Тайны последней картотеки КГБ

В конце прошлого года в Латвии разгорелась дискуссия вокруг так называемых "мешков ЧК" – последней агентурной картотеки, хранящейся в Центре по документированию последствий тоталитаризма, подведомственном Бюро по защите конституции (SAB) – латвийской контрразведке. Спецслужба отказалась предоставить ученым доступ к ней, объяснив это защитой личных данных ее фигурантов.

На волне общественной дискуссии поэт Янис Рокпелнис признался, что был агентом КГБ. Он сказал, что выступил с этим заявлением, чтобы облегчить совесть, и призвал поступить так же других латышей, сотрудничавших с советскими спецслужбами. Но ситуация вокруг "мешков ЧК" остается неоднозначной. Дело в том, что еще в 1994 году в Латвии был принят закон "О хранении и использовании документов бывшего Комитета государственной безопасности и констатации факта сотрудничества с КГБ". В нем содержится норма о констатации того, что человек был информатором, в суде, в особом порядке. Задача прокурора – доказать, что человек действительно работал на комитет и делал это осознанно. Последствия позитивного решения могут наступить лишь для должностных лиц или депутатов – если они не признались суду в том, что работали на КГБ, то должны уйти с должности или сложить мандат.​

Однако вступление этой статьи в силу неоднократно отсрочивалось. В последний раз – на 50 лет поправками от 2014 года. Согласно этим же поправкам, надлежало создать междисциплинарную комиссию по изучению документов КГБ, которая начнет работу 1 января 2015 года и 31 мая 2018 года представит кабинету министров заключительное сообщение о том, что следует публиковать, а что нет.​

На деятельность "Комиссии по научному исследованию КГБ", учрежденной под эгидой Министерства образования и науки Латвии, постоянно пытаются влиять различные ведомства и структуры, в результате чего она начала работу на 9 месяцев позже назначенного срока. Руководитель комиссии Карлис Кангерис рассказал Радио Свобода о ситуации вокруг "мешков ЧК":​

– Документы, которые упомянуты в законе, разделены на две части. Большая часть, 99 процентов, хранится в Национальном архиве Латвии. Мы исследуем не только документы КГБ, но и документы Коммунистической партии, поскольку многие сотрудники КГБ были членами партии и принадлежали к номенклатуре. Не КГБ, а партия руководила государством, и мы хотим показать связь между комитетом и партией и другими госучреждениями. Вторая часть – это агентурная картотека, которую латыши изъяли у КГБ в конце августа 1991 года. В ней примерно 4300 карточек агентов, зарегистрированных в последние годы существования Комитета. Нас публично упрекали в том, что мы не исследуем эту картотеку, не запрашиваем допуска к гостайне.

Дело в том, что еще в 2015 году контрразведка утверждала, что все документы в картотеке засекречены, а мы считали, что нет. Нас попросили стать работниками Центра по документированию последствий тоталитаризма. Для исследователя это совершенно неприемлемо. Если бы те люди, которым сделали это предложение, его приняли, они бы подчинялись всем требованиям SAB о неразглашении. Однако мы, изучив законы, выяснили, что документы, хранящиеся в бюро, уже утратили статус секретности. В 1995 году правительство приняло постановление о том, что спустя 20 лет после окончания деятельности КГБ в Латвии, то есть в 2011 году, эти документы должны стать доступными для исследователей и журналистов.

Мы же считаем, что публично доступна должна быть не только картотека, но и все документы, возникшие в связи с деятельностью КГБ. Теперь проблема в том, что они находятся в помещении спецслужбы, то есть классифицированном помещении НАТО, и для работы в них все же требуется допуск. Поскольку в ноябре на нас "наехали" президент, премьер-министр, спикер парламента, мы согласились назначить людей, которые пойдут в SAB его запрашивать.

– Расскажите, пожалуйста, о той части документов, которая находится в России.

