Евросоюз и Украина: как бороться с российской пропагандой?

В Киеве состоялся саммит о дезинформации MisinfoCon. Журналистка Радіо Свобода пообщалась с экспертом стратегической программы в ЕС Kremlin Watch Monitor Вероникой Веховой (Veronika Víchová) и поинтересовалась, насколько активно страны-члены ЕС противодействуют российской пропаганде и как, по ее мнению, борется с дезинформацией Украина.

Программа Kremlin Watch Monitor направлена на выявление и противодействие инструментам российского влияния и дезинформации и является программой неправительственной организации ‒ аналитического центра European Values. Эксперты European Values также анализируют другие угрозы: политическую коррупцию, поддержку экстремистских движений и так далее, а также предоставляют политикам рекомендации и систематически оценивают их эффективность.

‒ Во время вашей презентации вы говорили, что Kremlin Watch Monitor определенным образом классифицировала страны-члены ЕС по их реакции на кремлевскую пропаганду и на кибератаки или, например, на вмешательство в выборы. Какова разница в отношении к такой угрозе?

‒ Мы разделили эти страны на несколько групп. Есть такие группы, как Кипр, Греция, или страны, как Венгрия и Италия, которые непосредственно сотрудничают с такой работой Кремля или отрицают эту проблему как таковую. Это может быть по разным причинам: то ли для взаимной легитимации этих правительств и режимов, то ли по экономическим причинам. Это также зависит от близкого либо не близкого географического расположения. Потому что, например, если страна далеко в Западной Европе, она не имеет непосредственного опыта с Кремлем, и тогда там не испытывают необходимости говорить об этом. Есть страны, которые сомневаются. Есть те, кто осознают, что это проблема, но считают это проблемой Восточной Европы. Существуют страны с «исторической нейтральностью», как Ирландия, просто избегающие любых спорных шагов, необходимых непосредственно против любого другого государства. Отдельно мы выделяем ряд «проснувшихся» стран: тех, кто уже попал под ряд серьезных атак. Это, например, Германия после кибератак на ее учреждения, это нападения на кампанию Макрона во Франции. Это Нидерланды и кампания дезинформации вокруг MH17 или соглашения об ассоциации с Украиной. Эти страны начинают что-то делать; у них еще нет комплексной стратегии, но они создают некоторые учреждения, пересматривают свои инструменты. Они действительно часто считают это проблемой для собственной внутренней безопасности. Это страны, с которыми мы работаем больше, потому что там наибольший потенциал. Еще существует группа стран, которые мы, как правило, представляем как страны с наиболее успешной практикой, ‒ это Латвия, Литва, Эстония, Швеция и Великобритания. Это страны, имеющие исторический опыт с Россией и ее усилиями по «операциям влияния». Они внесли эти вопросы в свое образование и жизнедеятельность. Долгое время они предупреждали другие страны об этом, как правило, безуспешно. Но много лет они готовились к этому. Они противодействуют этой проблеме, и они готовят не только свое население, но и свои учреждения, чтобы они могли защищать себя от этих угроз и нападений.

‒ Но в этой последней названной вами группе стран не прозвучала Украина. Насколько эффективно, по вашему мнению, Украина борется с кремлевской/пророссийской дезинформацией?

‒ Я думаю, что в Украине, очевидно, очень высокое политическое сознание и есть качественные знания по этим угрозам. Очевидно потому, что у вас прямой конфликт с Россией, и вы имеете наибольший опыт относительно того, какое влияние имеют дезинформационные кампании. То есть нет никакой проблемы с повышением осведомленности. В Украине также существует очень активное гражданское общество, которое способствовало даже европейским и западноевропейским усилиям в борьбе с этой угрозой. Где я вижу проблему в Украине, так это в имеющихся правительственных учреждениях и употребляемых контрмерах. Есть хорошие примеры, например, стратегическая коммуникация с общественностью украинской армии, я думаю, они сделали замечательную работу.

Но, с другой стороны, Министерство информационной политики в Украине было создано очень быстро, без конкретно поставленных целей. И оно подверглось критике со стороны многих экспертов из-за того, что не было успешным в достижении нечетко сформированных целей, которые оно ставит перед собой. И мы считаем, что, прежде чем страна создает такой институт, нужно провести действительно широкомасштабную подготовку, полностью пересмотреть юридические инструменты и уязвимости. Надо очень хорошо подготовиться к такому запуску, а этого не произошло в Украине. Это может быть причиной тех проблем, которые сейчас имеет это министерство.

‒ В Украине запрещена ретрансляция ряда российских телеканалов, а также введены санкции, предусматривающие блокирование доступа к российской социальной сети «ВКонтакте». Как вы считаете, это работает и помогает борьбе с пропагандой или это является ограничением свободы слова?

‒ Я немного скептически отношусь к запретам соцсетей и суровым законодательным инструментам. Однако из того, что я поняла, решение о запрете социальных сетей из России было мотивировано в основном операциями России в этих социальных медиа, потому что они собирали информацию, которую они не должны были иметь, и я могу это понять. Я думаю, что украинское правительство просто объяснило это решение очень плохо, плохо разъяснило, в чем именно смысл этого решения. И именно поэтому это так критично воспринимают западные эксперты и даже общественность в Восточной Европе. Потому что им действительно непонятно, почему запрещают эти каналы.

‒ Во время саммита о дезинформации MisinfoCon в Киеве эксперты много говорили о важности образования и повышения уровня медиаграмотности. По вашему мнению, может ли это помочь в борьбе с пропагандой, или результатов придется ждать очень долго ‒ около 15-20 лет?

‒ Конечно, повышение уровня медиаграмотности и осведомленности везде является очень желанным шагом. Но мы должны понять, что если даже сейчас все правительства Европы запустят действительно дорогие расширенные проекты медиаграмотности в школах, то результаты этого мы увидим только через много-много лет. И политики даже не заинтересованы в этом именно по той причине, что сейчас это не добавит им избирателей. Я думаю, что это важный шаг, который нужно сделать и принять. Но это также наименее противоречивый шаг, именно поэтому люди так часто говорят об этом. И мы также не можем ожидать, что если мы будем иметь высокий уровень медиаграмотности, то дезинформация исчезнет. Дезинформация также связана с другими инструментами, и даже скандинавские страны, где уровень медиаграмотности высокий, все еще находятся под атакой. Итак, мы должны больше говорить о других стратегиях, а не только о медиаграмотности, которая важна, но не может полностью решить проблему.