Нариман Джелял: «Крымчане сосредоточены на внутреннем неприятии российской власти»

26 апреля исполняется два года, как подконтрольный Кремлю Верховный суд Крыма признал Меджлис крымскотатарского народа экстремистской организацией и запретил его деятельность на территории России и аннексированного Крыма. Позже на рассмотрении апелляционной жалобы в Москве это решение оставили в силе.

О том, как изменилась деятельность Меджлиса за эти два года и о преследованиях его членов – говорим с активистом крымскотатарского национального движения Нариманом Джелялом в программе «Право на свободу» на радио Крым.Реалии.

– Два года как запрещен представительный орган крымскотатарского народа Меджлис. Как изменилась его деятельность за это время, какие, может быть, новые форматы были найдены?

– Во-первых, задолго до судебного решения ряд членов Меджлиса были вынуждены покинуть территорию Крыма. В первую очередь председатель Меджлиса крымскотатарского народа, а в дальнейшем еще несколько наших коллег. И последние – выдворенные с Родины, политзаключенные Ахтем Чийгоз и Ильми Умеров. Поэтому объективно получилось так, что деятельность Меджлиса географически оказалась разделена.

Во-вторых, официально Меджлис сменил свою дислокацию с Крыма на Киев, офис сегодня располагается в Киеве. Но в Крыму остаются делегаты Курултая, члены Меджлиса крымскотатарского народа, региональных и местных меджлисов, которые в большинстве своем продолжают выполнять свои полномочия, хотя и существует ряд проблем. Связано это в первую очередь с тем уровнем давления и преследований, которые осуществляет российские и крымские власти в отношении в целом активных граждан и отдельно – крымскотатарских активистов. Ну, и связано уже с этим формальным запретом. Согласно ему, даже идентификация себя как члена Меджлиса крымскотатарского народа является уголовно наказуемым деянием. Не каждый к этому сегодня готов и, естественно, снижается активность людей, которые ранее были готовы к совершению каких-либо политических действий.

– Мы знаем, что был введен некий режим чрезвычайной работы. Можно немного подробнее об этом, в чем он выражается?

– Предвосхищая ситуацию с запретом Меджлиса, в феврале 2016 года большинством членов было принято решение о введении некоего чрезвычайного режима. Суть его заключалась в том, что, учитывая многочисленные попытки переформатирования Меджлиса, смены его политического курса, изменения состава делегатов Курултая, проведения сессий Курултая, мы заявили о том, что деятельность местных и региональных меджлисов, Курултая и центрального Меджлиса будет продолжаться, несмотря на формальное истечение срока полномочий. Связано это с тем, что в Крыму сегодня проведение свободных демократических, без какого либо вмешательства, выборов в национальные органы просто невозможно.

Понимая, что запрет не позволит нам осуществлять подобные действия, мы приняли решение, что полномочия всех органов будут продлеваться вплоть до некоего особого решения Меджлиса. Нужно понимать, что любые выборы в любой орган национального самоуправления крымских татар утверждаются Меджлисом и Центральной избирательной комиссией. А так как он формально запрещен, то и проводить это нельзя.

Позднее, уже в день запрета Меджлиса, 26 апреля 2016 года, председатель Меджлиса, находясь в Киеве, издал собственное распоряжение, которым сформировал некое совещание при председателе для выполнения повседневных функций и которое взяло на себя ряд полномочий Меджлиса.

Опять же, география нас разделила, и поэтому полноценно осуществлять деятельность не представлялось возможным. Мы какое-то время пытались использовать скайп-связь и другие возможности для проведения совещаний. Но, я не помню точно число (22 сентября 2016 года – КР), когда члены Меджлиса собирались в доме у Ильми Умерова, но в результате в отношении них были возбуждены административные дела, и все они были оштрафованы. Это было еще до окончательного запрета, но на тот момент уже было постановление прокуратуры и Министерства юстиции России о внесении Меджлиса в разряд организаций, которые могут быть запрещены судом. На нас уже налагались ограничения в деятельности. Вот под них мы тогда и попали.

– В формировании Меджлиса принимал участие весь крымскотатарский народ, поэтому запрет Меджлиса на разных площадках сравнивали с «запретом» целого народа. Как этот запрет отразился в целом на жизни крымских татар, есть ли тенденции к уменьшению активности или к появлению новых ее форм?