– В конце 80-х – начале 90-х годов многие документы латвийские структуры КГБ вывезли в Россию, в том числе все личные дела штатных сотрудников, агентов, а также около 20 тысяч оперативных дел: донесений и прочего. Тогдашний руководитель архива КГБ оставил обзор этих дел, так что число увезенных документов известно. Однако сами дела нам недоступны, и хотя латвийская прокуратура и суд неоднократно запрашивали их для судебных процессов, в Москве сказали, что Латвия эти документы никогда не получит.

– Бывший президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга в свое время не разрешила открывать "мешки ЧК".

– В 2006 году Сейм разработал закон об их публикации. После второго чтения Вайра Вике-Фрейберга этот проект заблокировала, и вопрос исчез из общественной повестки дня. Не знаю, почему она это сделала, мне не удалось ее разговорить. Раньше, когда дискуссия о публикации картотеки КГБ только начиналась, многие возражения поступали от общественности: мол, откроется неприятная правда, там есть известные личности, это вызовет общественное беспокойство и, может быть, даже самоубийства. Все это следует учитывать, но, с другой стороны, нам нужно рассматривать эту проблему с точки зрения принципа открытости. В Латвии каждый человек может пойти в Центр документирования последствий тоталитаризма и узнать, не упоминается ли его имя в картотеке. Я такую справку о себе получил. В ней упоминаются псевдонимы агентов, доносивших на тебя. Но по действующим латвийским законам ты не можешь узнать, кто на тебя донес. В Германии, например, ты можешь запросить настоящие имена агентов. Мы считаем, что действующий закон о КГБ нужно серьезно изменить или вообще поменять целиком.

– Вы говорили о том, что в "мешках ЧК" могут находиться данные о двойных агентах, и поэтому кто-то может не хотеть их публиковать. Есть ли возможность, что кто-то из этой агентурной сети до сих пор работает на Россию?

– Если вы имеете в виду настоящих двойных агентов, работающих и на Латвию, и на Россию, их по картотеке мы не вычислим. Я вкладываю в это понятие немного другой смысл. Возможно, в картотеке были зарегистрированы люди, которые с восстановлением независимости стали работать на латвийское государство. Мы знаем, что как минимум 30 штатных сотрудников КГБ (а в целом их в начале 90-х насчитывалось более пяти сотен) перешли на службу Латвии. У каждого из них были свои агенты, которых они курировали. Может быть, они взяли их с собой. В спецслужбе считают, что это оперативный материал, и возможно, эти карточки следует изъять.

– Как их вербовали?

– Обычно агента вербовали для выполнения конкретного задания, чтобы внедрить куда-либо. У нас сохранились агентурные журналы с 1953 года. Мы знаем, что с 1953 по 1988 год было привлечено к сотрудничеству 23 тысячи человек. Плюс 4 тысячи в последней агентурной картотеке – всего 27 тысяч информаторов: агентов, резидентов, держателей конспиративных квартир. Работали они разное время. Как рассказывал тот же Янис Рокпелнис, он сотрудничал с органами, пока находился на службе оперативник, который его завербовал, а затем его исключили из агентурной сети. Стояла задача побороть национальное движение в Латвии, поэтому вербовали в среде известных латышей, писателей, в университетах, чтобы везде установить контроль.

– Вы говорили, что несколько сотен карточек заведено на деятелей культуры. Насколько серьезно эти люди сотрудничали с КГБ и осознавали ли они, какой вред приносили?

– Таких карточек 583. Если бы были опубликованы имена агентов, мы могли бы спросить у них лично, насколько глубоко они сотрудничали с органами, было ли это истинное сотрудничество или тактическое. Мы могли бы проверить также, содержатся ли их донесения в электронной базе сообщений КГБ "Дельта Латвия". Я, конечно, знаю имена. Известные личности в картотеке есть, но я не знаю, как они в ней оказались. Даже если бы нам были доступны личные дела, хранящиеся в России, мы тоже не могли бы утверждать, добровольно ли человек пошел на сотрудничество: когда ты подписываешь договор, ты же не пишешь, мол, меня принудили.

