперский и украинский национальный коммунизмы противостояли друг другу чуть ли не целый век, пока жила вера в этот «изм». Вообще, многое, очень многое, что происходило на одной шестой части Земли с 1917-го по 1991-й, представляло собой коммунистический междусобойчик. Массы были только свидетелями, жертвами и отчасти участниками, вольными и невольными.

Вплоть до Майдана-2, Майдана 2014 года, Москва держала Украину в своей власти. Пусть не так крепко, не так всеохватно, как ей хотелось бы, но достаточно, чтобы чувствовать себя в целом привычно. Связи обеих верхушек были даже теснее, чем когда-либо. Теперь ведь в основе их были не только извечные отношения властвования-подчинения, но и деньги. Под конец Украину взял уголовный мир Донбасса. Его программа: «Усьо будет Донбасс!» воплощалась поразительно успешно. О лучшем ходе событий путинизм не мог мечтать. Миллион киевлян, подпертый миллионами в других местах, покончил с этой идиллией.

Только теперь Украина перестала быть для России своей, иначе не включился бы московский инстинкт подавления бунта. Так нападение на Украину закрыло, наконец, имперскую страницу русской истории. Инстинкты сильнее разума, но не всегда ведут к удаче. Бывают инстинкты самоуничтожения. Впрочем, Украина все равно ушла бы. А ее уход – это и есть конец империи, не так ли?

Анатолий Стреляный, писатель и публицист, ведущий программы Радио Свобода "Ваши письма"

Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции

Оригинал публикации – на сайте Радио Свобода