Севастопольский марксист Марков: «Из левых активистов пытаются «слепить» террористов»

Подконтрольный Кремлю Севастопольский городской суд 8 марта отменил решение суда первой инстанции, санкционировавшего арест севастопольского коммуниста, редактора сайта «Леворадикал» Ивана Маркова. После семи суток ареста активист вышел на свободу. В интервью корреспонденту Крым.Реалии Марков рассказал об обыске, который прошел в его доме 1 марта, о нескольких допросах, а также выразил свое мнение относительно дальнейших перспектив отстаивания левых взглядов в Крыму и Севастополе.

– В Крыму, с моей точки зрения, из левых активистов сейчас пытаются «слепить» террористическую организацию. Но у них (российских силовых ведомств – авт.) есть некоторые проблемы. Во-первых, потому что само «дело Евгения Каракашева» (арестованного евпаторийского анархиста – авт.) высосано из пальца. Его обвиняют в терроризме на основании какой-то видеозаписи. Это само по себе смешно, а им еще к этому нужно присовокупить остальных активистов, да еще и таких как я, у которых отношения с анархистами очень натянутые и сложные. Мы вообще занимаемся разными вещами и «слепить» нас вместе сложно, но они нашли выход: солидарность с политзаключенным Каракашевым нас всех объединяет, и мы единым фронтом выступаем против политических репрессий. И именно зацепившись за эту солидарность, они пытаются объединить в группу активистов разного политического толка. Я предполагаю, что они хотят высосать из пальца террористическую группу и устроить таким образом некий показательный процесс.

– Что побудило вас прийти к такому умозаключению?

– Во-первых, недавние события в Санкт-Петербурге. Мне кажется, что они (российские силовики – авт.) действуют по каким-то единым методичкам по всей России и Крыму. Система работы с левыми в Петербурге аналогична, и она сейчас разворачивается у нас на глазах. Там также на ровном месте пытаются создать террористическую организацию и даже уже придумали ей название – «Сеть». Во-вторых, Каракашева обвиняют не в экстремизме, там еще присутствует статья за оправдание терроризма, и в судебном постановлении об обысках у нас (севастопольских левых – авт.) имеются отсылки к антитеррористическому законодательству.

– Давайте вернемся ко дню обыска. Расскажите с самого начала, что происходило в этот день?

– День начался как обычно. Я проснулся, готовясь отвести своего ребенка в школу. Почистил зубы, умылся и услышал звонок в дверь. Я спросил: «Кто там?», – в ответ молчание. Подумал, может соседи чего-то хотят, и открыл дверь. Дальше ворвалась группа захвата, меня повалили на пол, сразу начали угрожать, наносили удары по ногам, после чего посадили на диван и дали прочитать постановление об обыске. Я его прочел, и начался обыск. Следить за ходом обыска мне не давали. Я продолжал сидеть на диване, а сам обыск проходил одновременно в разных помещениях квартиры. Параллельно с процессуальными действиями мне продолжали поступать угрозы от этой группы захвата. Показателен эпизод, когда я отказался выполнять одну из просьб сотрудников полиции или Следственного комитета, в ответ на это один из сотрудников группы захвата сказал, мол, дайте мне 5 минут, и он сделает все, что нужно. Понятые, которые присутствовали на обыске, приехали вместе с группой захвата. Это, как выяснилось, были курсанты каких-то симферопольских военных училищ. С точки зрения нынешнего российского законодательства, уж какое бы оно ни было, это, конечно, незаконно.

– А вы требовали пригласить других понятых?

– Нет, я не требовал. Я сначала даже не понимал, что это за люди. Уже позже выяснилось, что они – курсанты, выполняющие роль понятых. Мне вообще не давали особо говорить даже со следователем. Мне постоянно затыкали рот, когда пытался что-то сказать. Сразу следовали крики: «Заткнись и сиди молча».

– Что у вас изъяли во время обыска?

– Изъяли все флэш-карты, ноутбук и мобильный телефон с сим-картой. Но что меня особенно удивило, кроме всего вышеперечисленного, у меня изъяли мою банковскую карточку. Зачем она им, я вообще не понимаю. Если им нужна информация по движению средств на моих счетах, они могут узнать ее, оформив соответствующий запрос. Но такой физический носитель, например, как банковская карточка, никакой информации не несет.

– Как вам аргументировали ваше задержание?

– Еще в момент обыска они открыли мой ноутбук, зашли на мою страничку во «ВКонтакте». Они, как я понимаю, заранее подобрали соответствующий материал, на основании которого предполагали меня задержать. После этого мы поехали в полицию.

– Как проходили допросы? Что интересовало следователей?