– Конечно, нужно вспомнить, что Меджлис крымскотатарского народа – это не какая-то общественная организация, как это пыталась доказывать сторона обвинения в суде по запрету. Мы как раз доказывали, что это представительный орган целого народа, сформированный в результате выборов, и поэтому запрет его – это запрет свободной политической деятельности всего народа, который делегировал ряд политических полномочий Курултаю, а Курултай –тридцати трем членам Меджлиса.

Естественно, запрет Меджлиса сыграл серьезную роль, потому что он выступал неким политическим авангардом, принимал решения, формулировал ориентиры в этой непростой ситуации, особенно в 2014 году, и сегодня также.

Этот удар по Меджлису, на мой взгляд, имел целью затушить политическую активность целого народа и всех, кто ориентировался на активность Меджлиса, даже не будучи крымским татарином, а таких людей в Крыму было и остается достаточно. Это привело к тому, что многие сегодня в Крыму, в том числе члены разного уровня органов национального самоуправления, напуганы возможными преследованиями. Они предпочитают пассивные формы осуществления сопротивления или борьбы. Большинство людей сосредотачивается на такой форме, как просто непринятие – внутреннее непринятие российской власти. Формально они получают паспорта, оформляют какие-то документы, потому что без всего этого в Крыму жить полноценно очень сложно, хотя, конечно, можно было экспериментировать, и есть такие люди среди моих друзей. Но что касается гражданской активности, то, конечно же, она снизилась, и сегодня и я, и многие другие активисты работаем над ее восстановлением. Хотя нужно понимать, что большинство крымских татар не принимает те изменения, которые насильственно были осуществлены в Крыму в 2014 году. Последние выборы, которые незаконно проводились в Крыму, как и предыдущие, это доказали. Мы знаем, что крымские власти признали, что крымские татары фактически эти выборы проигнорировали, хотя явку все равно завысили. Но я уверен, что на данный момент этого мало. Нужно совершать более активные действия. Вот буквально на днях два молодых человека показали один из примеров того, что сегодня можно делать, в частности, отстаивая сохранность Ханского дворца.

– Вы вспомнили про административные дела, которые были заведены на членов Меджлиса за встречу в доме Ильми Умерова. Было ли продолжение этих преследований?

– Вы знаете, что были возбуждены уголовные дела против Ахтема Чийгоза, он отсидел достаточно длительное время, против Ильми Умерова – мы все отслеживали судебные перипетии. Мы знаем, что выдворены из Крыма и заведены уголовные дела на Мустафу Джемилева, Рефата Чубарова. Было заведено огромное количество административных дел на членов Меджлиса, которых привлекают под разными предлогами. Проводились обыски –у Эскендера Бариева, у меня, у многих членов региональных меджлисов и так далее.

На данный момент мы заметили определенную пассивность в отношении активистов, связанных с органами национального самоуправления. Я лично и, наверное, мои коллеги связываем это с промежуточным решением Международного суда ООН, которое Россия не выполняет на данный момент. Видимо, не выполняя его, а именно – не снимая запрет с Меджлиса крымскотатарского народа, в то же время они не хотят будоражить ситуацию и снизили градус преследований, сосредоточившись на обывателях, на простых гражданских активистах, которых регулярно по несколько человек в месяц перемалывают вот эти жернова российского «кривосудия».

– Вы сказали о решении Международного суда ООН, были ли еще подобные решения и заявления относительно Меджлиса, которые бы работали и действовали на Россию?

– Нужно начать с того, что на Россию сегодня мало что действует, кроме конкретных экономических, политических и военных шагов. Заявлений было много – как от отдельных политиков, так и от международных организаций. Были упоминания о Меджлисе, о несправедливости и незаконности его запрета, в декларациях и резолюциях международных организациях. Но решения Международного суда ООН – это наиболее конкретный документ. Хотя мы консультировались с юристами по поводу него, и, к сожалению, в российском законодательстве нет механизма, чтобы нам, гражданским активистам, призвать и заставить Россию выполнять это решение. То есть, оно полностью зависит от воли самого государства – выполнять или нет. Естественно, зависит в первую очередь от позиции международного сообщества: насколько оно будет настаивать на выполнении этого и других решений как некоего условия для России в обмен на что-то, чего она хочет, настолько Россия сделает шаг и изменит ситуацию, в частности, с запретом Меджлиса, не говоря уже о других вещах, связанных с ограничениями и нарушениями прав человека в Крыму.