Крымская действительность vs «Крымская солидарность»

В Судаке, в халяльной столовой, к двумя часам дня собралось человек двести. Расселись, как принято, – мужики справа, женщины – слева. Рассаживались шумно, обнимались: приехали из Симферополя, Бахчисарая, Ялты, со всего Крыма.

Заседание «Крымской солидарности» проходит в конце каждого месяца. Крымскотатарские активисты с телефонами и камерами, столы поставили буквой «п», а посередине штативы, адвокаты в костюмах, женщины в хиджабах и с детьми – жены, матери и дети политзаключенных. Их десятки, с каждым годом становится все больше. Помолились: ладони вверх, «би-сми-Лля́хи-р-рахма́ни-р-рахи́м».

«Мы начинаем заседание «Крымской солидарности», – объявил Сервер Мустафаев. Все последние заседания ведет он. – Адвокаты расскажут о последних судебных процессах над нашими политзаключенными. Мы поговорим и о гражданских защитниках, которые представляют интересы задержанных по пикетам, о «Крымском марафоне» и помощи нашим детям. Послушаем всех, у кого есть что сказать».

Выступают адвокаты.

«Напомню, что наших шестерых соотечественников вывезли в Ростов, в военный суд. Об этом хочу рассказать. Еще о том, как идет дело Веджие Кашка, а именно о своем подзащитном Кязим-ага Аметове», – начал адвокат Эмиль Курбединов.

В Ростове, в Северо-Кавказском военном окружном суде через несколько дней начнется судебный процесс над «ялтинской шестеркой»: шестью крымскими мусульманами, обвиняемыми в участии в исламской организации Хизб ут-Тахрир. Организация признана террористической только в России, в Украине действует открыто и легально. До 2014 года в Крыму Хизб ут-Тахрир была очень активной: несколько лет до аннексии проводили съезды и митинги сторонников, красочные фотографии с флагами арабской вязи есть в соцсетях многих крымчан, не только крымских татар.

За эти флаги пятилетней давности сейчас крымчан арестовывают и штрафуют. Российские силовики подождали до января 2015 года, а потом начали массовые аресты, называя задержанных террористами. Люди не стали молиться иначе, не стали читать другие книги, но полуостров захватили российские войска и на сегодня в Крыму по делу Хизб ут-Тахрир арестовано уже 25 человек.

Очередную шестерку этапировали в Ростов, Курбединов защищает Вадима Сирука. Он рассказал, что предварительное заседание уже прошло, а после него правозащитника Эмира-Усеина Куку и основного обвиняемого Муслима Алиева перевели из городского СИЗО в изолятор при управлении ФСБ.

«Формально, чтобы их было легче доставлять. Но мы в это не верим, здесь более глубокие причины, о которых делайте вывод сами», – добавил Курбединов. Когда стало известно, что Куку перевели в изолятор ФСБ, его жена Мерьем спрашивала: «Это сильно страшное СИЗО?». «Не страшное, но все строже», – ей отвечали, вспоминая, как в этом изоляторе сидел первый крымский политзаключенный, режиссер Олег Сенцов. До Ростова из Ялты, где она осталась с двумя детьми, 700 километров, спрашивать о том, в каких условиях находится ее муж, не у кого.

«Сафие увидела что-то страшное со мной во сне, – рассказывает Мерьем после заседания. – Прибегает, говорит: «Ана, тебя тоже уведут», и плачет. Я ей: «Не рассказывай, нельзя рассказывать». Какой-то у нас упадок сил». Мерьем рассказывает и все время грустно улыбается, будто оправдывается.

Веджие Кашка погибла во время спецоперации российских силовиков по захвату нескольких крымских татар, которые якобы вымогали деньги у гражданина Турции. Силовики взяли четверых совсем пожилых мужчин и одну из старейших активистов национального движения Веджие Кашка. Ей стало плохо, «скорая» до больницы ее не довезла. Задержанные сейчас в СИЗО, иногда их переводят в больницу, когда им становится совсем плохо. Когда суд продлевал им арест, решение по Кязиму Аметову было выписано почему-то на другое имя. Его не отпустили, но и решение менять не стали. Скорее всего, секретарь судьи просто взял чужое решение и забыл подставить новое имя. «Вот так в Крыму штампуются решения суда», – подытожил Курбединов, который его защищает.

