«Это было испытанием»: фильм о Сенцове добрался до Москвы

Фестиваль документального кино "Артдокфест" открывается в Москве с фильма "Процесс", посвященного судебному процессу над крымским режиссером Олегом Сенцовым. Это российская премьера картины, которую уже успели показать в США и Европе, в том числе на престижном фестивале Берлинале. О работе над фильмом и особом значении московского показа рассказывает режиссер "Процесса" Аскольд Куров.

– Конечно, для нас это было очень важно в первую очередь потому, что таким образом мы хотели привлечь внимание к проблеме – к делу Олега Сенцова. И мы очень ждали российскую премьеру, долгое время считали, что она невозможна, потому что несколько российских фестивалей ответили отказом на наши заявки. И вот наконец "Артдокфест" и Виталий Манский решились не просто включить в программу, а еще и сделать фильмом открытия. Для нас это очень важно, потому что фильм сделан в первую очередь для российских зрителей.

– Олег Сенцов знает о фильме и о его судьбе?

– Олег с самого начала знал о том, что я снимаю фильм. Я брал у него разрешение на то, чтобы встретиться с его семьей, с его детьми. Олег знал и о том, что состоялась премьера в Берлине – буквально за несколько дней до нее мы ему сообщили об этом. Конечно, для него это важно, для него всегда важно получать какой-то отклик от людей, и в частности от коллег.

– В вашем фильме зритель впервые увидит и маму Олега Сенцова и его детей. А мама Олега видела готовый фильм?

– Нет, мама Олега не видела, но видела мама Саши Кольченко. Это было тяжелым испытанием – еще раз все пережить. Тем не менее она посмотрела картину от начала до конца.

– А в Крыму удалось показать эту картину?

– Для нас показ в Москве – это уже большая победа. Надеюсь, когда-нибудь это станет возможным, но пока я не вижу реально никаких возможностей показать свою ленту в Крыму.

– Вы сказали, что Олег Сенцов дал разрешение на съемки своей семьи. Были ли какие-то проблемы с другими героями? Судя по всему, вам пришлось снимать и скрытой камерой.

– С героями проблем не было. Двоюродная сестра Олега Наталья Каплан (это ее псевдоним в соцсетях, настоящая фамилия Коченева) и адвокат Дмитрий Динзе сразу согласились принимать участие в съемках фильма. Они понимали, что это важно. Тот эпизод, о котором вы говорите, действительно снят скрытой камерой во время передачи посылки Олегу в СИЗО Лефортово. Конечно, там нельзя было снимать открыто. Это единственный эпизод, который снят скрытой камерой.

​– В картине есть цитаты из новостей федеральных телеканалов. Насколько для вас как для автора картины был важен этот фон?

– Контекст политической и общественной жизни России был одной из важных линий фильма. Поэтому мы давали цитаты из новостей федеральных каналов без комментариев, чтобы показать, как выглядит российская пропаганда в чистом виде. Кроме того, нам очень важно было, чтобы не оставалось информационных белых пятен. И поэтому понадобился политический анализ. Для этого мы пригласили Кирилла Рогова, который объяснил и смысл политических процессов, и смысл показательного уголовного дела Олега Сенцова.

– Вы снимали фильм о коллеге, ведь Олег – режиссер. Это усложняло задачу или, наоборот, ее облегчало?

– Задача была снять фильм не о коллеге. Я никогда такого кино не делал. Это документалистика на грани публицистики, журналистского кино, фильма-кампании в поддержку или фильма-жеста, как его назвал Виталий Манский. Поэтому приходилось учиться, искать, изобретать заново для себя какие-то вещи. Это было самое сложное. И сложно было не потому, что он коллега, а потому, что он человек, с которым я знаком и которому я очень сочувствую. Поэтому это было эмоционально тяжело.

– Вы были знакомы с Сенцовым до начала процесса?

– Да, мы познакомились за три года до того, как все это случилось. Мы не были друзьями, общались исключительно по поводу кино. Встретились первый и единственный раз в Москве на премьере фильма Сенцова "Гамер". А следующий раз увиделись только в суде.

– Олег говорит, что весь этот срок ему сидеть не придется, вы верите в это?

– Я скорее не верю в то, что эта система может просуществовать еще 20 лет. Это неправдоподобно. Но каждый раз, когда кажется, что мы достигли какого-то края, и все это само собой рухнет, оказывается, что у этой системы еще очень много скрытых резервов. И все же очень хочется верить и своим ощущениям, и ощущениям Олега, что действительно эта власть столько не просуществует. А то, что его срок связан только с этой властью, мне кажется, это очевидно.

– Если завтра Олег вдруг окажется на свободе, что вы скажете ему?

– Наверное, ничего не скажу, просто пожму руку, обниму. Нет у меня никакой заготовки на этот случай – придется импровизировать.