– Фактически допросов было несколько. Что касается статьи за распространение экстремистских материалов, которую мне вменили, там они просто соблюдали формальности, чтобы держать меня под стражей, ничего интересного в этих допросах не было. Что касается других допросов (проходивших по «делу Каракашева» – авт.) то их было два: неофициальный и официальный. Что касается официального допроса, то там я отказался от дачи показаний, сославшись на 51 статью Конституции (России – КР). На неофициальном допросе со мной обращались гораздо жестче, пытаясь выведать какую-то информацию. Сперва у меня спросили, как я отношусь к присоединению Крыма к России. Я ответил, что взглядов своих не скрываю, и мое отношение к этому отрицательное, сказал, что считаю это аннексией и проявлением агрессивной империалистической политики Путина, но я добавил, что, несмотря на это, не поддерживаю современный украинский режим, считаю его таким же буржуазным, как и в России. Поэтому их попытки связать меня с украинскими националистами ни к чему не приведут. Потом меня спросили об отношении к Евгению Каракашеву, про одиночный пикет, который я проводил в 2016 году в поддержку Сергея Васильченко (евпаторийский анархист, арестованный в 2016 года за якобы распространение экстремистских материалов – авт.). Потом начали расспрашивать про мои политические взгляды. Задали очень странный вопрос: «Вы – большевик?». Я ответил, что большевики были сто лет назад, и этот вопрос из разряда исторических, после чего они начали спрашивать, как я себе представляю коммунизм и не считаю ли я, что у меня искаженное представление о нем. Все эти беседы, как я понимаю, были нацелены на то, чтобы спровоцировать меня на резкие и радикальные заявления и потом использовать их в дальнейшем для доказательства моих «террористических намерений». Были вопросы о терроре. Я сказал, что, как марксист, я выступаю против индивидуального террора. Сразу же следователь начал вести разговоры о массовом терроре, пытаясь вывести меня на радикальный тон, но у него этого не получилось.

– Что было дальше? Суд?

– Да, но суд был очень карикатурным. В здании суда было очень много представителей «Центра Э» (российский Центр по борьбе с экстремизмом – КР), и я лично видел, как к судье неоднократно заходили их сотрудники и вели с ним длительные разговоры. Это, разумеется, запрещено, и любой человек, зашедший к судье в кабинет, должен выходить оттуда в наручниках. Но, в принципе, я знал, что меня арестуют, потому что на протяжении всего дня все сотрудники только и говорили об этом между собой. Они употребляли слово «изолятор», поэтому я до конца не понимал, будет ли это ИВС или СИЗО. Я это говорю к тому, что исход суда был известен заранее. Сам процесс занял непродолжительное время, видно было, что судья не собирается рассматривать дело по существу. Судья выслушал все мои возражения, пошел к себе в комнату и через некоторое время вынес уже готовое решение. Из-за его халатного отношения к этому делу и стала возможной апелляция.

– Теперь давайте поговорим о Вашем пребывании в изоляторе. Что происходило там?

– Первое. Я отказался проходить дактилоскопию, но мне ее все равно провели, несмотря на мои протесты. Первые сутки в камере я провел в одиночестве, после чего было два визита: ко мне приходил адвокат Сергей Легостов и представитель уже севастопольского «Центра Э» (проводили обыск и допросы представители симферопольского «Центра Э»). С последним у нас был десятиминутный неофициальный разговор, где он пытался изображать доброго парня, постоянно атакуя меня различными вопросами. Он на меня не давил, наоборот, спрашивал, как меня кормят, хорошо ли мне в изоляторе, дают ли мне вкусные котлеты, хорошо ли посолен суп – и под этой личиной хотел выудить из меня фамилии. Еще, я вспоминаю, он спрашивал меня про МПРА (Межрегиональный союз Рабочая Ассоциация – независимый российский профсоюз, признанный иностранным агентом и расформированный – авт.). Это, думаю, связано с тем, что я, после расформирования МПРА в России, дважды подавал в правительство уведомления, сначала на митинг, потом – на пикет в поддержку профсоюза. Оба раза тогда мне отказали. В итоге у нас прошла бессодержательная беседа, где я фактически отказался с ним разговаривать. Единственное, я сказал, что то, чем они занимаются – это вообще-то стыдно. Стыдно такое огромное количество человек и ресурсов тратить на задержание нескольких общественных активистов, в то время как у вас не початый край работы по уголовным делам. По настоящим уголовным делам.

– Вы были оправданы в апелляционной инстанции. Расскажите об этом этапе процесса?

– Апелляцию я написал на следующий день после ареста (2 марта – КР). Но у меня ее в тот же день не приняли, потом были выходные дни и только в понедельник (5 марта – КР) я смог передать жалобу в суд. После этого меня неожиданно вызвали в четверг (8 марта – КР), и суд, не скрою – к моему удивлению, вынес решение об освобождении меня из-под ареста. К тому времени у меня уже был адвокат, который присутствовал на апелляции, и это, я думаю, сыграло большую роль. Я хочу сказать, что вся эта система, конечно, работает как единый механизм, но, с другой стороны, в этом огромном механизме есть внутренние противоречия между разными субъектами, которые выражаются в драках за должности или за ресурсы, или за что-либо другое. Это нужно знать и учитывать, поскольку именно такие противоречия не дают этому механизму работать так, как хотелось бы политическим заказчикам наших преследований.

– Расскажите о своих дальнейших планах. Планируете ли вы продолжать юридические тяжбы с системой или у вас есть какие-то иные решения в сложившейся ситуации?

– Планы можно разделить на две категории. Первое, я собираюсь вести с ними юридическую войну дальше. В частности, оспаривать решение евпаторийского суда об обыске, оспаривать протокол изъятия у меня личных вещей, оспаривать проведение дактилоскопии в обход моих протестов, семь суток незаконного ареста. Также я напишу в их «собственную безопасность» о поведении группы захвата во время обыска, все это обязательно будет. Второе – это фактическая часть моей деятельности. Я сделаю все, чтобы наша активность не снизилась, а возросла. В первую очередь в части защиты Евгения Каракашева от политических преследований. Их цель – запугать, заставить замолчать и заставить бездействовать не будет достигнута. Это приведет к противоположному эффекту. И я со своей стороны намерен сделать все, чтобы так случилось.