Ко Всемирному дню вышиванки, который призван показать, что это не только атрибут праздника, но и повседневный элемент жизни украинцев, Радіо Свобода пообщалось с теми, для кого вышитая сорочка стала настоящей семейной реликвией.
Анна Сеник, этно-фотограф
Сорочка: с. Мироновка, Винницкая область, 1930-е годы
Семья моего дедушки жила в селе Мироновка в Винницкой области и имела 11 детей. Впрочем, после Голодомора и войны до взрослого возраста из них дожило только семеро. Сорочка на мне когда-то принадлежала одной из его сестер, которую, как и меня, звали Анной. С дедушкой у них был 21 год разницы. Вышила ей ее где-то перед Второй мировой двоюродная сестра Меланка. Но об этом всем я узнала случайно, уже когда получила эту вышиванку.
А произошло это так. Несколько лет назад целенаправленно решила разыскать у родственников вещи, оставшиеся после бабушки. Они для меня были очень интересны и ценны из-за того, что, когда я была маленькой, она всегда очень хорошо относилась ко мне. Для меня это была важная семейная реликвия и я понимала, что если вовремя не заберу, ее наследство могут переделать на какое-то тряпье.
Невестка бабушки Людмила нашла и отдала мне ее сорочку, рушник, а также большой платок. И когда я все это несла домой, случайно встретила именно ту двоюродную сестру Меланку. С ней я решила поделиться своей радостью и показала. Кстати, на что она мне ответила: «Ой, да это же я вышивала». Вот такая приятная для меня цикличность: сорочка, которую вышивали для одной Анны, через много лет нашла другую.
Вообще бабушка была очень своенравной. Во Вторую мировую ее вывозили на принудительные работы в Германию, но она не только сама смогла вернуться домой, но и нашла своего отца и тоже привезла обратно в Украину. Это была очень сильная, волевая женщина, которая всю жизнь тяжело работала, сама воспитывала сына.
Ее сорочка очень дорога для меня, пусть даже она и не самая пышная в моей коллекции народной одежды, но ее носил такой родной для меня человек.
И вообще вышивка ‒ это всегда особенно, неповторимо, очень хорошо и очень по-настоящему.
Елена Захарченко, писательница
Сорочка: начало ХХ века, Сумская область
Сорочка на мне принадлежит моей бабушке по маминой линии Степаниде. Она происходила с территории, когда-то принадлежавшей Полтавской губернии, а сейчас это Сумская область. В годы войны бабушка была вывезена на принудительные работы в Германию, куда взяла с собой несколько таких вышиванок. К сожалению, ценные и более яркие она там продала или обменяла, когда надо было возвращаться. Но эту сохранила и привезла с собой назад.
Полотно для этой вышивки ткала ее бабушка (моя прапрабабушка), а вышивала мама (моя прабабушка). Впоследствии сорочка попала к моей маме, а потом через много десятилетий и ко мне. Так как у нас в семье все женщины примерно одного телосложения, она идеально подошла мне и по длине, и в рукавах. Впечатление, будто ее шили именно для меня. Потому что часто, когда ты покупаешь вышитую сорочку, очень трудно угадать с этим. Однако из-за того, что она длинная и узкая, в ней на самом деле очень трудно ходить, и если я надеваю ее на улицу, приходится делать маленькие шаги. Поэтому я ношу ее часто дома. Например, надеваю ее, когда болею или если какое-то большое семейное торжество.
В нашей семье была еще одна такая же вышивка, но, к сожалению, моя тетя отбелила ее, обрезала и она испортилась. А я рада, что свою не перешивала, потому что если бы сделала это, то она потеряла бы свою уникальность (таких аутентичных, старинных сорочек и так становится меньше ежегодно).
Сама я тоже когда-то вышивала и сделала сорочки своему мужу, сыновьям и сестре. Многие дарила. Для них я сама разрабатывала узоры, основываясь на мотивах классической вышивки.
Татьяна Гордийчук
Сорочки: конец 1930-х годов, с. Четвертня, Волынская область
В моей семье хранятся две ценные для нас сорочки. В этих вышиванках 23 ноября 1941 года в селе Четвертня Волынской области обвенчались мой двоюродный дедушка Григор Павлюк и его жена Степанида.
Их судьба, к сожалению, сложилась трагически. Вскоре после того, как у них родилась дочь Нина, Григор трагически погиб. Его, члена УПА, нашел в одном из укрытий агент НКВД, после чего привязал к лошади и тащил пять километров до села Лукова, а потом выбросил тело в лесу.
Его дочь очень страдала от того, что не знала отца. К тому же ей с матерью пришлось пережить нелегкие времена: они вынуждены были скрываться в чужих домах, в школе над ней издевались, а директор даже запретил ей и еще двум детям, чьи родители тоже были в УПА, питаться в школьной столовой. Кроме того, в селе был парень, очень долго дразнивший ее, имитируя каждый раз то, как казнили ее отца. Нина всегда плачет, когда вспоминает те времена.