Мой хороший друг как-то рассказал, как его хотели завербовать. Вызывали несколько раз, а во время последнего разговора положили перед ним лист бумаги и попросили подписать. Он отказался. Вербовщиков было двое. Один другого спросил: "Ну что, дадим ему по морде?" Второй, его начальник, сказал: "Нет, что ты, это устаревшие методы, теперь мы такими делами не занимаемся". Моему другу пришлось дать подписку о неразглашении, но от дальнейшей его вербовки КГБ отказался.

Мне рассказывали, что людей уличали в гомосексуализме, который был уголовно наказуем, и надавить на них было легче. Ловили на семейных изменах и угрожали сообщить в парторганизацию и супругам. Известный момент принуждения был в определенном количестве случаев. Но следует задать вопрос, не извлекал ли человек из сотрудничества и пользу для себя. Хотя бы в том смысле, что его прекратят шантажировать. Например, человек намерен поступить на учебу, а ему говорят: не пустим, все пути тебе заказаны. Или ученым, которые выезжали за границу, особенно в точных науках, было совершенно ясно, что от них потребуют заниматься индустриально-техническим шпионажем или, по крайней мере, поставлять информацию.

– Вы выступаете за люстрацию?

– Я думаю, с люстрацией мы давно опоздали. Если ее и следовало провести, то в самом начале. Сегодня я уже не вижу в ней смысла. Единственное, что дает людям действующая система, – это незаслуженную возможность скрыть правду.

– Как вы думаете, бывшие агенты еще играют роль в нашем обществе?

– Господин Майзитис (Янис Майзитис – шеф латвийской контрразведки SAB. – РС) говорит, что нет, хотя из известных мне фигурантов картотеки некоторые занимали высокие посты, и на них можно было влиять. Но они в системе КГБ были низшим звеном. А нам нужно приглядеться к тому, что делают настоящие чекисты, бывшие штатные сотрудники КГБ, какое влияние оказывают на латвийскую экономику – начиная с Юриса Савицкиса (заместитель председателя правления газовой компании Latvijas Gāze – РС) и Гунтиса Индриксонса (глава Латвийской федерации футбола – РС). Все имена штатных сотрудников КГБ Латвии в прошлом десятилетии были опубликованы. И мы видим, на каких высоких постах они сидят, какими экономически важными предприятиями руководят.

– Следы КГБ в каких сферах жизни вы уже исследовали?

– Мы исследуем материалы по мере поступления. Вначале – уголовные дела, по которым людей судили за антигосударственную деятельность. Там же могут быть, как мы в последнее время выяснили, неполитические иски, связанные с экономическими преступлениями – спекуляцией и подобными вещами. В латвийском архиве 52 тысячи дел, расследованных КГБ и доведенных им до суда. Мы рассматриваем отдельные дела, чтобы понять, что это за материал. Публикуем результаты своих исследований. В первом нашем сборнике один автор писал о делах, связанных с бегством людей из Латвии при советском режиме. Другие публиковали исследования о молодежном сопротивлении – о том, как, например, школьники писали листовки с воззваниями "За свободную Латвию!", и их за это высылали на 2–3 года в Сибирь.

Затем мы изучали систему с институциональной точки зрения – в четвертом сборнике опубликованы две обширных статьи на эту тему. Об "Интуристе", например: многих гидов вербовали, в руководство этой структуры внедряли бывших офицеров. Мы знаем также, что в Академию наук, в научные учреждения тоже назначали бывших сотрудников КГБ. Сами они называли организации, в которых работали, используя других сотрудников "втемную", структурами прикрытия. В последней, пятой книге мы публикуем биографии сотрудников высшего эшелона МВД и КГБ, – рассказал глава латвийской "Комиссии по научному исследованию КГБ" Карлис Кангерис.