Дочь Аметова Наджие на заседаниях «Солидарности» никогда не была. После ареста отца попросилась: «Возьмите меня с собой, я тоже хочу». Приехала, сидела вместе с родными арестованных крымских татар.

Закончить Курбединов не успел. В зал вошел местный активист Руслан Белялов и прервал адвоката: «Я прошу не волноваться, но к нам подъезжают автозаки». И развел руками. За огромным светлым окном столовой, полностью закрывая его грязными бортами, проехали два автозака с зарешеченными окнами, в которые смотрели глаза в расщелине черной маски. Закрывая свет, автозаки остановились, из них никто не вышел, и адвокат продолжил. «Вот в каких условиях нам приходится находиться. Напомню, что мы начали работать по Ханскому дворцу в Бахчисарае. Уже есть ряд экспертиз, доказывающих разрушительное воздействие на него проводимого сейчас ремонта. Не буду раскрывать все карты…», – Курбединов вновь не успел закончить.

Из автозаков вышли неотличимые друг от друга ОМОНовцы в масках, стали беспорядочно ходить перед окном, заглядывая внутрь. Одновременно в боковую дверь вошло несколько полицейских. Все замолчали и смотрели на них. «Кто здесь старший?» – спросил офицер, нахмурившись. «Таких много», – ответил кто-то из активистов. «Ну главный, старейшина», – офицер перебирал все, что знал о крымских татарах. Все молчали. Он подошел к адвокатам. «А по какому поводу вы пришли?» – спросил его кто-то. Офицер стал объяснять: «Поступил звонок, что здесь собрались люди…». Запнулся, ему помог кто-то из подчиненных: «С подозрительными предметами, может, оружием». Офицер повторил.

«Здесь адвокаты, правозащитники, родственники политзаключенных, – принялся ему объяснять Мустафаев. Он достал телефон, включил запись и направил на полицейских. То же самое сделали десятки активистов. – Мы говорим о последних судебных процессах, о помощи детям и семьям. Это подозрительно?». Внезапно кто-то из полицейских попытался зачитать закон о массовых мероприятиях, все зашумели, прервали его: «Это вам не митинг!». Он замолчал и убрал распечатки с законом.

Офицер взял в руки микрофон: «Уважаемые граждане, подготовьте пожалуйста документы, так как поступила в дежурную часть информация, что здесь подозрительные лица… Заносят сумки. Мы сейчас проверим и будете дальше продолжать, хорошо?» – будто извиняясь сказал он. «Согласно закону о полиции, у вас должна быть конкретная причина для проверки документов», – начала говорить правозащитница Лиля Гемеджи, но офицер не стал ее слушать и отошел.

Никто не поднялся с места, заседание «Солидарности» продолжалось. Несколько человек, адвокаты и правозащитник Абдурешит Джеппаров, подошли к полицейским и стали вести переговоры.

«По делу Таблиги Джамаат могу рассказать, – стал говорить адвокат Джемиль Темишев, не обращая внимания на полицейских. – По моему подзащитному Кубединову Арсену. Он сидит, не получается изменить ему меру пресечения. В деле есть два засекреченных свидетеля, которые дают прямые показания против обвиняемых…». 2 октября 2017 года в Крыму были задержаны четыре человека, которых обвинили в участии в запрещенной организации Таблиги Джамаат, чем удивили крымских татар, никогда об организации не слышавших.

Никто не вставал, все слушали, ОМОН и полиция переминались вдоль стен, но ничего не делали. Сотрудники Центра Э ходили между ними, тихо переговаривались, ничего не предпринимая. Выступил адвокат Айдер Азаматов, потом снова Сервер и несколько женщин рассказали о помощи детям. Полицейские стояли и ждали, несколько раз приглашали желающих показать документы, люди не шли. В конце заседания кто-то передал Мустафаеву прозрачный мешок с десятирублевыми монетами – результат «Крымского марафона». Он показывает всем: «Джемаат, «Крымский марафон» по сбору средств для выплаты штрафов продолжается». На горке мелочи лежит тысячная купюра. «Это один гражданин России, который не остался равнодушным, передал», – поясняет Наджие Алиева. Она сидела рядом с Мерьем Куку, обе с уставшими глазами.

Снова помолились, накрыли столы, раздали плов в пластиковых контейнерах. Полицейские стояли вдоль стен, иногда снимали присутствующих: «эшник» в маске на камеру, у полицейского в руках был маленький фотоаппарат. За журналистом, который вел стрим в Facebook, ходил один из крымских татар и приговаривал: «Брат, не злись, но я хочу, чтобы ты покушал».

Офицер не выдержал, встал в центре и заявил: «Если не покажите документы здесь, то мы будем вынуждены задержать вас до выяснения личности». Юристы посовещались. «Хотел бы ваше мнение услышать, но скажу сначала свое, – встал Джеппаров. – У них есть возможность задержать на три часа. Я считаю, что во избежание инцидентов, можно показать паспорт». «А объяснения можно не давать, ссылаясь на статью 51 Конституции», – добавил адвокат Эдем Семедляев. Через полчаса он вышел покурить, но обратно его не впустили. «Вы что-то слишком активно советы раздаете, может предъявите адвокатские соглашения с этими людьми?» – сказал ему полицейский и закрыл дверь. Семедляев постоял, открыл окно, рассказал журналистам, как его выгнали, и зашел через окно обратно.

Выставили столы, за ними сели полицейские, у каждого стопка листов для записи объяснительных. К ним по очереди стали подходить участники собрания, показывать паспорт и повторять: «Отказываюсь от дачи показаний согласно…». «51-ой статье Конституции, – заканчивали за них полицейские, вздыхали. – Ладно, распишитесь тут и тут». «Как на выборах», – заметила Наджие Алиева. Комната столовой действительно стала напоминать избирательный участок в Крыму: люди в масках и в штатском, вокруг все оцеплено ОМОН, люди под принуждением несут паспорта.

Через несколько часов стемнело, почти все участники показали паспорта и разъехались, на выходе документы еще раз фотографировали люди в масках. Кто-то попробовал спорить, их отказались выпускать, пришлось показывать еще раз. Последней осталась Лиля Гемеджи. «Вы будете давать объяснения?» – спросил ее полицейский. «В чем?» – удивилась правозащитница. «Ну по причине нашего прибытия», – туманно ответил человек в полицейской зимней шапке. «А зачем вы приехали то?» – уточнила Гемерджи. «Мы и пытаемся это выяснить!» – воскликнул полицейский и все счастливо засмеялись. Смеялся «эшник» Шамбазов, он был в маске, хотя его узнают все члены «Солидарности», смеялся офицер, чувствуя, что скоро этот длинный день закончится, он разрешил Гемеджи не давать объяснений.

«Не будем принципиальничать», – улыбаясь сказал он и приказал выпустить всех из столовой. ОМОН на входе не пошевелился. «Ну все, отпустите их», – все еще улыбаясь крикнул полицейский. «Ты еще моим людям поприказывай!» – рявкнул на него командир роты бойцов.

Офицер перестал улыбаться, стали снова договариваться, что делать с правозащитницей. «Зачем усложнять, каждый делает свое дело», – пробормотал офицер. «Мы и делали свое, пока вы не приехали», – ответили ему. Гемеджи написала в пояснениях о всех нарушениях: «Я зафиксировала факт того, что опрос, который проводился здесь сегодня – незаконный. Что нас незаконно против нашей воли более четырех часов удерживали здесь. Об этом я также написала в объяснении. Я считаю это методом запугивания по отношению к себе и ко всем лицам, которые сюда прибыли и опрашивать по поводу того с какой целью мы здесь собрались нас никто не имел права. Это все противоречит закону».

Все снова повеселели. Лиля Гемеджи подошла к высокому «эшнику» в маске и попросила журналиста: «Сделай мне с ним фото». Оперативник насупился: «Не забывайте об ответственности за распространение личных данных». «Какие же тут личные данные, разве что цвет глаз», – усмехнулся журналист. В это время полицейский с маленьким фотоаппаратом зачем-то снимал остатки холодной еды.

Закрывали двери под светом фонаря от камеры. Адвокаты и журналисты, оставшиеся до конца, выходили вместе. Столовую закрыли. Бойцы ОМОН разбежались по автозакам, полицейские и «эшники» расселись по машинам, которых оказалось гораздо больше, чем было видно днем. Овчарка с грустными глазами, не понимая, что она здесь делала весь день, прошла вместе с кинологом.

«Так крымская действительность противостоит «Крымской солидарности», – подытожил адвокат Джемиль Темишев, провожая взглядом последний автозак.