Сами вышиванки очень интересны своими узорами. Женская мне напоминает мотивы, которые были изображены на рушниках и подушках моей бабушки. А мужская вообще необычна: мало того, что длинная, еще и цветами украшена! Мой муж, когда увидел ее, сказал, что если бы не знал, кому она принадлежала, никогда бы не подумал, что она мужская.
К сожалению, сейчас эти вышиванки никто не носит, ведь из-за влияния времени ткань на них стала хрупкой и в некоторых местах даже «сыплется». Впрочем, они являются очень ценными для семьи, ведь напоминают о том, как предки боролись за Украину.
Нина Даценко-Сало, журналистка
Сорочки: с. Большая Снетинка (Киевская область) и пгт Беляки (Полтавская область)
В моей семье есть несколько сорочек, которые очень дороги для меня. Одна из них ‒ вышиванка моей бабушки по материнской линии Веры. Кто ее вышивал, мы не знаем. Ориентировочно она появилась в конце XIX-начале ХХ века.
Вера родилась в довольно зажиточной семье. Впрочем, когда ее родители строили дом, ее мать (моя прабабушка) Марья располовинила вышиванку дочери и продала нижнюю часть, чтобы выручить деньги на строительство дома. По тогдашним меркам он был немаленький: состоял из двух частей, в одной был сарай с отдельным входом, в основной ‒ жилые комнаты и кладовая. Мне с позиций сегодняшнего времени кажется нонсенсом то, что можно было продать сорочку, а не, например, бусы, точно стоившие дороже.
Впрочем, это не единственная интересная история, связанная с моей бабушкой Верой. Другая состоялась во время ее помолвки. Случилось так, что ее сосватали, но она в то время встретила моего дедушку (а тогда еще своего будущего мужа) Николая Турчина. Он был беден, однако красиво ухаживал, принес котенка, и она разорвала с большим скандалом свою помолвку и вышла впоследствии за него замуж.
Сорочка дедушки тоже по сей день хранится у меня. Ее вышила его сестра Дарья.
Так случилось, что ему пришлось пройти немецкий концентрационный лагерь Дахау. Он работал железнодорожником, а когда началась Вторая мировая, был связан с партизанами. В какой-то момент его арестовали и отправили туда. Мою бабушку успели предупредить о том, что дедушку забирают, поэтому она смогла его увидеть перед долгой разлукой, а он крикнул ей: «Надейся на одного Спаса». И самое интересное, что потом он на Спаса и вернулся домой.
Пребывание в лагере наложило на него очень сильный отпечаток: он кричал по ночам и даже пытался повеситься. По рассказам, до этих событий он не был таким, а был спокойным, а еще очень хорошо пел (голос был настолько силен, что гасли свечи).
Также ценной для нас является сорочка, вышитая для моего мужа его бабушкой Федорой в семидесятые годы прошлого века на Полтавщине.
А еще у меня есть бабушкин платок. Я часто в него заматываюсь, когда болею. Пусть это звучит странно, но в такие моменты мне от этого становится намного легче.
И вообще я очень люблю старинные вещи, связанные с моей семьей.
Мария Козак о сорочке мамы Анны Марциновской
Сорочка: г. Червоноград, Львовская область
Сорочку, которая на моей маме, Анне Марциновской, она вышивала сама накануне своей свадьбы. Это был 1946 год: закончилась война, папа вернулся из Германии, куда его, как и большинство молодых украинцев, забрали на работы.
Почему свадебная рубашка была черной? Украинцам на Западе не совсем нравилась советская власть и они продолжали борьбу за независимость. В львовском селе Щуровичи, где жили мои родные, очень много молодых ребят ушло в подполье, в частности, и мамин брат, которому тогда было 16 лет. Но кто-то выдал и парней жестоко убили: расстреляли и бросили в колодец. Во время той борьбы вообще много мужчин погибло, поэтому девушки в знак почета и уважения к ним вышивали на черном. Именно поэтому и свадебная рубашка мамы была темного цвета.
На вышиванке мамы ‒ желто-синие кисти. Тогда как национальные цвета, так и вышиванки были под запретом. Мама рассказывала, что когда училась в польской школе и пришла в желтом свитере и голубой юбке, то учитель выгнал ее из класса только из-за этих цветов. Но она продолжала и вышивать, и носить национальную одежду.
Сейчас маме 89 лет, когда она вышивала рубашку, ей было 17. То есть вышиванке уже более 70 лет. С папой они хорошо прожили, родили меня и мою старшую сестру. Сейчас эта вышиванка для нашей семьи является оберегом. Маме она дорога как память о тех временах, когда печаль и радость в ее жизни очень тесно переплелись.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: